Из цикла «В отцы годится» №7: Сашка и Флейтист

— Почему?

— Это на тебя стресс влияет, или ты в самом деле дурочка? Или прикидываешься?

Сашка отвернулась.

— Может, я и дурочка, — сказала она. — Но я не прикидываюсь. Я понимаю, о чем вы говорите, но... я не верю. До сих пор не могу поверить, что я такая. Понимаете, я... я никогда о себе не думала ТАК.

— А чего тут верить? В зеркало себя видела? — усмехнулся Флейтист. — Пойми: рано или поздно дети вырастают из памперсов. Одни твои, извиняюсь, буфера заткнут за пояс весь город, и еще место для пригорода останется. Многим этого уже вполне хватит... Так-то вот, Александра...

Флейтист замолчал.

Видно было, что он хотел сказать что-то еще, но колебался, стоит ли это говорить. Сашка тоже молчала, красная до корней волос.

— Вот... А то, что Груздь с Бурдачом... Не бери в голову. Ты хотела, как лучше. Девичья честь — невелика потеря. Без нее удобнее будет, когда... Ну, в общем, разболтался я, — Флейтист встал. — Поешь, поспи и встречай папу. Ну...

Сашка тоже встала.

Они стояли друг против друга — впервые так близко, почти нос к носу.

— Спасибо вам, — сказала она.

— На здоровье.

Сашка потянулась к нему — едва заметным движением не тела даже, а скорей взгляда или дыхания, — но Флейтист заметил и остановил ее, взяв за плечи:

— Александра! Не надо. Ты... ты думаешь, я не такой? Все мы такие. Я... знаешь, сколько творил то же самое, ну или почти?... Я точно такой же... Это ты — не такая. Ты не видишь себя со стороны.

Сашка вдруг поняла, что от него пахнет спиртным. Но это почему-то не вызвало у нее отвращения.

—... Я шел по улице, увидел тебя, и меня как ударило, понимаешь? Пожалуйста, останься такой, не испорти себя. Я знаю, чего ты сейчас хочешь, но... не надо. Ты не такая, тебе нельзя так. Я сейчас уйду, и ты больше никогда меня не увидишь. Никогда, слышишь ты, Александра?..

Он тряс ее за плечи. Потом вдруг перестал.

Сашка смотрела на него... и вдруг потянулась к нему и поцеловала, по-детски вытянув губы трубочкой.

Флейтист дернулся, как от тока. Потом судорожно обхватил ее...

... Дикий, бешеный поцелуй рос, как снежный ком: они кусались, будто хотели выжрать друг другу лица, и руки Флейтиста месили Сашкино тело под тряпками, натянутыми кое-как. Потом он стянул с ее бедер джинсы и трусы, перепачканные кровью, и сунул руку Сашке между ног.

Сашкины глаза расширились, как у куклы: Флейтист жадно целовал ее, одновременно надев снизу на свою руку, просунутую под всей промежностью, от лобка до ануса. Он двигал рукой, и оглушенная Сашка ездила по ней всем своим хлюпающим нутром, а он продолжал целовать ее, сокрушая языком все барьеры в обожженном рту.

Сашкин стон очень скоро перешел в вопль, и Флейтист целовал, целовал, целовал ее, пока она билась на его руке. В ее теле оставалось много, много неутоленного желания, и оно все никак не желало перегорать в ней...

... Она очнулась на полу.

Внизу все болело, как перед месячными. Флейтиста в доме не было.

***

Так началась новая Сашкина жизнь.

Она была чудовищной, эта жизнь. И она совершенно не походила на прежнюю.

Прежняя была «просто так»: Сашка жила, как живется, и радовалась тому, как это у нее выходит. Новая была Жизнью Имени Него. Только Он придавал ей ценность, только желание найти Его и встретиться с Ним поддерживало Сашку на плаву. Все прочее не имело смысла.

Она даже не знала, как его зовут. О «Флейтисте» встречались боязливые упоминания в сети, и ни одно из них не было следом. Открыто расспрашивать папу она не могла, ибо держала свое обещание, сколько было сил. Их, правда, становилось все меньше, и папа уже выпытывал у нее, почему она так интересуется Флейтистом.

— Ну, он же вытащил тебя из тюрьмы, — говорила Сашка. — Наверно, он не такой, как все они. Благородный.

