Развеянный свет. Часть 5 & Эпилог

‒ Марú, ‒ парень ласково обнимал запрокинутое личико руками и целовал дрожащие веки. Ее имя он произносил на французский манер, с ударением на последнем слоге, совсем не так тягуче-страстно как называл ее Герман — Мэри, моя Мэри. Она больше не его, но тело трепетало от воспоминаний, представляя его руки, его губы.

Когда Хасан расстегнул молнию на ее куртке и полез руками под свитер, Маша не сопротивлялась, но застыла, прислушиваясь к незнакомым ощущениям. Они сидели на заднем сидении машины, тихий, мокрый снежок летел сверху, тут же тая на теплой поверхности капота, желтоватые фонари давали лишь разряженный свет в этой промозглой темноте. Когда, подвезя ее до общежития, Хасан предложил перебраться назад, чтобы поболтать, девушка прекрасно понимала, что одними разговорами дело не закончится. Позволила стянуть с себя верхнюю одежду, подалась на встречу поцелуям. Вроде делала все, что нужно, но не ощущала и доли возбуждения. Хасан уже справился с застежкой ее плотных джинсов, полез рукой вниз, трогая ее там через трусики, другой рукой сжимал грудь. Будь на его месте Герман, Маша уже пылала бы, плавилась от предвкушения, но сейчас ничего не чувствовала. Ей не было неприятно, тело отзывалось на механический импульс, она, кажется, даже кончила, но внутри оставалась звенящая пустота.

Понимая, что парень ждет от нее ответной ласки, наклонилась к его ширинке. Он расстегнул пояс, помог высвободить член, горделиво подрагивающий перед глазами — с темной кожей, узкой головкой. Маша, знавшая в жизни лишь одного мужчину, с недоумением рассматривала его, только задним умом поняв, что в Иране, как и во многих жарких странах, видимо, распространено обрезание. Хасан не дал ей времени долго пребывать в размышлениях, мягко надавил на шею, понукая поскорее взять его в рот. Девушка подчинилась. Вкус тоже был не тот. Она совершала привычные движения губами, языком, глубоко вбирала в горло, парню, судя по усилившейся хватке на ее затылке и двигающимся на встречу бедрам, было приятно, но сама оставалась абсолютно безразличной, будто не она сосала член, умело, как заправская шлюха, позволяя долбить себя в глотку, будто смотрела на это со стороны, как на плохую, лишенную и намека на живые эмоции порнушку, когда абсолютно ясно, что актеры даже не слишком искусно стараются притворяться, и речи нет об удовольствии.

‒ Фух, круто! Ради такого стоило ждать, ‒ удовлетворенно выдыхает Хасан, заправляя член обратно в брюки. — А я думал, что ты девственница.

Маша качает головой. Какое это имеет значение?

Во рту ощущает привкус его спермы, поспешно сглатывает, чувствуя поднимающуюся тошноту.

‒ Поедем ко мне, Марú, продолжим вечер? ‒ просит парень, прижимая ее к себе. Черные глаза с длинными ресницами горят восторгом и предвкушением.

Она мягко отстраняется.

‒ Не сегодня.

Выходит из машины, накидывает капюшон на голову, чтобы уберечься от мерзопакостной сырости, падающей с неба, бежит к подъезду высокого здания общежития. В комнате пусто, Санем еще не пришла. Маша собирает сумку для душа и запирается в ванной, пока не занято. Долго стоит под теплой водой, потом остервенело начинает тереть себя мочалкой, стараясь смыть следы чужих рук с тела. Изнутри поднимается горечь и девушку рвет желчью с пеной, пустой желудок содрогается от спазмов, оставляя ее раздавленной и обессиленной. Чувства, которые было отключились, пока она была с Хасаном, сейчас затопили зловонным потоком стыда, вины и разочарования. Ей было противно думать о том, что она так легко, бездумно сделала. Виски болью разрывала единственная мысль — она изменила Герману!

Вернувшись в комнату, позвонила родителям по скайпу, хотелось поговорить с кем-то, кто знает ее другой — чистой, искренней, любящей. Не той, кто отсасывает нелюбимым мужчинам на задних сиденьях автомобилей...

