Кто-то должен уступить. Заключительный эпизод

Но едва жена протянула руку, ухватил её запястье и дёрнул к себе с такой силой, что Нина Георгиевна, неожиданно для себя, едва не ударившись лицом о крышку стола, завалилась на лакированную поверхность всем животом и грудью.

Завладев второй рукой ошарашенной супруги, бесштанный Поляков потянул лёгкое тело жены юзом к себе так, что женская голова, уткнулась макушкой в его «семейные» трусы, и зафиксировал Нину Георгиевну в таком распластанном положении.

— Пусти! — потребовала Бестужева.

— Ага! Щааас... — Поляков оттянул резинку своих «семейных» вниз, вывалил поднявшийся член и сунул соплящую залупу в рассерженное лицо Нины Георгиевны:

— Соси, дорогая!... Сегодня мой день, поздравь мужа с повышением...

«Пьяный дурак!» — успела подумать Нина Георгиевна, — получая глубокое проникновение в привыкшее к таким «ласкам», горло.

А муж, распаляясь, во всю двигал тазом и плёл «работающей» жене какую-то ахинею про секс втроём.

«Почему бы и нет? — «соглашалась» Нина Георгиевна, принимая писюн полковника, то за щеку, то в горло, и представляя, как глупо сейчас выглядит её поза минетчицы на этом столе из чехословацкого гарнитура. — Возьму у Большакова портрет и выполню эту навязчивую идею больного на голову Полякова, который спит и видит жену под прессом чужого мужика...»

Выполняя супружеское «не хочу, но делаю», Нина Георгиевна вдруг почувствовала, что её попке стало прохладно. Полы мохерового халатика поползли с ягодиц на спину и чью-то цепкие пальцы, раздвинув «булочки», прижали упругие полушария (а с ними и ляжки), к покрытию стола.

«Как это он так сумел? — удивилась Нина Георгиевна ловкости мужа. — Давит на плечи и одновременно...»

Тут она ощутила, что ниже «булочек», раздвигая нежный бутон её девочки, ткнулось и начало проникновение твёрдое, как кость, дубьё!

— Ыыыы! — замычала Бестужева, пытаясь получить свободу.

Дубьё остановилось, слегка отступило, двигалось вглубь, отступило, (но в меньшей степени), и зашло очень глубоко!

— Ыыыы! — замычала Бестужева, что есть силы.

Член мужа не давал ей возможности издать членораздельное, а его руки не позволяли обернуться.

«Мамочки! Кто это?!» — запаниковала Бестужева и, от перепуга, тиснула жемчужными зубками то, что затыкало её рот.

Если бы не добротные стены, рассчитанные на крепкие Приморские морозы, вопль полковника Полякова, мог бы разбудить весь городок жилых домов офицерского состава!

Испуганный случившимся, он выпустил плечи супруги и та, крутанувшись на вставленном в неё хере незнакомца, что есть силы, лягнула своими розовыми пятками тёмный силуэт мужика, что держал её за попу.

Со звуком откупориваемой бутылки, хер насильника покинул тугую пещерку Нины Георгиевны и та, увидела, что незнакомцем оказался ни кто иной, как тот самый лейтенант, что доставил пьяного мужа с попойки домой.

Бестужева даже понять не успела, как тот снова оказался в их квартире, а лейтенант уже бесследно «испарился».

Пронзительная догадка, что эту оргию пытался организовать Поляков: «Хотели меня вдвоём!... « заставила Бестужеву действовать.

Убедившись, что «хозяйство» супруга не пострадало (всего лишь травматический шок), она, молча, оделась и ушла в безветренную майскую ночь.

Двигалась, куда несли ноги. «Лишь бы подальше от этого чудовища!», думала оскорблённая до глубины души женщина, чуть ли не бегом удаляясь от дома, где спали её дети, и кукожился возле ножки стола униженный Поляков...

Шла, злая на всё, и всех: на мужа, на разрушенные мечты, на талантливого художника, на свою красоту, на весь мир, ополчившийся против Ниночки Бестужевой...

Отчаяние всё сильнее охватывала обиженную душу. И Бестужева приняла решение: «Завтра же, заберу детей и уеду в Москву к родителям!»

