Из цикла «В отцы годится» №8: Дебют

  1. Из цикла «В отцы годится» №1: Невозможно выдержать
  2. Из цикла «В отцы годится» №2: Рапорт
  3. Из цикла «В отцы годится» №3: Рапунцель и физика
  4. Из цикла «В отцы годится» №4: Лифт любви
  5. Из цикла «В отцы годится» №5: На круги своя
  6. Из цикла «В отцы годится» №6: Голопопая история
  7. Из цикла «В отцы годится» №7: Сашка и Флейтист
  8. Из цикла «В отцы годится» №8: Дебют
  9. Из цикла «В отцы годится» № 9: Татьяна, милая Татьяна
  10. Из цикла «В отцы годится» №10: Вместо нее
  11. Из цикла «В отцы годится» №11: Show Must Go On

Страница: 2 из 4

..)

Решившись, она пошла вперед. Там, как ей помнилось, был проход в вестибюль, к вахте. Она попросит ключ от артистической, оденется и вернется гостиницу. Или погуляет по ночному Элит-сюр-Весту, если не вспомнит дороги.

Юля не ошиблась: коридор быстро вывел ее к вестибюлю. И как это она могла вчера так блуждать?..

На вахте горел тусклый свет. Вахтерша, французская тетя Дуся, дремала в кресле.

— Sorry, — робко сказала Юля. Ее голос прогремел в тишине, как из усилителя.

Тетя Дуся всхрапнула, не просыпаясь.

— Sorry! — крикнула Юля. — Excuseme!

Это прозвучало так оглушительно, что Юля сама испугалась. Но тетя Дуся храпела, как Илья Муромец.

Решившись, Юля подошла к ней и потрясла за плечо.

— Оу, — мукнула тетя Дуся, приоткрыв глаза.

В следующее мгновение они расширились, как Вселенная в Большом Взрыве.

— Ыааааа! — орала тетя Дуся. Потом закатила глаза и сползла со стула.

С минуту Юля стояла, как памятник самой себе. Потом на ватных ногах подошла к тете Дусе и потрогала ее.

Пульс был. Тетя Дуся дышала. Она была в обмороке.

В стеллаже висели ключи. Какой из них подходил к артистической, понять было невозможно.

Тетя Дуся застонала, пошевелилась, и Юля инстинктивно метнулась к выходу. «Увидит — снова брякнется», думала она, дергая дверь. Заперто.

Боковым зрением она видела силуэт тети Дуси, тяжело встающей на ноги. «Замок... повернуть... « — думала Юля, лихорадочно дергая все, что торчало из двери.

Наконец одна из ручек повернулась — раз, другой, третий... Дверь раскрылась.

Юля опрометью вылетела из театра и бежала еще минуту или две, завернув за угол, пока не поняла две вещи:

1) «Я босая и могу наколоть ноги».

2) «Я совершенно голая посреди чужого города».

Она застыла. Потом медленно развернулась обратно.

«Все будет хорошо», говорила она себе. «Вахтерша не испугается. Мы договоримся...»

Подойдя к театру, Юля убедилась, что дверь закрыта.

Впрочем, она это и так знала.

Хотела подергать, постучать, но вдруг ее накрыла зябкая волна, льдом подступившая к горлу. Мурашки впились в Юлино тело сквозь слой краски, и нервы заискрили от них, как провода перед грозой.

Голая. Голая. Голая. Голая. Голая...

Совсем голая. Писькой наружу.

Одна в чужом городе.

Без возможности одеться, спрятаться, прикрыться... Да еще и размалеванная, как зомби.

«Ничего. Подожду, пока не откроют» — думала она, прекрасно понимая, что ей не хватит выдержки торчать здесь всю ночь.

Ночной город звал, манил ее, втягивал в себя...

Пошатываясь от головокружения, Юля медленно пошла по улице.

***

Прохожих почти не было. Тех, которые были, Юля видела заранее и обходила. А если обойти было нельзя — шла назад.

Все ее чувства обострились до предела. Малейший шорох, огонек или запах Юля воспринимала кожей, ноющей от краски. Соски ее набухли и торчали вперед, как локаторы, и Юля чувствовала их тяжесть, будто к каждому привинтили по свинцовой гире. Она стала ночным пугливым зверем, которому нельзя, ни в коем случае нельзя было встречаться с двуногими...

— Ээээыы!!!

Юля обернулась, холодея. За ней на асфальте сидел мужик и смотрел на нее с таким ужасом во взгляде, что Юля сама перепугалась и рванула от него, пробежав пару улиц. По пути ее сопровождали такие же вопли, от которых горела голая задница, и хотелось бежать еще быстрее...

Остановившись, Юля поняла, что не знает, как вернуться к театру.

