Из цикла «В отцы годится» №3: Рапунцель и физика

Жирафка осталась в кромешной тьме.

***

— Кто это? — раздался знакомый голос.

Жирафка молчала. Она просто забыла, как говорить.

— Кто здесь?! — шипел голос из темноты. Это был Кондор.

— Я, — отозвалась Жирафка.

— Кто? Девочка из школы?

— Да...

— Как тебя зовут?

— Жирафка, — сказала Жирафка. Ей и правда ничего другого не пришло в голову.

— Ха! А ты с юмором, — сказал Кондор. — Молодец.

Голос у него был ровный и тусклый, как в наушниках, если они плохо контачат.

— Они тебя били?

— Да...

— Ссуки. Кровь есть?

— Не знаю.

— Сейчас я нащупаю тебя. Не бойся, я не сделаю ничего такого, — сказал он, и Жирафкино плечо потрогала холодная рука. Жирафка вздрогнула. — У меня есть одна спичка, и я берегу ее... Где болит?

Он щупал ей голову, а она подвывала от боли и страха.

— Сойдет. До утра доживешь, — сказал он.

— Почему до утра?

— Потому что утром мы с тобой умрем, моя девочка. Это будет скоро, и это наверняка будет очень больно. Поэтому сегодня давай как следует запомним, как это — жить.

— Почему умрем? — бормотала Жирафка.

— Потому. Я ведь на них работал. Все это время я приближал великую победу Великого Бобра. И я хорошо знаю своих... Как ты, кстати, узнала мои позывные?

— Какие позывные? Просто... я всем прозвища даю, вот и вам тоже... А почему они вас взяли, если вы свой?

— Потому что это война, Жирафка. Я наивно думал, что меня это не коснется. Какая-то сука настучала, наверно... хотя — не знаю. Они чистят всех по малейшему подозрению. И ваши так делают. Это война.

— Так вроде... война Бобра с Ослом?

— Я тоже так думал. Еще вчера... хотя на самом деле я всегда знал, что любая война — это война всех против всех. А лозунги стряпают для дураков вроде меня. Сорок три года живу на свете — так и дураком помру...

Жирафка вдруг заплакала. У нее это получилось как-то неожиданно и сразу.

Кондор нащупал ее ладонь и сжал холодными пальцами.

— Надо просто принять это, — сказал он. — Рано или поздно все мы... Ссуки! У тебя есть парень?

— Нет...

— Ты хоть натрахаться успела за это время?

— Нет...

— Что, ни разу?

— Нет...

Кондор замолчал. Потом сказал:

— Ну, ведь нравился кто-то?

— Да. Вы нравились...

— Хо! — Кондор явно не ожидал такого поворота. — Когда ж ты успела меня... я вот тебя не помню совсем. И не разглядел толком... Ты красивая?

Здесь нельзя было ни врать, ни играть, и Жирафка ответила:

— Да.

— Очень?

— Не знаю... Может быть.

— Какая ты? Можно тебя потрогать?

Жирафка неопределенно всхлипнула, и руки Кондора принялись путешествовать по ее телу. Почему-то они были уже не холодные, а теплые, почти горячие.

— Тааак... Ого, какая коса! До пояса... нет, еще ниже! А попа у тебя аккуратная, не толстая и не худая... Сиськи небольшие... можно потрогать? Я ведь осторожно... Небольшие, но крепенькие... Носик аккуратный, губки тоже... Глаза какого цвета?

— Карие...

— Мой любимый цвет... А хочешь...

Кондор умолк.

Жирафка перестала плакать и немножко гнулась под его руками, щупавшими ее сквозь одежду.

— Что?

— Да так, ничего. Бредовая мысль...

— Какая? Скажите!

— Ну... Подумал вот: раз завтра все равно подыхать, а ты в жизни толком ничего и не пробовала... Тем более — ты говоришь, я тебе нравлюсь...

Жирафка сопела, ничего не говоря, и тот решился:

— Может, я хоть покажу тебе, что такое, так сказать, плотские утехи? Я довольно-таки неплохо это делаю. Последнюю ночь живем... тебе впечатления и мне радость...

— Да, — сказала Жирафка. — Хорошо.

Кондор снова умолк: он не ожидал такого быстрого согласия.

— Ну вот и сла... , — наконец сказал он, и одновременно с ним Жирафка:

— Мне раздеться?

— Ну что ты... я сам тебя раздену... мне приятно будет, и тебе...