Это было такое логичное и простое решение, что Нина Георгиевна даже удивилась, как оно раньше не приходило ей на ум. Но тут же поняла, до сегодняшнего случая всё же не могла, не имела право бросать мужа, которого любила...

Нина Георгиевна дала глазам привыкнуть к отсутствию освещения, обернулась по сторонам, прислушалась. Она находилась где-то в центре парка, возле любимого места отдыха...

«Точно! Вот и «её» скамья!...»

Бестужева уселась и, постепенно, успокаиваясь. Нужно было обдумать во всех деталях предстоящий отъезд и собирать пазлы своего будущего...

Сквозь стволы деревьев и переплетения ветвей пробивалось неясное освещение (то ли от уличного фонаря, то ли от света непогашенного окна), на фоне которого угадывалась громада большого здания.

«Дом офицеров», — догадалась Бестужева, поднялась и пошла в ту сторону.

Яркость электрического света усилилась и материализовалась в пять вытянутых четырехугольников. То на поверхность газона, подстриженные кусты и большую клумбу проливался свет всех пяти окон спортивного зала.

«Что там можно делать в такой поздний час? — удивилась Нина Георгиевна. Зашла со стороны запасного выхода и увидела шестую, самую яркую трапецию света, струящуюся из раскрытого нараспашку дверного проёма запасного входа...

...

Директору ДОСА майору Назаренко понадобилось три дня, чтобы, наконец, «выцыганить» у прапорщика хозяйственной службы строевой части нужное количество половой краски, и теперь, получив её на руки, рядовой Большаков проводил последние действия своего, более чем двухмесячного пребывания в спортивном зале Дома офицеров. Красил полы.

Поскольку в спортзале находилась с десяток матов, гимнастические козлы и длинные скамейки, Большаков был вынужден разделить покрасочные работы на два этапа.

Вначале, он перетаскал всё предметы, загромождающие поверхность полов, поближе к запасному выходу. Затем покрасил дальний участок пола и остановился, давая возможность покрашенному участку просыхать, после чего намеревался, перетаскать спортивный инвентарь на готовый участок, и завершить молярничество полов в целом.

Для завершающего этапа нужно было ждать, примерно, сутки.

« Сутки так сутки!» философски отнёсся Большаков к этой «проблеме», открыл двери спортзала настежь (чтобы не препятствовать проникновению свежего воздуха в окрашиваемое помещение), и, не выключая освещения (тумблеры оказались в зоне окрашенных полов), завалился спать на стопку гимнастических матов.

«Солдат спит — служба идёт!» — прописная истина для каждого солдата — срочника, на этот раз не сработала.

Отдыху на стопке гимнастических матов у открытых дверей спортзала «мешала» прекрасная майская ночь.

Тёмная и тёплая.

Лёжа на матах, юноша предался романтическим мечтам, в которых, кроме Ирины Георгиевны, присутствовали лирики с их ночными стихосложениями.

«Ночь. Успели мы всем насладиться. Что ж нам делать? Не хочется спать. Мы теперь бы готовы молиться, Но не знаем, чего пожелать... « «шептал» нашему герою незабвенный Некрасов...

«Да знаю я, чего себе пожелать! — мысленно отвечал русскому поэту Большаков. — Хочу, что бы пришла ко мне распрекрасная лебёдушка Нина Георгиевна, да позволила себя ласкать, целовать и не только...»

«Еще утро не скоро, не скоро, ночь из тихих лесов не ушла. Под навесами сонного бора — предрассветная теплая мгла... « «отвлекал» от низменных намерений художника мудрый и рассудительный Иван Бунин...

Тут и «Борис» напомнил Большакову о философском романе Одоевского «Русские ночи», где известный писатель и мыслитель эпохи романтизма в своих новеллах из двух триад указывал основную идею смысла жизни.

«Жить с пользой» процитировал Владимира Фёдоровича разнежившийся Большаков.

«С пользой для кого?» — уточнил «Борис».

«Я так понимаю, с пользой для общества».

«Ну, если речь о труде или службе, это понятно. А если о прелюбодеянии, где похоть и вожделение по отношению к чужим женам считается смертным грехом?» — не отставала первая ипостась.

«Ты о ...  Читать дальше →