Джек и Джеки. Часть 2: Акаши

  1. Джек и Джеки. Часть 1: Побег
  2. Джек и Джеки. Часть 2: Акаши
  3. Джек и Джеки. Часть 3: Дом

Страница: 2 из 5

Так. Это надо записать. Если я сплю — этой записи не будет, и все станет на свои места.

Наташи еще нет. Сижу, как на иголках, жду ее. Смертельно хочу пить. На другом краю стола чашка с водой. Я смотрю на нее, просто смотрю. И думаю в этот момент, как я хочу пить. То есть не думаю, а чувствую.

И вдруг чашка сама подъезжает ко мне по столу, будто я притянул ее рукой.

Будто кто-то невидимый толкнул ее. И ни капли не пролилось.

Я даже не испугался. То есть испугался, но потом. То есть... Не знаю. Наверно, это бред, и мне нужна помощь. Это все Наташа. Кажется, я...

Звонят!

Это она...

***

Боже мой, Боже мой, Боже мой...

Как стыдно перед Томом. И как хорошо.

Я не знал, что две девушки тоже могут делать Это. А теперь знаю.

Мне даже думать трудно, не то что писать. Все, что мне хотелось когда-то от Тома, чтобы он сделал со мной, я наконец-то сделал с другой девушкой. Женщиной. Меня будто вымочили в теплом молоке, и я растворяюсь там, как сгусток меда, и не могу ни о чем думать, а хочу только снова целовать ее соски и мять ее удивительное тело. Оказывается, женская грудь соленая и пружинит под языком, как фрукты...

Она сама соблазнила меня, или как это называется. Она нарисовала один набросок, другой, потом уговорила раздеться по пояс и рисовала мои сиськи. А потом подошла, говорила мне комплименты, гладила меня, целовала в соски и в губы, а я обалдел и проваливался куда-то в радужный колодец, и там горел от ее касаний. И она разделась сама, и мы терлись сиськами и лизались с ней до обморока, как кошки, и у нас были мокрые лица — у меня и у нее.

И потом я долго, долго игрался ее удивительным телом. Я сделал все, что мне так давно хотелось сделать с девушкой — изучил и обцеловал каждый миллиметр, насосал ей соски так, что они стали твердыми, как орешки, и потом вылизал ее между ног, и она громко орала и корчилась под моим языком, а у меня было липкое лицо от ее соков, как от меда... И она тоже вылизала меня, и это было совсем не так, как делает Том. Меня будто окутал тончайший кокон, такой легкий, скользящий, и я сама стала капелькой на ее горячем языке...

Я не знаю, как мне писать про себя — «он» или «она». Я не знаю, кто сегодня переспал с Наташей — Джек или Джеки. Я ничего не знаю — кроме того, что мне хорошо и стыдно. Я изменила мужу... и я не перестала любить и хотеть его. Это совсем-совсем разное — Наташа и Том, но все равно стыдно.

Наташа удивлялась потом, какая я активная. Она сказала — «я сразу почувствовала, что ты из наших». То есть из девушек, которые спят с девушками. Как она узнала?..

Мы теперь будем встречаться и заниматься Этим. Она сказала, что ей ни с кем не было так хорошо, как со мной. Ааааа!..

***

Целую неделю Наташа ходит ко мне, и мы...

Страшно даже и подумать, чем мы занимаемся. Она надевает меня на свою тонкую руку, как куклу, и что-то трогает там внутри, и я выворачиваюсь наизнанку и умираю от сладкой боли, и это длится долго, долго — все время, пока ее рука во мне. У нее тоже длинные волосы, и когда они смешиваются с моими — получается черно-золотой каскад. Он окутывает наши плечи и груди, и это так красиво, что хочется плакать. Наташа вообще говорит, что я очень эмоциональная.

После наших встреч во мне остается много пороху, и я пристаю к Тому. Он удивляется, но никогда не отказывает... а мне стыдно.

Но я и правда люблю его.

А Наташа... по-моему, я начинаю надоедать ей со своим обожанием. Она взрослая, ей тридцать лет. Я девчонка рядом с ней. Она все расспрашивает меня про жизнь в Америке, про то, как я тут оказалась. Мне хочется рассказать ей все-все-все, но я боюсь за Тома и помалкиваю. Вдруг она кому-то перескажет? Девчонки ведь страшные болтушки.

***

Сегодня я сдала первой и прибежала домой на два часа раньше, чем собиралась.

