Лёгкие деньги. Часть вторая из двух
Страница: 2 из 27
Тот, что с мечом, нарочито не торопясь слез с коня. Большими пальцами, увенчанными золотыми перстнями, поправил тяжелый наборный пояс. Сложенным кнутом отряхнул несуществующую дорожную пыль с расшитого серебром и отороченного мехом кафтана.
Рукоять кнута поправила съехавшую на глаза шапку с длинным, до середины спины, тумаком. Стальные глаза всадника вцепились в Искора, грозя заглянуть в самую душу. Необыкновенно длинные усы, гладко выбритый подбородок и виски серебрились от росы.
Ростом незнакомец поднимался над волхвом на две головы. Шириной плеч отличался так же вдвое.
Другими словами — выглядел внушительно.
Искору уже доводилось встречать таких лысых усачей. На юге, севере, и даже возле западного моря. Благодаря им пустовали древние тракты. А водные пути люди преодолевали большими, ощеренными сталью компаниями.
Они называли себя вольцами. Города знали их как скотокрадов, убийц и насильников. Потому при первой же оказии украшали реки плавучими виселицами, на которых болтались такие вот развеселые ребята. Смерды предпочитали их не знать вовсе, скрываясь в лесах, едва заслышав конский топот.
Они боялись мавьих копий чуть меньше мечей и сабель свободолюбивых удальцов.
— Ты что ли волхв? — рыкнул, приближаясь, бритый.
Стоявший рядом конник нагнулся из седла, сгрёб пятернёй Искоров кафтан.
— Отвечай, когда белый людь вопросы задает! — проорал он в ухо. — Стегану, сука, плёткой!
Лысый подошел почти вплотную. Навис могучей глыбой. Мочку его левого уха оттягивала массивная, с жемчужиной, серьга.
— Ну и?
— Нет, — ответил Искор, глядя великану в переносицу, — я травник. Не больше.
Всадник тряхнул волхва так, что клацнули зубы.
— А кое-кто гутарит другое, — продолжил великан. — И всякое такое болтают, мол, ты чародействуешь на пустыре, и знаешься с мертвяками. Мол у тебя на заимке творится всякая нижнемирная хреномуть, и твою хату без колдовских слов не разглядеть. Ну?
Искор, взвесив за и против, решил дерзнуть.
— Хреномуть, — бросил он, — теперь в самом деле творится. А кое-кто по рабской натуре, да без хозяйской помощи портки не наденет. Зато языки до земли отрастили. Я собираю здесь травы, чтобы потом их продать где подальше.
Кто-то за спиной смачно плюнул.
— Свистит. На кафтан сеном наторговал чёль?
— Сратый купчина!
Пелена тумана вздрогнула от хохота.
Лысый придвинулся еще ближе. Нагло заглянул в глаза.
— А и правда. Что скажешь?
— Я травник. Купцы за тыном трясутся.
— О как, — фыркнул главарь, — а мне думается, ты бегляк. Вольцовый висельник. Гриди твою шайку разбили, а ты утёк, и теперь прячешься, как крыса в траве. Ну?
Искор помолчал, раздумывая.
— Ваше усатое господинство чего-то небольно на гридя смахивает, чтобы такими делами интересоваться.
Лысый несильно, но очень неприятно ткнул левым кулаком Искору поддых. Парень хватанул ртом воздух, пошатнулся. Устоял на ногах — спасибо коннику, все еще сжимавшему ворот.
— Дерзок, — буркнул главарь, тряхнув тумаком, — ну да ладно. Давай по делу. Девки к тебе приходили?
— Приходили. Мавка со слепой.
— Чего хотели? Говори как есть, инше сам знаешь че с твой шкурой сделается. Ну?
Для наглядности великан поднёс к лицу Искора хлыст.
— Хотели чтобы я расколдовал им клад, — ответил волхв.
Предводитель нервно закусил ус.
— А ты?
— Ответил так же, как тебе. Напоил чаем. Думал они останутся до утра, но мавка сказала, что знает как снять какое-то проклятие. И что для этого ей нужны два кроля. Мужик и баба. Кроли у меня как раз имелись, их и отдал. Обещала вернуть к утру. После они ушли в ночь, а утром вы из моего двора устроили майдан.
Теперь Искор разглядел, что кривой нос главаря украшает шрам от перелома. И еще два — от выдернутых однажды ноздрей. Разглядел, и мысленно выдохнул. Не ошибся. А значит притворство должно сработать.
И сработало.