Папа, поздоровавшись, спросив про учебу, ушел спать, мама же оживленно болтала, рассказывая обо всех новостях. Маша слушала вполуха, не сильно вслушиваясь, просто было приятно слышать родной голос, купаться в доброте материнской любви и безусловном принятии.

‒... говорят, изменили статью, представляешь? До сих пор не могу поверить, что такое возможно! Я так надеялась, что все ошибка! — мама расстроенно причитала, видимо, рассказывая о чем-то неприятном.

‒ Да? ‒ не поняла Маша, ‒ о чем это ты?

‒ Ну я же тебе рассказывала! Девчонка из твоей школы утверждала, что встречалась с ним в прошлом году, когда ей еще 16 не было, а теперь вдобавок поменяла показания, говорит, он ее принудил! Так что его задержали, тут уже подпиской не отделаешься, будет сидеть до суда!

‒ Мам, кого задержали? О ком речь? — Маша чуть не кричала, чувствуя, что душа сжимается от наступающего грозовым фронтом страха, предчувствуя беду.

‒ Да учителя вашего — Германа Сергеича! Разве я тебе не рассказывала? Помнишь, он у вас физику вел? Кошмар какой, как подумаю, что ты к нему на индивидуальные занятия ходила...

Мама продолжала что-то еще говорить, то причитать от жалости и недоверия, то гневно сверкать глазами, что накажут виновного, но Маша уже не слышала. В голове стучало набатом: Герман, ее Герман арестован за сексуальные отношения с несовершеннолетней! И это — не она!

***

Уснуть в ту ночь Маше так и не удалось.

Утром явилась в деканат и оформила отпуск. Ей пошли на встречу, до конца семестра все равно оставалось меньше двух недель, но предупредили, что если она пропустит сессию в январе, то ее стипендию аннулируют.

Маша ни мгновения не сомневалась, что Герман не виновен. Лежа в постели, пялясь в темноту широко открытыми глазами, впервые за месяцы разлуки позволила себе вспомнить о нем, крутила, рассматривала под лупой малейшие воспоминания и понимала — нет, это не он, он на такое неспособен!

Купила билет на ближайший рейс и, никому ничего не объясняя, улетела домой. Хасан писал что-то, звал на свидание, но Маша даже не сочла нужным отвечать.

Дома перепугала маму, когда нежданно-негаданно ворвалась в квартиру.

‒ Машка! Ты что здесь делаешь? Что-то случилось? ‒ всполошилась она.

‒ Мам, ты помнишь мужчину, с которым я встречалась? ‒ с порога спросила девушка, не в силах больше тянуть эту ношу в одиночку. ‒ Это был Герман.

Мать побледнела как полотно, осела на стул, глаза наполнились слезами.

‒ И тебя он тоже?... ‒ вскрикнула, будто пораженная клинком в самое сердце. Не углядела, допустила, чтобы такое случилось с единственной дочерью!

‒ Мам, очнись, ‒ встряхнула ее Маша за плечи, ‒ это неправда! Он этого не делал! Я знаю!

‒ Доченька, от куда ты можешь знать? Когда сама тоже попала в его сети? ‒ беспомощно разрыдалась женщина.

‒ Какие сети, мам! Я сама ему навязалась, как он не сопротивлялся! Неужели ты не понимаешь? Я люблю его! Я должна помочь ему!

Маше пришлось все рассказать. Старалась не вдаваться в детали, краснела, но утаить от матери даже нелицеприятные подробности было сложно. Говорила страстно, преданно, так важно было хоть ее убедить, заставить поверить, тогда была надежда, что поверят и другие.

Мама вытерла слезы, поджала губы.

‒ Не ожидала такого от тебя... я верю, что ты ему веришь, дочь... Но ты была несмышленой девочкой, а он взрослый мужчина... Если для тебя это так важно — действуй! Правда, не знаю, как ты сможешь помочь ему, говорят, свидетельские показания очень серьезные.

‒ Пожалуйста, дай мне несколько дней, не говори папе пока, ‒ взмолилась Маша, понимая, что просит слишком о многом. Мать гневно сверкнула глазами, но кивнула, соглашаясь.

Первым делом Маша узнала, какой адвокат представляет Германа и договорилась о встрече. Чуть ли не с порога, нисколько не смущаясь, заявила, что была любовницей Германа в то время, что якобы он крутил ...  Читать дальше →