Приходи в четверг (рассказ переписан автором)

— Лена не такая...

— Тю! С чего ты взял, что она исключительная? Когда про стояки узнает, призадумается.

— Каким образом узнает?

— Ты ей расскажешь.

— Сам-то представляешь, что советуешь? Как это «расскажешь»?!

— Ну, не знаю. Ты же из нас — умник. Что-либо придумаешь.

— Хорош, тарабарить! — шуганул спорщиков засыпающий Большаков. — Надоели!... Толку от вас...

Его тяжелеющая голова покоилась на правой ладони, а левая рука держалась за неопадающий член. Грузнеющие веки слипались... До самого подъёма, Большакову грезилась высокая грудь Елены Павловны и её сладострастные губки.

...

После обеда, когда, вместо политзанятий рядовой Большаков, оформляя Ленинскую комнату, срисовывал репродукцию скульптуры Евгения Вучетича «Воин-освободитель», дневальныйсообщил ему о вызове к командиру роты. Спрыгнув со стола, заменяющего подмости, художник сунул кисти в стакан с уайт-сперитом, вытер тряпицей испачканные пальцы и, застёгивая на ходу верхние пуговицы гимнастёрки, устремился «на ковёр».

Большаков был чрезвычайно взволнован. Ночная «дискуссия» о возможности приударить за женой капитана теснилась в стриженой голове солдата совестливыми противоречиями и волнительными вариациями: « Разве можно?... А вдруг?... А если?... Нереально!... И, всё же...»

Капитан Калинин сидел за столом каптенармуса и пересматривал хозяйственные бумаги. На доклад рядового Большакова о прибытии, не поднимая головы, велел:

— С завтрашнего дня, с четырнадцати до шестнадцати ноль-ноль отправляетесь в расположение гарнизонной библиотеки. Заведующая библиотекой скажет, что надо делать. Её указания выполнять, как мои. Это приказ! Ясно?

— Ясно, — сказал «Борис».

— И, без халтуры! Чтобы Елена Павловна была довольна.

— Так точно! Ещё как будет довольна! — зычно сообщил «Петрович».

Командир роты мельком глянул в лицо стоящего перед ним солдата:

— Чего это вы, рядовой, вдруг так развеселились?... И лицо у вас красное... Не здоровы?

— Никак нет! — таращил глаза Большаков, цыкнув на подвернувшегося под руку «Бориса» (которого сжигал жар смятения), ибо, достать веселившегося «Петровича» не представлялось возможности.

А тот «скакал» козликом:

— Началось! Началось. Теперь она наша!

— К двадцать третьему февраля библиотека должна быть отремонтирована и оформлена. — Дал указание капитан Калинин. — Вопросы есть?

— Никак нет! — опережая всех, сказал Большаков.

— Свободен! — приказал капитан и уткнулся в ротные талмуды.

На выходе из каптёрки «Петрович» обнимал взволнованного «Бориса» за плечи «Мы её получим! Вот увидишь...»

...

В первый же библиотечный день «Петрович» начал действовать. Устроил рабочий стол Большакова напротив стола Елены Павловны, так, что бы «Борис», мог свободно зреть и рельефный бюст жены капитана, и её круглые колени, идеальную форму которых не портили даже вязаные колготки.

Отправляясь вглубь библиотечного зала, он позволял себе делал тазобедренные движения в сторону Елены Павловны, показывая «Борису», что, как будто, придерживает её за воображаемые бёдра.

Моральность «Бориса», при виде таких вольностей своего двойника, рассыпалась по крупицам.

— Тебе нравится? — шептал на ухо «Борису» потаённый «Петрович». — Ну, признайся, что хочется большего!

«Борис» смущался, а у Большакова бешено колотилось сердце.

— Перестаньте, паясничать! — увещевал он свои ипостаси. — Елена Павловна может увидеть.

— Так это и нужно! — скалился «Петрович». — Сделай, что-нибудь этакое, — «Петрович"изобразил пальцами колечко и потыкал в него толстым фломастером. — Пусть догадается, что ты её хочешь.

— Ни в жизнь!