— Ты где это слово вычитала? У Достоевского? — кривился папа. — Я тебе откровенно скажу: не знаю, почему он вздумал помогать мне, но... если он чем и отличается от других, эээ, авторитетов нашего города — то только тем, что у него больше бабок. И, соответственно, на личном счету больше подлостей, коими он их заработал.

— Ну почему подлостей? — не унималась Сашка. — Что, разве нельзя зарабатывать деньги честным путем? Ты вот тоже зарабатываешь — так что, и у тебя подлости?..

Но отец кривил губы и переводил тему.

Все его знакомцы (благо, кроме Груздя с Бурдачом, были и другие) в ответ на осторожные, как считала Настя, расспросы вдруг делались немыми и глупыми. Только у одного из них, Виталия Иннокентьевича Полудумова, после пьянки развязался язык, и он, интимно приобняв Сашку за плечи (ради дела она решила потерпеть), поведал ей, что Флейтист — самая гнидская гнида и самая сучья сука во всем городе.

Перед Сашкой, обалдевшей от перегара, развертывалась панорама подлостей и преступлений Флейтиста, главным из которых было то, что он еврей. Это придавало рассказу известную цену, но в Сашке все равно елозил скверный червячок.

При попытках узнать имя и адрес Флейтиста Полудумов трезвел и громоздко шутил. Все было насмарку.

Сашке было хреново, как никогда. В один и тот же день с ней произошли самое ужасное и самое прекрасное события в ее жизни, и она никому, никому не могла об этом рассказать. Она плюнула на учебу, на свой вид и вообще на все на свете. Она часами бродила по городу, вымокая под октябрьскими дождями, и хамила ухажерам, которые липли к ней везде, даже в набитых маршрутках. Она начала курить и, хоть ей жутко не нравилось, упорно приучала себя к куреву, злорадно думая о том, как портит себя.

Однажды, когда Сашка увидела большую дырищу на колготине и поймала себя на мысли — «а, и так сойдет» — она вдруг поняла:

ТАК БОЛЬШЕ НЕЛЬЗЯ

Выкинув начатую пачку, она устроила ревизию всем своим шмоткам, смешанным в винегрет. Депрессии пришел конец: нужно было не страдать, а действовать.

Через пару дней у нее был готов план.

Это был безумный план, и Сашке было жутко, но она старалась не зацикливаться на этом, чтобы не передумать.

Как нередко бывает с безумными планами, он сработал. И не как-нибудь, а тоже безумно.

***

Он был прост, как апельсин: Сашка внахалку приперлась к Груздищеву и заявила:

— Приветики. Вас желает видеть Флейтист. Немедленно.

Бурденко был тут же. Они с Груздем так уставились на Сашку, что вся ее решительность вдруг растеклась по телу, как кисель.

— Какие гости! — сладко и фальшиво запел Груздь. — Девочка снова возжелала чувственных наслаждений?

— Не получится, — сказала Сашка. Отчаянье добавило ей наглости.

— Что не получится, радость моя?

— Лапшу на уши вешать. Мое дело сказать, а вы можете торчать здесь и нести свою хуйню, если хотите проблем.

Груздь переглянулся с Бурдачом.

— Чего он сам не позвонил? Чего тебя прислал?

— Обстановка такая, — сказала Сашка наобум.

Видно, ее «наобум» попал в какую-то неизвестную ей цель: бандиты (это ведь были они, чего уж там) — бандиты снова переглянулись, и Бурдач кивнул:

— Ясно. И нас хочет туда приплести, ссука. Пошлем его нахуй, а?

— Подожди. Он где? Еще в офисе? — спросил Груздь у Сашки.

— А то где же, — улыбалась та.

— И как там?

— Пока тихо.

Ее выстрелы вслепую попадали в какие-то невидимые ей цели. Груздь опять переглянулся с Бурдачом и вздохнул:

— А чего тебя-то послал?

— Время идет, — сказала Сашка. — Намек понят?

И снова она попала куда-то, не целясь. Бандиты встали.

— А чего хочет-то? — спросил Бурдач.

— Сам знаешь, чего хочет, ссука, — отозвался Груздь вместо Сашки.

Они прошли к машинам.

— Сядешь в эту, — с ненавистью сказал ей Груздь. Она села меж двух амбалов, бандиты нырнули в другую машину — и они поехали.

В груди у Сашки выстукивались ...  Читать дальше →