Дверь была открыта. Я хотела крикнуть Тому, что я молодец, но услышала голоса из комнаты. Его и... Наташин.

Не знаю, как я устояла на ногах... а Том говорил за стеной Наташе:

— Спасибо вам, Наталья Ильинична, за помощь в этом деликатном деле.

— Ну что вы, не стоит благодарности, — говорила Наташа. — Ваша жена удивительна.

Я замерла.

— Да, это верно, — отвечал Том. — Надеюсь, все это останется между нами.

— Конечно, не волнуйтесь. Я сама вовсе не заинтересована в разговорах. Хотя, раз вы обратились ко мне с такой просьбой — какие-то сплетни дошли и до вас, верно?

— Откровенно говоря, да. И когда я увидел Джеки с вами, увидел, как она смотрела на вас, а вы на нее... Я знал, что у нее есть эта потребность, хоть она никогда и не говорила мне... вы понимаете, о чем я. Она стеснялась и молча страдала... а я хочу, чтобы она была счастлива. Во всем. И я как медик не вижу ничего дурного в таком... времяпровождении. Напротив, это чрезвычайно полезно для женского организма. И законом это не запрещено, в отличие от сами знаете чего.

— Простите за деликатный вопрос, Томас Гарриевич, но... вы не ревнуете?

— Ну что вы, Наталья Ильинична! Вот если бы вы были мужчиной... но здесь я верю Джеки на сто десять процентов.

Наверно, ни один индеец никогда не крался так бесшумно, как я прокралась к выходу. Прикрыла дверь, не дыша — и опрометью пустилась на улицу, и там еще бегала, наверно, целый час, как маленькая девчонка, и ревела, и визжала, и майское солнце, по-моему, тоже визжало со мной.

Значит, Том подстроил все это ради меня. Он подарил мне Наташу. Я задыхалась от благодарности и любви к нему, и от разочарования в Наташе, которая просто выполняла его заказ... и может, он даже заплатил ей.

Но я все равно люблю ее и буду любить всегда.

***

Сегодня ко мне придет Она.

Мы ни о чем не говорили ни с ней, ни с Томом, но я знаю, что это будет последний раз. Чувствую. Почему — не знаю.

Кстати, та запись в дневнике — про чашку с водой — она есть. Настоящая. Я записала ее в здравом рассудке.

Что с этим делать — не знаю. Пробовала двигать предметы взглядом — не выходит. Даже смешно.

Мужу ничего не сказала, хоть это, наверно, именно то, о чем он спрашивал. Откуда он знает, интересно?

Загадки, загадки... Сама моя жизнь, мое «я» — загадка. Кто я? Меня целых двое в одном теле, и я даже не знаю, где Джек, а где Джеки.

Но это сейчас неважно. Придет Наташа, и... я попрошу ее не бросать меня. Просто попрошу, и все. Это не стыдно. Не должно быть стыдно.

***

Опишу этот кошмарный день по пунктам, как бухгалтер, чтобы ничего не упустить.

Пришла Наташа. Она была как-то особенно, по-последнему нежна со мной — медлительно высасывала меня поцелуями, долгими, как аккорд, который никак не может разрешиться... и к Этому вела долго-долго, пока я сама не взорвалась — не от прикосновений, а от накопленной сладости, которая просто вытекла из меня, как крем из пирожного. И мне хотелось плакать от ее ласк, и я плакала и просила Наташу не оставлять меня. А она утешала меня и говорила, что сейчас мы поедем к ней, и она покажет мне мой портрет ню, над которым работала по эскизам. Я на нем распускаю волосы, и они вот-вот хлынут на тело черным водопадом, и мои удивительные груди пронзают холст, и тело сверкает, как перламутр... Так она говорила, и я все это представляла как вживую, и очень хотела увидеть.

Она угостила меня конфеткой, странной, терпкой на вкус... но у русских все продукты странные. И когда мы наласкались и стали одеваться, чтобы ехать к ней, вдруг появился Том. Я даже не заметила, как он вошел.

— О, у нас Наталья Ильинична! Какая приятная неожиданность, — сказал он. — Как я рад, что меня отпустили с работы и я застал вас... Попьете с нами чайку?

— Спасибо, Томас Гарриевич, — отвечала та, — но я обещала показать Джеки ее новый портрет. Мы как раз собирались...

— О! Я тоже хочу посмотреть! Может, вы будете так любезны и привезете его сюда?

— Нет, к сожалению, он еще непригоден ...

 Читать дальше →

Последние рассказы автора

наверх