Терзаемый обожанием молодой красавицы, «Борис» размалёвывал тематические планшеты, писал на ватмане цитаты классиков, ремонтировал книги, забеливал стены. А вторая ипостась Большакова приседала перед столом Елены Павловны за «случайно» оброненными карандашами, заглядывала через женское плечо в отворот вязаной кофты, спешила принести стремянку и придержать её возле безупречныхножек.

И, чем больше находился рядовой Большаков возле прекрасной Елены, тем меньше оставалось в нём сдержанного «Бориса», всё явственнее проявлялся дерзкий на поступки «Петрович». Когда же последний затащил «Бориса» за стеллажи и начал показывать, как оттуда можно мастурбировать на ничего не подозревающую Елену Павловну, Большаков едва не умер от страха быть замеченным.

Когда же настала пора выбирать, за кем ему следовать, к Большакову явилась третья ипостась с эгоистическим местоимением «Я». Она страстно желала одного — поиметь жену офицера.

...

Супруга капитана Калинина стала замечать в поведении своего помощника признаки симпатии к своей персоне. Они выражались по-разному. То, как бы мимоходом (обсуждая текст очередного планшета), Большаков, ужасно краснея, сообщал: «Сегодня, Вы прекрасно выглядите, Елена Павловна!», То, вдруг, замирал на полуслове, откровенно любуясь её лицом. А последнее время называл Леной и беспардонным, почти жадным взглядом скользил по её фигуру и разглагольствуя о силе женских чар.

Елену Павловну поражал этот суррогат начитанной вежливости и простоватой глупости собранные в едином человеке. Порой она была склонна поговорить об этом с мужем. Но, прекрасно понимая, чем такая беседа будет завершена, заставляла себя сдерживаться. Ведь восстановление библиотеки проходило успешно и, через несколько недель и всё будет закончено. «Не девочка. Смогу осадить, если что-то пойдёт не так... « — шла она на компромисс между женской интуицией и жизненной необходимостью.

— Вы взрослая личность, а говорите такие суггестивности! — одёргивала она чрезмерно пылкие высказывания Большакова.

На что рядовой тут же виновато разводил руками. Мол — каюсь, был неправ!

Елена Павловна объясняла странную переменчивость в поведении помощника его молодостью. Будучи ровесником Большакова, она считала себя опытнее и мудрее его. (Известно, что юноши взрослеют позже своих сверстниц.) «Этот солдат ещё — пацан пацаном, — рассуждала Елена Павловна. — Что он знает о жизни? А у неё уже полгода — семья».

Знаки внимания со стороны юноши, Елена Павловна принимала, без восторга, но, как, должное. Красивые девочки со школьных лет привыкают считать себя привлекательными. И «тайные» подглядывания парня в солдатской робе за стройными ножками, станом и высокой грудью были понятны. Более того, не уделяй Большаков этим деталям её фигуры должного внимания, девушка, пожалуй, огорчилась бы.

Однажды позволяла себе подразнивать безусого юнца короткой юбкой и свитером в обтяжку и млела ощущая на себе жадные взгляды.

Не удивительно, почему в этот день оформительская работа у «Бориса» не клеилась. А «Петрович» пялился на женские прелести дольше прежнего. И, вдруг, ляпнул: — Мне нравится, что я вижу!

Елена Павловна подобной откровенности не обрадовалась. Одёрнув край юбки, строгим голосом сказала:

— Не стыдно, товарищ рядовой, так откровенно меня рассматривать?

— Ни капельки! — ответил «Петрович». — Смотрим на то, что показывают.

Это была откровенная дерзость. Елена Павловна смолчала. Отнеся её тоже к юношеской непосредственности. И напрасно! Дозволенность попала на благодатную почву.

«Петрович», получил индульгенцию на подобные вольности. Начиная с фразы: «Как художнику, мне нравятся ваши... « и плёл о «трепетных губах», «рельефных формах», «линии бедра», «улыбке Джоконды»...

...

Вечером в казарме, сдавшийся «Борис», сообщил, что придумал, как заманить жену офицера в круговорот событий:

— Надо, чтобы она увидела записи, из которых узнала бы, насколько её тело привлекательно для романтических отношений.

«Я» эту идею одобрил, но внёс поправку:

— Не для «романтических отношений»,...  Читать дальше →