Лёгкие деньги. Часть вторая из двух

Луна тяжело висела над черной стеной леса. Серебром подсвечивала полынное, колышущееся под ветром полынное море. На нём выделялись две фигурки: одна пробивала дорогу ивовой клеткой, другая, держась за рукав спутницы, тащилась следом.

Звуки уносило к реке, но Искор слышал обрывки голосов, травяной шелест.

Он задумчиво смотрел на девушек, жуя горькую травинку.

— Жалеть не станешь? — донесся гулкий металлический голос, разбавленный позвякиванием бармицы. — Или опять чего задумал? По-моему вечер обещал быть веселым. Ты скоро как пень мхом порастешь. Я вот чего думаю...

Искор, не отрывая взгляда, вынул травинку. Бросил под ноги.

— Утро, — буркнул волхв, — обещает быть не менее увлекательным, дорогой сердцу друг.

Нав на мгновение умолк. Вздохнул.

— Ты задумал пакость.

— А ты заделался моей совестью? — фыркнул Искор. — Помалкивал бы.

Тонкие пальцы протянулись к лунном диску. Сложились щепотью — после чего распрямились, издав громкий щелчок. В ладонь, из холодного воздуха, легло полированное дерево посоха.

Волхв ненавидел колдовать. Всем природным естеством. Но, колдуя, испытывал странное, противное своей сути, удовольствие. А потом, после, снова начинал ненавидеть. И так по кругу. Искор видел в этом оскал вселенской иронии. Нав — удивительное проявление лени.

Но колдовство всякий раз выходило чистейшей пробы и качества. В этом мнения друзей (что случалось редко) сходились. Еще обоим становилось от результатов страшно. Но тут уж у каждого были свои причины бояться.

Тупой конец посоха ударил в сухую землю, поднял облачко видной в лунном свете пыли. Тихо звякнули колокольчики на плаще.

Шурхнула трава — из высоких зарослей навстречу Искору вышел здоровенный черный котище.

— Юмидрь, — басисто поздоровался кот.

Блеснул зелеными глазищами, словно интересуясь: так позвал, или есть что интересное? Интересно ему было все, кроме сидения на месте. А так как сидение подзатянулось, Искор справедливо рассчитывал, что дух в новом задании выложится на полную.

— Добрый вечер, Прут, — произнес волхв, опираясь на посох. — Есть у нас два дела. Первое — приведи девчонок на старое капище. Я про тот холм с кривым деревом на макушке. Веди их аккуратно, так чтобы без седых волос. Ясно тебе?

Кот махнул хвостом. В глазах блеснул неподдельный интерес.

— Ухуть.

— Только давай без буйства фантазии. Не как в прошлый раз. Нужно что-то простенькое и контрастное. Как приведешь, жди нас там.

— Ухуть.

— Второе дело — сделать так, чтобы ничего не повредило их здоровью. Отводи от ям, волков, и прочего. Нужны будут дрова — подведи к ним. Но не светись, потому что, извини, ты можешь кого угодно напугать до...

— Юхть!

Искор прищурился, всматриваясь в темноту.

— Ну раз «юхть», тогда можешь начинать. Потому как даже отсюда видно — мавка собралась падать с крутого обрыва. Прямо в реку. Поспеши.

Дух еще раз «угукнул». Подскочил чёрным облаком, и со всего размаху стукнулся о землю. После чего взвился к небу в облике огромной совы. Огромной совы с нетопыриными крыльями. Над полынной пустошью раздался устрашающий клёкот.

— Засиделся наш морок в кустах, — прогудел Нав, провожая птицу взглядом глаз — огоньков. — И чего мы теперь без него будем делать? Уходить?

— Нет.

Нав бряцнул доспехом.

— Теперь, без помощи Прута нашу халупу прекрасно видно из города. Жди к утру гостей.

— Про нашу халупу и так все кому надо знают. А гости будут в любом случае. Где золото — там всегда железо.

Огоньки насмешливо блеснули.

— Ой, ну все, пошли возвышенные речи. Будь у меня шея, она болела бы всякий раз, когда ты начинаешь такое задвигать. Потому что после этого по ней бьют. Сказал бы лучше: «Чу! Я Искор, и я зрю общественную несправедливость! Люди ведут себя как люди, какой кошмар! Нужно срочно влезть, и получить хорошего пенделя. Где пендели — там и мой верный соратник, долгих ему лет». Поменял бы заветное слово, и все. Прошли б все гости мимо.

