Лёгкие деньги. Часть вторая из двух

я одна...

Айнеке опустилась рядом. Обняла дрожащие плечи.

— Не перегибай палку, дурочка. Подумай, ты сама эту кашу заварила. И потом, смотри, ты не одна. Нас аж, — Айне умолкла на мгновение, — четверо нас, в общем. Три с половиною.

Мавка обеспокоенно посмотрела на Искора.

— Ты заколдуешь толпу? Сумеешь?

— Нет, конечно. План такой. Божена осыпет вече серебром, город восстановят, и все понемногу забудется.

Всхлипы светловолосой переросли в вой.

— Искор, — зло процедила мавка. — У неё нет денег. Она не успела стребовать их с жабьеглазого. Да, надо быть полной дурой, чтобы так... распорядиться... возможностями. Но делать — то что?

— Я жду, — тем же тоном ответил волхв, — когда кончатся истерики. Вы сядете за стол. И всё поймете.

Успокоить Божену удалось. Усилия мавки, к этому приложенные по оценке Искора давно перевалили за десять мешков, набитых золотом.

Девушка, хлюпая носом, сидела, бездумно пялясь на отблески всполохов, пляшущих в кадке. Айнеке ждала, опершись о столешницу локтями.

— Итак, — сказала она, — ты сговорился с этим... Жабом.

— Не сговорился, — качнул головой Искор. Заключил договор. Намного раньше, чем договорился с вами. Это не был договор крови — я не заключаю сделок с духами. И вам впредь не советую. Но договор слова я мог себе позволить. От меня требовалось спасти духа, и я его спас. Кстати, зовут его не Жаб, а Бреага...

— Вот уж, — фыркнула мавка, — важное знание.

Сказала — и тут же осеклась. Поняла. Обдумала. Сделала выводы.

— Покуда вы знаете его имя, он не сможет вам навредить... напрямую, — пояснил волхв. — Счет я выставил высокий. К тому же, когда вы появились на моей заимке, уже поздно было что-то менять. Мы договорились с Бреагой о поединке. Который я, конечно же, проиграю. Божена должна была выбрать между моей жизнью и властью.

Искор умолчал о том, что это был выбор между властью и властью. Оставить себе духа. Или волхва.

Кажется, Айнеке поняла ситуацию без лишних слов.

— Тогда зачем ты рассказал о том, что стать волхвом... невозможно?

— Чтобы показать Божене, что в ней человеческого больше, чем она думает.

Айнеке покачала головой. Черные волосы рассыпались по плечам.

— Это была никому не нужная жестокость, Искор.

— Жестокая необходимость, Айнеке. Только одни создания умудряются жить, пожираемые ужасом и ненавистью. Я говорю о навах. Можно ли назвать это жизнью? Мне кажется, нет. Божена — храбрая девушка, способная на поступки. Это значит её жизнь стоит... потраченного времени.

Мавка притворно округлила глаза.

— О! Так ты и её жизнь спасал, оказывается.

— Еще немного, и её жизнь оборвалась бы так... что нынешнее положение показалась бы завидной участью. Бреага жаден и глуп. Не жесток. Но если крысу загнать в угол... и хорошенько перед этим растравить, сама понимаешь...

— Красиво получается. И жизнью ты ради неё рисковал, и душу спас. Зерцало благородства.

Волхв поморщился.

— Я рисковал, только когда ввязался в поединок. И, как ты видишь, — он указал себе на грудь, — дух не упустил возможности мне навредить. Но убивать меня у Бреаги не было никакого резона. Даже если бы Божена меня не «спасла». Случись такое — она была бы обречена. А мы с тобой пошли бы по домам. Ни с чем.

Буря устала. Вой за окнами ослаб. Слышно было, как хлещут по двору плети ливня.

— Ну и с чем ты меня оставил, паскудник? — шмыгнула носом Божена. Она с надеждой посмотрела на волхва. — Или, все-таки... можно?

Искор покачал головой.

— У тебя была единственная возможность стать частью вилий. Но ты её упустила. Прости.

— Убейте меня, — шепотом попросила Божена. — Позора я не переживу. Вы... представить себе не можете.

Волхв рискнул податься вперёд. Заглянул в заплаканные глаза.

— Некоторую часть жизни, — сказал он, — я провёл челядином. У безумной мавки. Поверь, я могу представить все что угодно.

Айнеке вздрогнула.

— Потом все как-то наладилось.

— А, ну да, — усмехнулась Божена, убирая с лица мокрую прядку. — Боярство среди мертвецов, работа на духа, лесная ебля. Я твоему жизнелюбию завидую, парень. Ты знаешь, где взять серебро. Не тяни.