Нервы ее были переполнены мятным холодом настолько, что лишняя порция просто не влезла в них, и Юля засмеялась. Это получилось у нее громко и истерично, и она прикрыла рот.

— Интересно, сколько пьяных рыл зареклись сегодня пить? — то ли подумала, то ли сказала она. И пошла вперед — плавно, спокойно, красуясь перед воображаемыми зрителями и поскуливая от собственного бесстыдства.

Зрители, впрочем, скоро появились. То там, то здесь кучковались компашки ночных тусовщиков, слишком культурные, чтобы их назвать гопниками, но и на графов с маркизами явно не похожие. Завидев их, Юля не сворачивала, а шла прямо на них, лопаясь от мятной щекотки во всем теле. Те до последнего не видели ее, будто она стала ночной тенью, а увидев — пугались, терли глаза, смеялись, кричали ей что-то по-французски и махали ей руками, как кораблю. Не отвечать было некрасиво, и Юля улыбалась им, натянув крашенные щеки, и даже махала в ответ, не чувствуя рук, будто и в самом деле превратилась в призрак.

После первой такой встречи в ней кипел настоящий шквал, будто она с головой окунулась в мятную настойку и нахлебалась до ушей.

На второй-третьей встрече этот шквал устаканился и Юля почувствовала, как ее тело само, против воли красуется перед обалдевшими тусовщиками. Грудь сама выпятилась, бедра пошли восьмерками, ноги поймали ритм безумного дефиле... Бесстыдство обожгло ей нервы; если бы кто-то из этих людей схватил ее и завалил на асфальт — Юля, наверно, не сопротивлялась бы, потому что это уже была не совсем она...

Это было самое мощное переживание в ее жизни, и Юля танцевала на ходу. В театре ее тоже видели голой тысячи людей, и ей было не по себе, но это не шло ни в какое сравнение с эйфорией бесстыдства, в которую ее вогнали взгляды ночных прохожих. Ей хотелось броситься на мостовую и корячиться там, тереться о камни и выгибаться, как кошка, в пыли, отклячивая задницу. Навстречу ей вышел улыбающийся парень; Юля подбежала к нему, взяла за руки, закружила, боднула макушкой — и удрала в темноту. Ее тело, воздух, город и вся Вселенная — все сжалось в напряжении, все было пропитано электричеством и дрожало, как ее голые бедра...

Над головой шарахнуло. Юля подпрыгнула, хотя это был всего лишь гром, и побежала в темень парка, не чуя ног. Гремело снова и снова; на нее упали первые тяжелые капли, прожигая сквозь краску, — и воздух вдруг превратился в стену ледяной воды.

Юля завизжала. Улицы отозвались такими же воплями — визжали девчонки-тусовщицы, но им было где спрятаться, а вокруг Юли были только редкие деревья. Ливень нарастал; оглушенная Юля хохотала в эпицентре стихии, каталась по траве и вопила, перекрывая гром.

Потом ливень немного стих, и она подбежала к фонарю. Краска наполовину смылась, и Юлино лицо наверняка было лицом настоящего зомби. Рядом шумела речка; секунда — и Юля лезла туда на четвереньках, как настоящий зверь, и орала в ледяной воде, прожигавшей до костей, смывая остатки краски. Потом сунула туда голову, выдернула с плеском, хватанула воздуха и сунула снова, вымывая краску из волос... Ей уже не было холодно, но она все равно визжала, плюхаясь в камнях, потом вдруг влезла в грязь, вымазалась в ней по уши и снова окунулась в воду... Вокруг нее были только дождь и темнота, и в эпицентре была она, голая и дикая, обожженная стихией. Будущего не было: что дальше делать, она не знала, и это было, как маленькая смерть — Юля Метелкина умерла в дожде, оставив вместо себя голую зверюгу...

Потом она шла, мокрая, по парку. Дождь перестал. Небо светлело, и дома вокруг Юли перестали быть черными контурами — подступало утро.

Парк незаметно перешел в улицы. Зажигались окна, сонные люди таращились на Юлю, но ей не было стыдно. Она не смогла бы рассказать, как ей было. Она была уже не в краске, не театральным монстриком, а просто была голая, и все. Вот так получилось. И с этим ничего нельзя было поделать. И Юля ничего не делала, а просто брела, шлепая по лужам. Ей совсем не было все равно. Просто она приняла, что она голая, и все ее видят. Этот факт теперь был в ней, и она шла с ним внутри, встречая чужие взгляды. Ее бесстыдство было острым, как боль, и она растравляла его, глядя на себя в витринах.

Ей сигналили, улыбались, что-то говорили, и она улыбалась в ответ. Было уже совсем светло, и на улицы вышел, как казалось, весь город.

— Что ж, — сказала сама себе Юля. — Сама ты никогда не решилась бы на ...  Читать дальше →

Последние рассказы автора

наверх