Верю, надеюсь, жду. Часть 2: Тени прошлого

Утро для Виктора выдалось хмурым. Нет, проснулся он в самом что ни на есть благостном расположении духа, но стоило заметить, что Веры нет с ним в постели, как полный веселящего газа шарик внутри сдулся с противным свистом. Не было ее и внизу, из прогоревшего камина несло холодом — вчера вечером он так и не закрыл трубу. На столе на кухне нашел записку: «Витя, ты замечательный. Спасибо за ночь. Прости, сегодня без завтрака.»

Хмыкнул от нахлынувших воспоминаний. Как легко и непринужденно ему было с Верой, ни мгновения он не сомневался, нравится ли ей, что происходит между ними. На любое начинание она горячо отзывалась, естественно подстраивалась, не оставалась в долгу, одаривая в ответ. Секс с ней был откровением, переполняя трепетом эмоций, открытий, всем тем щемящим душу коктейлем первого познания женщины, но был лишен скупости, неловкости, притирки, как правило, неизбежной с новым партнером. Она словно была создана для него! Была именно такой, какой он представлял идеальную возлюбленную. До этого он не знал ее настолько расслабленной, растворившейся в моменте, она была упоительно настоящей, ни капли притворства, и сейчас Виктор раздувался от гордости, что сумел родить в ней такое чувство всепоглощающего доверия и принятия. И он точно это доверие не подведет.

«Доброе утро, ласточка. У тебя все в порядке?» — написал сообщение.

«О! Ласточке нравится ее новое имя. Я у родителей. Скоро буду дома. Можем созвониться.»

Виктор улыбнулся, радуясь легкости и веселости ее тона. Представил замельтешившие смешинки в ее глазах, то, как она улыбнулась левым кончиком рта, насмешливо изогнув бровь, а на нежной щеке образовалась ямочка. Ей не нужно было быть рядом, чтобы он мог ощутить даримое ею тепло. Все хорошо, а будет еще лучше — теперь они наверняка будут чаще видеться, ей не удастся избегать его как раньше.

Грандиозным планам Виктора не суждено было сбыться. Вера стала его любовницей, но в остальном мало что поменялось. Она не спешила приглашать его в свою жизнь, знакомить с детьми или родителями. В его распоряжении как и раньше было два вечера в неделю. Только по средам теперь их занятие начиналось не в шесть, а в восемь вечера, и после Вера не могла задержаться, быстро уезжала, чтобы отпустить свекровь домой. Субботние же танцы вообще перенеслись на обеденное время. Вера сокрушалась, что так сильно напрягает родителей, забрасывая детей не на вечер, а на почти целый день, но Виктор тихо радовался, получая ее в свое безраздельное распоряжение.

В тишине его огромного, пустого дома ее с трудом сдерживаемые крики звучали музыкой, наполняя мужчину радостью и торжеством. Он не уставал наслаждаться ею, тем чувством единения, что ощущал, сливаясь с ней, раз от разу секс приносил все больше и больше удовольствия. Он узнал все ее чувственные местечки, научился играть на ней, поражаясь той молниеносности, с которой она следовала за ним. Вот только она спокойно готовила ужин на кухне, полностью сосредоточенная на салате, случайно поймала его голодный взгляд, залилась краской, и вот уже ее глаза потемнели, дыхание стало поверхностным, соски напряглись под тонкой тканью топа. Стоит ему захотеть, он может наклонить ее и взять прямо сейчас на столе, и он знал, что она уже вся течет, мокрая, готовая принять его желание. Но стоит ему отвлечься, и она с легкостью переключится, снова займется своим, словно и не было этого горячего, рваного импульса, только что проскочившего по оголенным душам.

Она загоралась в момент, как спичка, но ничего не требовала, не обижалась, и ему это нравилось. Виктор чувствовал, словно ему дали в эксклюзивное владение пульт от маленького безудержного костерка, и только у него есть власть зажечь его или потушить единственным щелчком.

