Развеянный свет. Часть 5 & Эпилог

Машка тяжело дышит, стонет, зарывшись руками в его жесткие волосы. Герман, словно умирающий от жажды отчаянно терзает ее лоно, желая довести до блаженного экстаза прежде, чем войдет в нее. Маша горячечно отзывается на каждое умелое движение, взбирается все выше, но кончить не может. Что-то мешает, не дает покоя, не дает достаточно расслабиться и отключить голову. Ей нужно что-то другое, что-то большее.

‒ Герман, любимый, подожди, — просит, потянув его на себя, заглядывая в голодные глаза большого Серого Волка. — Мы тогда кое-что не сделали. Мне нужно это сейчас.

Он с сомнением смотрит на нее, догадавшись, что она просит взять ее в попку. В глазах ее какая-то отчаянная, звериная тоска. Понимает, что это не блажь сейчас, она и в самом деле слишком далеко зашла на пути наслаждения, ей нужен гораздо более сильный импульс, чтобы отпустить себя, вернуть себя ему.

Встает с постели, достает из антресолей до боли знакомую коробку.

‒ Без игрушек, ‒ шепчет девушка, ‒ просто сделай это.

Его напрягает этот вдруг ниоткуда взявшийся мазохизм. Ложится на бок, привлекая к себе, пытаясь понять. Она неистово трется об него, закидывает ногу на бедро, прижимаясь абсолютно мокрой щелкой к члену, суматошно закатывает будто пьяные глаза — явно на пределе, до разума сейчас не достучаться. Аккуратно подготавливает ее, смазывая заднюю дырочку. Она ели пропускает его пальцы, слишком узенькая, нетронутая, маловероятно, что за время без него Машка умудрилась не только попробовать, но и полюбить анальный секс.

Герман перекатывается на спину и помогает девушке устроиться на нем верхом.

‒ Попробуй сама, ‒ велит он, ‒ только не торопись, маленькая, — стискивает набухшую грудь, перекатывает соски, давая ей время.

Маша обхватывает ладошкой его член у основания, приподнимается и направляет в себя, опускаясь на него попкой. От чрезмерного давления и резкой, острой боли слезы брызгают из глаз, но она сжимает зубы, рычит и продолжает насаживаться на негою

Герман в ужасе видит перекошенное болью лицо девушки и тут, наконец, понимает, что происходит:

″Вот, дурочка! Да она же наказывает себя! ″

Быстро перехватывает ее под бедра, поддерживая на весу и не давая продолжать это самоуничижение. Приподнимается, осторожно целует искривленный рот.

‒ Не надо так, Маш. Не через боль, ‒ просит, надеясь, что она услышит и поймет.

Машка вздрагивает, смотрит на него беспомощно, глаза влажнеют от слез. Упрямо крутит головой, не желая останавливаться.

Герман невесело усмехается — да, уж, остановишься тут, она его член словно тисками сжала, ни туда ни сюда.

‒ Не надо, моя хорошая. Ты ни в чем не виновата передо мной. Это я дурак! Я так хочу тебя! Хочу, чтобы тебе было хорошо, маленькая. Хочу твоей радости, а не боли.

Слова его, ласковые губы, глаза, пылающие любовью, создают нужный эффект. В Машиной целеустремленности появляется брешь, по щекам начинают течь ручейки слез, дрожащие губы отзываются на поцелуи, девушка незаметно расслабляется, чувствуя, что разрывавшая ее боль отступает, оставляя ощущение запредельной растянутости и наполненности. Герман, чутко заметив перемену в ней, немного ослабляет хватку на ее бедрах, позволяя ей продолжать в комфортном для себя темпе.

По откинувшейся назад голове, испарине, проступившей на шее и ключицах, раскрывшимся губам видит, что если боль и не ушла до конца, то его девочка начала испытывать еще и другие чувства, подрагивая, маленькими толчками двигаясь на нем вверх-вниз, постанывая от ярких, непонятных, порочных, но таких сладких ощущений. Лишь один раз немного помогает ей, слегка надавив на талию, давая почувствовать себя до конца, и тут же переключается на ее жаждущий, перевозбужденный клитор, поглаживая и постукивая по нему, пальцами проникая в нее и лаская изнутри, ни на мгновение не отпуская распухших от поцелуев губ, дыша ее дикими криками.