Стальные глаза великана сузились. Губы разошлись в дырявой улыбке.
— Говорок-то у тебя все ж любопытный, сенокосник. Ну да хрен с ним, потом разберемся. Денег взял с них?
— Я не купчина, чтобы с блаженных оброк брать.
Кто-то рядом одобрительно хмыкнул. Рука конника отпустила ворот.
— Да пусти ты его, бать, — донеслось из-за спины. — Не гнутоспинный, вроде.
— Молчать, — буркнул великан. — Обождём пока с пусканиями. Сдается мне, сенокосник, что ты умен дохрена. Отсюда прям чую, что твоя жопа полна хитрости. Ну вот и слушай меня внимательно, хитрая сенокосная жопень. Мы — дружина госпожи Божены. А я — этой дружины голова. И вот однажды эта... моя госпожа вдруг пропадает. Мы роем носом землю, ищем её, значит. Скоро выясняется, что Божена ушла к какой-то мавке. После чего никто её не видел. Мы к этой мавке наведались домой. Там ведьму не застали, но застукали ейную робу за варением какой-то дряни. Рабыню мы допросили, угадай, что та сказала?
Искор молчал. Возле реки запел соловей. Громко плеснула рыба.
— Ну ты понял, вижу по глазам. Она промямлила, что мавка обманом увела её к колдуну, чтобы совершить там своё мавье непотребное извращение. И теперь мы ищем тело. Или хотя бы мавку, чтобы спустить живьем шкуру. По всему выходит, и городское вече это подтвердит, что я прямо щас могу тебе снести бошку. И ничегошеньки мне за это не будет. Ясно тебе, белобрысый?
— Если тебе надо, чтобы я рассказал кому другому как все было — то и расскажу, не сомневайся.
— Вот и славно, сенокосник. Не теряй настроя.
Предводитель окинул взглядом разоренный дворик, покрытый перьями и прутьями разбитых копытами корзин. Ладонь левой руки легла на рукоять меча. Коснулась посеребрённого оголовья. Пальцы правой нервно крутили ус.
— Так, браты, — гаркнул он, — слушай сюда. Спешивайтесь, треножьте коней тут. В лес пойдём своими ногами — не хочу, чтобы коняги калечились о хреноломье. Базык, Сермя и Молш — остаетесь тут, стеречь наше добро. И эту хитрую жопу вы тоже сторожите. Сбежит — сыму бошку, вы меня знаете. Девку до времени заприте в этом вон сарае. Я все сказал, пошли, тянуть нечего!
Всадники один за другим покидали сёдла. Подбитые подошвы сапог гулко в утренней тишине ударялись об утоптанную землю. И только один парень, с короткими усиками, не торопился присоединяться к братии.
— Сыч, погоди. А чё б нам ведьм здеся не подождать? — громко спросил он. — Подкараулим их, и всего делов. Чего в паутине и гнилье зазря мараться? Тутава баба есть, у сенокосника и бражка найдется, верно говорю?
Братия переглянулась, согласно покачала головами.
— Ты, Базык, — рявкнул названный Сычом, — окромя хрена себе не отрастил ниче. Вот хреном и думаешь. Да и тот, говаривают, у тебя с воробьиный писюн. Ты коней закопаешь? Их на три поприща и видать и слыхать. Бабы нас обойдут, и останешься куковать беззлатый. У тебя для того чтобы думать есть моя голова. И голова тебе гутарит, что надо вам втроем сидеть тут. Мы же пойдем по лесу цепью. Если мавка нас обдуплит, то наверняка заявится сюда. И коней не побоится, потому как мы все там. Понял теперь?
Искор был искренне обескуражен деревянной логикой главаря, но виду не подал.
— Понял, — буркнул Базык спешиваясь. — Сижу, в небозём гляжу. Чего не понять — то?
— Вот и сиди. И тесачок у белобрысого забери. Рубанет по шее, и кончится твоя хреновая жизнь.
Кто-то из-за спины ловко ухватил рукоять Искорова ножа. Вырвал клинок из ножен — тихо звякнула сталь.
— А хорош тесочок-то, — хихикнули, — в сам раз для меня. И никакущий для сенокосника.
Один из дружинников, в чьей «дружественной» природе волхв уже успел разобраться, подвел коня к овину. Через седло была перекинута женская фигурка, связанная на манер куколки. Дружинник звонко шлёпнул пятерней по заду пленницы — девушка невнятно пискнула.
И только когда мужик, словно нашкодившего кота, бросил её ... Читать дальше →