— Долгих тебе лет.

Искор помолчал.

— Можно еще так выразиться, — вдруг сказал он, — «где бабы — там всегда пендели».

— Ну, это совершенно неверная логическая цепочка. Где бабы — там их мужья, братья и отцы. А где эти самые мужи — там и пендели. Вот чему тебе нужно научиться, так это отделять зерна от плевел. Пендели от потрахерсов. Первое от второго. Uksas ette kaksi. Хотя ты знаешь, все шло подозрительно гладко. Я имею ввиду, до того момента, как ты вышвырнул девок в ночь. Хрен знает зачем.

Волхв устало вздохнул. Бросил на друга неприязненный взгляд.

— Дурак ты, Нав.

— У тебя, Искор, вечно все выходит через гузно. Мне страшно за мир. Не будь ты таким зеленым парнем, я б подумал, что это ты обрушил мировое Древо. Ну чего тебе неймется? Верни девок назад, а утром отдай им клад, раз такой умоленник. Что не так?

Искор неспешным шагом направился к землянке. Возле самых дверей подзадержался, бросил через плечо:

— Утром поймешь. И постарайся не показываться людям на глаза. Они от этого блюют.

Дверь со скрипом захлопнулась. Нав пожал плечами. Пробормотал что-то оскорбительное. Негромко, так чтобы волхв ненароком не услышал. Сетка бармицы сложилась в довольную ухмылочку.

Не только морок засиделся на пустыре. Да и вообще, от испуганных воплей ему почему-то всегда становилось чуточку легче. Ни дать ни взять — натура!

******

В узкие окошки розовым светило рассветное солнце. Искор лежал, глядя на увешанные пучками трав потолочные балки. Утро выдалось туманным, и между древесных волокон медленно копилась вода. Изо рта вырывались мелкие дышки.

Волхв ёжился, мёрз. Растопка печи никак не входила в планы, и потому волхв делал то, что ему давалось проще всего. То есть терпел.

И думал. В первый черёд о том, что делать, если все пойдет не так, как он предполагал. Можно было, например, пару раз приложиться головой о сруб. Честно признаться себе в идиотстве, отправляться в лес, помогать девчонкам. А по пути заречься думать о людях плохо.

В конце — концов, это было бы приличное, и даже милое окончание истории. Если, конечно, девушки, не замерзли ночью. Последнее, при всей печали, могло бы войти в историю: мавка, не сумевшая распорядится лесом, это что-то вроде плотника, взявшего топор не с той стороны.

Утреннюю тишину нарушило конское ржание. Оно пронеслось над лугами, двоилось эхом. Затихло.

Вслед за одним конём заржал другой. Послышалась дробь копыт, идущих рысью. Шелест ковыля.

Волхв поспешно натянул сапоги. Пристроил к поясу длинный нож. Сорванный со стены плащ был тщательно скомкан и брошен в угол. Отороченная соболем шапка легла на волосы — Искор решительным направился к двери.

Осознание правоты сжимало сердце. И, вместе с тем, заставляло пустой желудок опасно волноваться.

Из тумана, со стороны берега вынырнули всадники. Четверо, размахивая плётками, ворвались во двор. Копыта топтали землю, переворачивали кадки, вёдра, с треском разломали недостроенный плетень.

Конники закружили. Один лихим ударом сбил с головы Искора шапку. Надеясь, видно, что тот наклонится. Но волхв стоял, сложив руки на груди, и напряженно всматривался в молочную белизну тумана, стараясь избежать прямых взглядов.

Количество всадников, меж тем, росло. Въехали две тройки — их замкнули четверо.

«Итого четырнадцать. Попал как кур в ощип. Ну что ж теперь поделать».

Некоторые из них спешились. Не говоря ни слова, они пинками открывали двери хозяйственных построек. Выбрасывали на улицу скопившийся за полтора года хлам: корзины, какую-то ветошь. По двору, меж лошадиных копыт испуганно метались куры.

Искор бегло рассмотрел гостей. Без щитов и брони, даже шлемы не надели. Только дорогие на вид кафтаны, широкие южные штаны, да верховые сапоги. Зато оружия на каждом — хватило бы на троих. Топоры, обёрнутые на манер поясов кистени, ножи, сабли....