Оргазм не заставляет себя больше ждать. Девушку трясет, как на электрическом стуле, стоны непрекращающейся трелью льются из горла. Герман подхватывает ее, снимая с себя и быстро перекатывается вместе с ней, подминая ее под своим телом. Еще мгновение, чтобы стянуть презерватив, и тут же одним сильным движением входит в нее, упиваясь ее тесной, подрагивающей от неутихающего оргазма плотью. Ему самому хватает всего нескольких движений, чтобы догнать ее и излиться в самой глубине ее жаркого лона, вызвав в ней новую волну экстаза. Лежит на ней, настолько вымотанный, что не в силах приподняться, чтобы не раздавить, покрывает благодарными поцелуями раскрасневшееся личико и не может перестать повторять:

‒ Люблю тебя. Люблю. Больше всего на свете.

Маша открывает довольные, полные истомы глаза и одаряет чарующей, обожающей улыбкой.

‒ Ты мой теперь. Не уйду, даже если гнать будешь, ‒ серьезно предупреждает девушка. ‒ Это мой выбор. Только посмей его у меня отобрать!

Герман неожиданно весело смеется, полный простого, незамутненного счастья. От этого маленького командира в юбке чего угодно можно ждать!

‒ Выйдешь за меня? ‒ просто спрашивает, ни на мгновение не сомневаясь в ответе.

Маша лишь счастливо кивает, прижимаясь лбом к его влажной груди.

‒ Я что-то есть хочу, ‒ вдруг произносит, ‒ почувствовав запахи яств, оставленные одиноко обветриваться на кухне.

‒ Опять мне голодный ребенок достался! ‒ смеется Герман, — Пошли, поедим, а то так Новый Год пропустим!

‒ Не называй меня больше так, ‒ хмурится Маша.

Герман легонько щелкает ее по носу и тут же крепко целует, заглаживая ребячливое обращение.

‒ Ладно. ″Любимая″ устроит?

Эпилог

Четыре года спустя.

Свадьба Маши и Германа была тихой и скромной. Они подали заявление в загс сразу после праздников и расписались, как только это стало возможно.

Ни Машины родители, ни родители Германа не были в восторге от этого союза, но смирились, считая, что время расставит все по своим местам. Машиному отцу очень тяжело далось то, что единственная, талантливая и одаренная дочь отказалась от представлявшихся ему колоссальными возможностей ради мужчины много старше ее.

‒ Мам, но ведь ты тоже совсем молодой замуж выходила и папа тебя старше! ‒ искала девушка поддержки у матери.

‒ Семь лет или семнадцать — это большая разница, Машунь. Дай ему время.

А время шло, летело на крыльях, принося с собой не только радости, но и невзгоды.

Из университета Маша документы забрала. Об учебе не жалела, тосковала лишь по морю, которое полюбила всей душой. Даже не ездила за вещами, попросила Санэм все собрать для нее и выслать почтой. Та равнодушно согласилась. Чего еще было ожидать от этой странной русской? В ее стране девушки борются за право получать образование, не выходить замуж, а эта в 18 лет выскочила, наверняка, беременная уже!

Но пополнять семейство Маша с Германом пока не планировали, после нескольких крышесносных срывов с презервативами, с волнением считая дни до ее месячных, озаботились более надежными методами контрацепции.

Чтобы не слоняться по дому без дела, Маша пошла на бухгалтерские курсы, понимая, что денежной подушки Германа надолго не хватит. А он все сидел без работы... Скандал с его арестом больно ударил по нему, да и женитьба на молоденькой девушке, вчерашней школьнице, не добавила плюсиков в резюме. На них разве что пальцами не показывали и осуждающе шептались за спиной.

‒ Маш, как ты относишься к тому, чтобы переехать? ‒ однажды вечером спросил Герман.

Маша, только что вернувшаяся с курсов, с надеждой взглянула на мужа, видя его приподнятое, полное энтузиазма настроение. Уже хватит с него затянувшейся черной полосы, сердце кровью обливалось от того, с каким мужеством он боролся с хандрой после каждого нового отказа.

‒ Я — за. Куда захочешь, ‒ с улыбкой согласилась она.

‒ Тебе ...  Читать дальше →