Горячие руки медленно освободили ее туловище от одежды, попутно успевая мять и поглаживать под ней Жирафку, покрывшуюся гусиной кожей.

— Ну вот... какая ты мягкая, чудесная... — рокотал голос из темноты. Он был уже не тусклым, а густым и требовательным, как прикосновения пальцев, мявших Жирафку сверху донизу, будто она была восковой. — И сисечки у тебя такие мягонькие, замечательные такие... — он ткнулся туда носом и лизнул сосок. — Делал тебе так кто-нибудь?

— Нет...

— Тогда запоминай, как это. Запоминай, Жирафка, чтобы на том свете помнить... — и ввинтился языком в сосок, сначала в один, потом в другой, и снова, и снова... и руки его мяли соседнюю сиську, и рядом, и плечики, и всю Жирафку...

Она засопела.

— Что ты чувствуешь?

— Не знаю... Такое нельзя описать.

— Попробуй! Вот когда я так делаю, — он всосал в себя сосок, облепил его языком и отпустил, — что чувствуешь?

— Ааах! Будто... вы меня туда током бьете. И внизу отдает... ааа!

— Нравится?

— Не знаю... Да.

— Делать так еще?

— Дааа!..

И влажный язык мучил Жирафкины соски, насосав их до стальной твердости, и они торчали из нее, как два болючих орешка, сверлили темноту горячим зудом, который чем больше утолить — тем он сильнее...

Не отрывая губ от соска, Кондор расстегнул ей брюки и потянул с бедер всю ткань, которая на них была.

— Трусики долой, — сказал он, ткнувшись лицом ей в живот. — Сейчас у тебя будет голая пися. Голенькая писюлька... Тебе стыдно, Жирафка?

— Не знаю...

— Смотри, я трогаю тебя за твою мокренькую писюлечку... Ты так течешь... хоть выкручивай тебя... Нравится? А так?

— Ааа...

Его пальцы разлепили внутренние складки и проникли, наконец в самый тайный уголок ее тела. Жирафка чуть развела ноги и покачивалась, отвечая стоном на каждое касание.

— Что ты чувствуешь? Стыдно? Стыдно девочке?

— Ааа... Немножко...

— А еще?

— Ааа... хочется... сильнее...

— Ага! Вот так? Вот таааак? — он откровенно дрочил ее, и Жирафка оплывала на его руке, еле держась на ногах. — Сейчас, сейчас будет сильнее, будет совсем сильно... Сейчас ты ляжешь, раздвинешь ножки, и я буду трахать мою зайку, мою невинную Жирафку... буду трахать в ее мокренькую дырочку, которую она подставляет мне... потому что хочет трахаться, очень, оооочень хочет трахаться...

Кондор бормотал эти шаблонные тексты и сам возбуждался от них, как от настоящего порно. рассказы эротические Когда он освободил Жирафку от штанов — она легла на свою одежду и раздвинула ноги.

— Сильно раздвинь! — приказал Кондор, лаская ее вокруг интимного уголка. — Чтобы нутро было нараспашку. Вот так, вот тааак... — и щупал ее, достаточно ли она распахнулась. — Вот ты лежишь, Жирафка моя, с раздвинутыми ногами, голая, совсем голая, пизденкой наружу... ждешь, чтобы тебя трахнули. И тебя сейчас будут трахать, девочку мою, заебут тебя нахуй... что ты чувствуешь? Говори!

Он охрип от волнения. Жирафка не могла и не знала, что говорить, да от нее сейчас и не требовались слова — вместо них она издавала стоны, один надрывней другого, и не потому, что ей было так приятно, а потому, что... Потому что от похоти у нее было мутно в голове, и муть эта была плотней и глубже тьмы их плена. Казалось, что стонет не она, а ее тело, наласканное до сладкой боли...

Кондор расписывал на все лады, как он сейчас ее трахнет, а сам сполз к нее ногам и влепился губами в горящую Жирафкину щель.

— Иииииы! — крикнула Жирафка. — Еще! Ещееео!..

Вот это было действительно приятно — до судорог, до цветных искр в голове. В ее сердцевинке скользил влажный огонек, и Жирафке казалось, что вся она искрит, как кошка, и что вся ее огромная шевелюра встала дыбом...

— Ой-ей-ей-еееей! — плакала она, не умея выплеснуть из себя огромную судорогу, сдавившую ...  Читать дальше →