Искор провёл указательным пальцем по спокойной глади воды. Тихо, едва слышно, произнёс:

— Время оплатить услуги.

Кадка мелко затряслась. На поверхности выступили мелкие пузыри. Из тёмной глубины медленно поднялась светловолосая, жабьеглазая голова.

Айнеке испуганно пискнула. Божена молча, с размаху, саданула кулаком по детскому личику.

— И тебе привет, сисястая, — произнёс Бреага. Он будто и не заметил крепкого удара.

Искор только порадовался, что поленце так и не нашло цели.

— Золота я не нашел, — продолжил дух. — Так что возитесь с серебром. Представляете, в моём лесу был клад. Крепкий такой, хорошо заклятый. Его кто-то распроклял, но не забрал. Тёмная, видать, история.

Троица мрачно молчала.

— Ой, — хихикнул Бреага. — Видели б вы свои рожи! До встречи, Искор! Сисятая — отныне мойся аккуратнее. Ай-не-ке — моё почтение.

Сказав это, голова раскрыла рот, как перед нырком. И, подняв брызги, скрылась в деревянных глубинах кадки.

Все трое, не сговариваясь, склонились над водой.

Впрочем, никакой воды там уже не было — огромное корыто, до самого верха, было наполнено веселенько блестящими слитками серебра.

******

Все случилось так, как и предполагал Искор.

Задобренная подношениями толпа скрылась за покосившимися воротами. Волхв и мавка сидели на мокром дереве ступеней. Задумчиво смотрели, как вьются в безоблачном небе ласточки. Солнце клонилось к закату, обещая разогреть Явь завтра.

А пока терпите, смертные, холод и сырость.

Айне, мелко дрожа, прижалась к Искору боком.

— Скажи, — спросила она, — мне идёт платье?

Волхв отстранился. Пристально осмотрел мавку. Невольно задержался на подоле — ростом Айнеке превышала Божену головы на три.

— Очень.

— Закажу себе такое же. Или лучше.

По двору, поблескивая голубыми огоньками глаз, Нав. Какая-то сухонькая старушонка (как понял Искор — ключница) быстро приспособила «богатыря» к полезным хозяйству делам. Её не смутили ни доспехи, ни вполне заметный запах мертвечины.

— Закажешь себе три, — ответил волхв. — На те деньги, что я тебе выплачу. За свободу Аннишки.

Мавка усмехнулась.

— Зерцало. Твой жест никому не нужен. И никто его не оценит. Даже я. И Аннишка.

— Моей доли хватит, чтобы купить этот город. Имею право на жесты.

— Ты прав, пожалуй.

Она положила голову ему на плечо. Смежила веки.

— Знали бы люди, какие богатства тут хранятся. Их и втроём не утащить. Как распорядишься?

— Не придумал еще, — произнёс Искор, глядя, как солнце нависает над черной полосой леса. — Спрячу подальше. Кафтан куплю.

Айне звонко рассмеялась. Уткнулась носом в плечо волхва.

— Кафтан! А что на счет усадьбы? После твоей-то холупы, каково? А давай... крепость отстроим? Наймем крепкую дружину... корабль снарядим...

Она заглянула ему в глаза.

Волхв улыбнулся.

— Ты построишь крепость, — тихо сказал он. — И снарядишь корабль. Умножишь богатства. Окружишь себя роскошью. Пройдёт много лет, и настанет ночь, когда ты скинешь с тела шелка. Натрёшь кожу охрой. И уйдёшь нагой в лес. Это будет ошибкой. Но — такова твоя природа. У купца — своя природа. У меня тоже. Своя.

— То есть ты намерен смыться. И когда?

Скрипнула дверь клети. Из тёмного нутра донеслась ругань Божены. Девушка воспитывала прислугу. Привыкала к новой для себя роли. Искор уверен — голубоглазая добьётся не только боярства. Она возьмёт город в цепкие пальчики, и не отпустит даже на смертном одре.

— Через седмицу. Может две. Не знаю сколько меня здесь будет терпеть наша русалка.

Помолчали.

— Вот как, — задумчиво произнесла мавка. — Мой путь, значит, закончится в лесу. А ты что намерен делать... в итоге?

Искор закрыл глаза. Вспомнил гору слитков, мерцающую в пламени свечи. Улыбнулся.

— Выйти из леса. Но прежде... я по нему поблуждаю. Отказаться от чего-то можно тогда, когда точно знаешь — от чего отказываешься.