Несмотря на полную откровенность во время секса, разметавшего все условности и границы между ними, в обычной жизни в Вере для него еще было много тайного, непознанного. И вроде она не скрывала ничего специально, откровенно отвечала на прямые вопросы и рассказывала о себе, Виктор чувствовал, что в ее еще столь недолгой истории жизни много умолчаний и недосказанностей, о которых он даже не догадывается. Свои сорок с хвостиком он мог уложить в пару предложений — родился, выучился, влюбился, женился, сын, служба без продыху и выходных, развод — все как у всех, последовательно, очевидно и банально — даже причина для развода и скандал с разделом имуществ.

С Верой эта схема не работала.

Он надолго запомнил те чувства шока, отторжения и вмиг нахлынувшего страха, когда наконец выяснил правду о Верином муже. Что?! Она не в разводе? И даже вдовой ее не назвать!

Рассказывая о Олеге, глаза ее были грустными и угасшими, несмотря на больше года отсутствия, рана еще была слишком свежа, чуть что кровоточила — муж прочно владел ее сердцем. Никогда до этого Виктор не испытывал такой мучительной, жгучей ревности. Вера была неизменно ласковой, нежной с ним, но никогда, ни разу не говорила о любви! Лишь благодарной улыбкой отвечала на его жадные признания, даже когда он силился добиться от нее ответа в пылу страсти, уже зная насколько пластична и покорна она его рукам — тело ее пело, плавилось, но сердце молчало.

Он сделал несколько запросов по своим каналам и получил тот же результат — да, Олег Красовицкий прилетел рейсом Рианейра в Лондон, после этого след его полностью исчезал. Это настораживало. Любой труп рано или поздно всплывает. Любое преступление, любая афера имеют свои следы. Тут же было все чисто, слишком, подозрительно чисто.

В Викторе поселился противный, мерзкий червячок сомнения и страха. А если он вернется? Что тогда? Довольствоваться ролью любовника? Но это невозможно, Вера на такое никогда не пойдет. Оставалось только одно — привязывать ее к себе всеми способами, на которые способен, в надежде, что ей никогда не придется выбирать.

— Ласточка моя обожаемая, я так люблю тебя, — шепчет мужчина, разрываемый мукой и удовольствием одновременно.

Вера стоит перед ним на коленях и самозабвенно сосет ему член. Она обожает делать минет, любит куни, любит долгую прелюдию и любит быстрый секс... хотя, кажется, она любит все, что происходит в спальне. Но есть вещи, которые ее заводят чуть больше других, делают удовольствие прянее, острее. Сосать как шлюха, стоя на коленях — одна из них. Виктор кайфует, но зачастую не может избавиться от ощущения, что унижает ее таким образом, пытается загладить воображаемую вину излишне нежным обращением. Сдерживается изо всех сил, чтобы не кончить ей в рот, подтягивает наверх, заставляя остановиться, несмотря на ее протестующе-недовольное мычание.

Он знает, что она уже давно готова, но все же еще несколько минут тратит на то, чтобы как следует приласкать ее. Она мечется, закусывает губки, рассыпается на осколки, пока он крепкими руками месит упругие груди, вылизывает соски, скользкими от ее выделений пальцами теребит набухший, выступающий из розовой, голой щели, клитор.

— Витя, о, Витя, да... так, хорошо... Боже...

— Залезай на меня, ласточка, — просит мужчина, надеясь в этой позе немного растянуть процесс.

Он ложится на постели, а она быстро, с готовностью устраивается сверху, садится на него сочной вагиной. Сначала двигается не торопясь, привычно погружает пальчики в поросль волос у него на груди, мурчит, потом откидывается назад, прогибается, добавляя обоим остроты ощущений, стонет, когда он начинает тереть перевозбужденный клитор, скоро набирает темп, переносит руки вперед и начинает быстро двигаться вверх-вниз частыми, глубокими толчками, вскрикивая в голос, когда он, обхватив ее за попку руками, резко дергает бедрами наверх и одновременно натягивает на себя еще глубже, ударяя в матку. Не проходит и минуты в таком темпе и оба бурно кончают.

— Вера, что ты со мной делаешь, ласточка ненасытная? — хрипло смеется Виктор, обнимая возлюбленную и прижимая к сердцу.

Она еще не отошла. Мелко дрожит, тихонько вскрикивает, переживая очередную, до конца не утихшую, ...