Из цикла «В отцы годится» №1: Невозможно выдержать

была в коротком платье, простом, но так вкусно облегавшем фигуру, что сразу бешено захотелось обнять ее и затискать до обморока. Она была густо накрашена, отчего казалась лет на десять старше — это было и возбуждающе, и немножко смешно. Вишневое платье и помада (ее приторный вкус остался на губах Виктора Палыча) очень шли к Лериной чернявой масти.

— Какая?

— Ну... тебе очень идет все. И платье, и... вообще все, — сказал Виктор Палыч октавой ниже: он вдруг понял, что на Лере нет никакого белья. Вообще.

— Спасибо.

— Куда мы пойдем?

— Ну... куда-нибудь, — Лера стесненно засмеялась. Виктор Палыч засмеялся точно так же и обнял ее за голые плечи.

— Пойдем ко мне? — спросил он.

Лера не отвечала.

— Ну? Так как?

— Пойдем... — пробормотала она.

Две минуты дороги показались им двумя часами: они жались от неловкости и не знали, о чем говорить. Виктор Палыч пытался развязно шутить, но получалось только хуже.

Наконец они были в его комнате. Лера бычилась, стреляя своими глазами-угольками в Виктора Палыча. Неловкость стала невыносимой, и играть в игры больше не было сил.

Поэтому Виктор Палыч просто вздохнул и снял футболку.

— Ну что, с Богом? — сказал он.

— Или с чертом, — обреченно отозвалась Лера, стягивая свое платье.

Под ним ничего не было, как он и думал — только тело, голое, матовое, пахнущее сладкими духами. На берегу оно было естественным, как море и скалы, а здесь, в вечернем свете стало стыдным и запретным. Виктора Палыча сдавил томный спазм.

Холодея, он снял шорты с трусами и подошел, голый, к Лере.

Та стояла, не дыша, и жгла его глазами-угольками.

— Ну... с Богом, — снова сказал он, обнял ее непослушными руками, прижал к себе и впился в вишневый рот.

Мягкое молодое тело облепило его молочным теплом, язык слепился с ее языком, робким, кисло-сладким, как яблочный соус в шарлотке... За считанные секунды Виктор Палыч, профессор и доктор наук, провалился в свою ученицу, ухнул в нее с потрохами и утонул в ней, в ее нежном теплом теле и в языке, в тугих грудках, пружинящих на его груди, в животике, куда воткнулся его член...

Лера подвывала от впечатлений и пыталась гладить его по спине.

— В первый раз? — спросил Виктор Палыч, когда оторвался от нее — глотнуть воздуха.

Она покаянно кивнула, встала на цыпочки и сама влепилась губами в его губы.

— Эээ... да не кусайся же ты! — смеялся Виктор Палыч и дергал за соски Леру, обезумевшую от гормонов, потом влез ей между ног, надел ее всей промежностью себе на руку — от лобка до кобчика — и стал медленно скользить там. Лера охнула.

— Нравится?

— Я... аааа... я сейчас... конч... ааааааа! — вдруг заголосила она, скользя по его руке. — Аааааа... ой!

Она чуть не упала. Быстро, пока оргазм не вышел из нее, Валерий Петрович подтолкнул ее к кровати, завалил на спину, раздвинул ноги — и вдавился до упора в тугую горячую плоть.

Лера замычала, закатив глаза. Виктор Палыч хотел выйти, чтобы не делать ей больно и не оскандалиться, но почувствовал, что она подмахивает ему — и плюнул на все.

— Хыр! Хыр! Хыррр... — рычал он, загоняя кол глубоко в мычащую, горячую, малиновую от секса Леру. «Я ебу, остервенело ебу ее, и она кончает подо мной» — терзал он себя, чувствуя, как набухает в ней тугим комом блаженства — и...

—... Вот, — выдохнул он, когда последний отголосок последней сладкой судороги растворился в Лерином теле.

Она смотрела на него и улыбалась. Их гениталии все еще были слеплены — Виктору Палычу не хотелось выходить из нее.

— Мы сделали это, — сказал он и кивнул головой, будто Лера не верила ему.

— Да...

— Развратный педагог соблазнил и выебал свою ученицу...

Лера была такой малиновой, что дальше уже некуда было краснеть.

— Нет, — сказала она. — Ученица соблазнила своего педагога. И дала себя... выебать.

— Ахаха! — засмеялись они вместе, чтобы скрыть неловкость.

— Тебе было больно?

— Не знаю... не помню. Было хорошо, — она улыбнулась ему. — Намного лучше, чем я думала.

Они лизались и болтали до глубокой ночи. Никакой неловкости больше не было, будто они всю жизнь провели в одной постели.

Потом Виктор Палыч снова выебал свою Лерочку, вылизал ее до нового оргазма, наелся досыта ее соками, облизал ей соски, ушки, лицо и каждый пальчик на ногах — и провел к ее домику, трогая по дороге за срамоту.

Удивительно, но Этель Абрамовна так и спала сном праведницы.

***

Через пару месяцев на их свадьбе Виктор Палыч, зайдя в туалет, услышал из соседней кабинки знакомый картавый голос:

—... Да, Софочка! Ну конечно! Я сразу облюбовала его: холостяк, совсем еще не старый, на ногах прочно стоит, и наших кровей — по носу видно. И порядочный, не то что молодежь. Видно, что и заботится о Лерочке, и научит ее, и карьеру ей сделает... Как получилось? Очень просто получилось. Я выпытала, куда он едет отдыхать. А кто туда едет — тот обязательно на нудистский пляж пойдет. Там-то я его и подкараулила, и сразу показала ему, так сказать, товар лицом. Точнее, не только лицом... Моя Лерочка знаешь какая? Мммм! Невозможно выдержать! Вот они и не выдержали. Каждую ночь он уводил ее к себе, и они резвились там у него, как кролики, а я делала вид, что сплю. Я и не думала, что он такой прыткий. Сразу обрюхатил ее, в первые же дни, представляешь? Рановато, конечно... но, с другой стороны, деточки — это всегда прекрасно...

— Лер, — сказал Виктор Палыч, когда вернулся в зал. — Лер! Твоя бабушка...

— Я знаю — вы не любите ее, — капризно скривила губки его невеста.

— Теперь уже люблю. Твоя бабушка — самая потрясающая в мире!

Лера удивленно смотрела на него. А он обнял ее и долго, долго прижимал к себе, пока на них не стали коситься все гости.