Из цикла «В отцы годится» №4: Лифт любви

Лифт закрылся, и воцарилась тьма.

— Ё, — вырвалось у Гладкова (хотя вообще он был сдержанным человеком).

Как видно, гопники выбили в лифте последнюю лампочку. Такая темень нервировала, хоть и ехать было не ахти сколько.

Гладков достал мобилку. Та полыхнула прощальным огоньком и потухла: он забыл зарядить ее.

— Ё-моё! — сказал он с чувством. — Едрить тебя, сукин сын!

Лифт, видно, принял это проклятие на свой счет и застыл.

— Эээй, — позвал Гладков.

Тишина.

— Ээээээй! — заорал он, стукнув несколько раз в двери.

— Застряли? — спросил голос из тьмы.

Он был робким и женским, этот голос.

— Тут кто-то есть? — спросил Гладков, помолчав.

— Вообще-то да.

Гладков попытался осмыслить это.

— Я не увидел вас. Было темно, — сказал он. — Стало быть, вы тоже застряли?

— Нет, я просто прошла тут сквозь стену, чтобы вам не было скучно...

— Мда. Хи-хи, — фальшиво хихикнул Гладков. — А... у вас есть мобилка?

— Есть. Но она не заряжена.

— Что-о? Ахахаха! — расхохотался он, на сей раз от души.

— Это так смешно?

— Ну... просто забавно: в темноте, в заточении, без связи с миром...

— Вы не писатель, часом?

— Эээ... а что?

— Красиво так выражаетесь. Сильно. Там должна быть кнопка.

— Где? Какая?

— Там, где все кнопки. Кнопка вызова.

Минуту или две Гладков сосредоточенно тыкал во все кнопки, которые мог нащупать.

— Нет тока, — наконец сообразил он. — Все кнопки потухли. Ай!..

— Извините. Да, я тут, вот прямо рядом с вами, осторожно... Не ушибла вас?

— Нет... но, знаете... В темноте вдруг кто-то тебя трогает...

— Не кто-то, а я. Да, вы правы — потухли... Меня зовут Кристина.

— А меня Владислав. Можно «Влад».

— Очень приятно. А меня можно «Кристи».

— Вы тут?

— В смысле?..

— Ну... рядом со мной?

— Почти, — голос раздался вдвое ближе. — Но я вас не буду трогать, не бойтесь.

— А вы какая, Кристи?

— То есть — «какая»?

— Ну... Так интересно, интригующе — один на один с девушкой, в полной темноте... Вы блондинка?

— Оооо...

— Что?

— А попробуйте угадать? Какая я?

— Нууу... — Гладков замялся. — Что, вот так вот... по голосу?

— Ага.

— Ну... не знаю... По-моему, вы блондинка. У вас голос мягкий такой. Угадал?

— Не знаю. Тут темно.

— Ха-ха-ха... А глаза у вас голубые?

— Угадайте.

— Наверно, голубые... или серые. Или зеленые. И еще мне кажется, что вы кудрявая.

— Потому что говорю кудряво?

— Не знаю. Просто кажется так. Угадал?

— Нуууу...

— А можно потрогать? Проверить?

— Кого? Меня?

— Ваши волосы. Хоть что-то достоверное...

— Ну... эээ...

Холодея, Гладков протянул руки по направлению к голосу. Руки уперлись в мягкое и живое.

— Ааай!

— Извините... Я, кажется, промахнулся...

— Вообще-то у меня волосы не там растут. В основном выше.

— Извините, — бормотал Гладков.

Ощущение мягкого и живого обожгло нервы. Жутко, до тика хотелось повторить. «У нее что, голая грудь?» — подумалось вдруг, и стало еще жутче.

— Извинила. Вторая попытка будет?

— А можно?

— Если осторожно.

Гладков снова протянул руки, на этот раз выше, на уровне своей головы — и они окунулись в пушистую копну.

— — Йесс! Я угадал! Вы такая кудрявая!..

Руки его щупали пух, щекочущий ладони, и оттуда в тело текли мурашки, такие же щекотные, будто Гладков целиком залез в шевелюру Кристи.

— Вы хотите меня причесать, я вижу. Вы парикмахер?

— Нет, я писатель... Я никогда не видел таких кудрей!

— Вы их и сейчас не видите.

— Да... Но мне кажется, я чувствую, какие они золотые. Они греют мне руки...

Гладков и впрямь чувствовал это. Его руки путешествовали по шевелюре Кристи и откровенно гладили ее, как это можно было делать только с очень близким человеком. Кристи притихла.

— Вам нравится?..

— Если я скажу «да», вы захотите чего-то еще — сказала она. — Если я скажу «нет», вы просто прекратите. Поэтом я просто промолчу...

— А вам не хочется, чтобы я прекращал?

— Не... хочется... — хрипло проговорила Кристи.

Гладков ласкал ее голову сквозь кудри, млея от токов незнакомого тела, и в ответ слышал волнительное сопение. Можно было бы сказать «у него потемнело в голове», если бы и так не было темно.

— Значит, вы сказали «да»...

— Ммммм...

— И вы сами сказали, что если «да» — значит... значит, можно что-то еще.

— Я такого не говорила!..

— А что «еще»? Что ты имела в виду? — вкрадчиво шептал Гладков (или, точнее, кто-то в нем), переходя с кудрей на шею.

— Ооооу! Вы решили защекотать меня? — жалобно спросила Кристина, не заметив его «ты». Судя по ее голосу, прикосновения Гладкова имели оглушительный успех.

«Какая же ты чувственная», думал он, сходя с ума.

— Ты имела в виду... может, лицо? Можно потрогать твое лицо?

— Вы мне весь макияж сотрете...

— Я аккуратненько... снизу... — бормотал Гладков, щекоча ей под подбородком и легонько задирая его вверх. Этот испытанный прием подействовал, будто Гладков нажал на кнопку «возбуждение»: Кристина закряхтела, шевельнулась, и он услышал шорох одежды.

«Выгибается» — думал он.

— Ого! У тебя такие пухлые губки! Ну просто... просто ого, какие!

Его палец путешествовал по ее губам, чуть прижимая, чтобы не дать ей говорить. Подушечка скользила по влажному — Кристи чуть приоткрыла губы и слегка ловила ими палец. Под ним было все мокрее и мокрее, и что-то совсем влажное и мягкое обожгло его и исчезло... неужели язык?

В какой-то момент напряжение стало невыносимым. Гладков набрал дыхание, еще не зная, что он скажет... но Кристи опередила его:

— А теперь, — сказала она, куснув губами его палец, — а теперь я вас потрогаю. Думаете, только вам можно? Где вы тут?

— Вот я, — отозвался Гладков, закрывая глаза.

Горячие, как маленькие печки, руки ткнулись ему в шею, нащупали подбородок, губы...

— Ой, какой колючий! У меня пальцы в дырках будут! Уходим отсюда, — смеялась Кристи, но пальцы ее щупали Гладкова нежно, горячо, и тот млел от их тока. — Тааак... Нос длинный, шнобель такой... Вы Урфин Джюс, да? А это что? Следы веков? Вам сколько лет? — пела она, нащупав морщины. Ее скользящие касания драли Гладкову нервы.

— Сорок... три... — хрипло сказал он.

— Ого! А лапали меня так, будто вам пятнадцать.

— А... тебе сколько?

— А мне... сорока еще нет. Угадайте! — она перестала его щупать.

— Уффф... Ну точно не пятнадцать, — сказал Гладков. — Судя по голосу... и губам...

— А сколько? Тридцать шесть?

— Слишком мало данных. Надо... — он прикоснулся, не дыша, туда, где должно было быть ее туловище, — надо собрать информацию...

И сжался, ожидая реакции. Но Кристина молча пыхтела, и он двинулся дальше.

Под его пальцами было голое, горячее, мягкое, и оно было уже довольно долго... «Грудь! Совсем голая?... « Но нет: край ткани, ложбинка...

— Ого! У тебя такое декольте...

— А что? Не нравится?

— И грудь... большая такая... Третий размер?

— Четвертый.

Он спустился ниже, на талию, гнущуюся под его руками, и вернулся выше.

— Это вы проверили — может, я толстая корова?

— Ну что ты...

— И как? Со мной можно иметь дело?

— Ты потрясающая, Кристи, — горячо шептал Гладков, исправляя нечаянную лажу. — Я почти вижу тебя. У писателей знаешь какое воображение! Ты нежная кудрявая блондинка с пухлыми губками, созданными для любви... У тебя молочно-белая кожа, голубые или серые глазки, большие такие... и краснеешь ты крепко. И вообще ты розовенькая... наша, славянская, русская порода!... Что такое?

Кристи хихикнула.

— А лет мне сколько? — спросила она.

— Ну....