Верю, надеюсь, жду. Часть 4: Сердца трех

как раньше, прижалась, ища утешения. Какой бы стойкой и мужественной она не была, она всего лишь одинокая женщина, желавшая хоть иногда переложить часть груза на подставленное, сильное плечо. Светящееся подаренной надеждой нежное личико приподнялось, ее влажные губы оказались слишком близко от его. Виктор застыл, как громом пораженный.

Почувствовав его холодность, женщина резко отпрянула, всмотрелась в его перекошенное от напряжения лицо, виновато поникла, счастливая улыбка сползла с лица.

— Прости... — робко прошептала, — я забылась.

Виктор, притворившись, что не заметил ее порыва, перевел разговор обратно в деловое русло. Какое ему дело, что ей до сих пор комфортно в его присутствии? Что она забывает, что замужем, забывает, что пришла просить за соперника, которого выбрала? Но внутри разливается тепло от незабытого ощущения ее маленького тела в его объятиях, от ее запаха, звука ее голоса.

Он ничего не может ей больше предложить, только попытаться помочь тому, кого она любит. На мгновение мелькает мысль, что если Олега посадят, у него снова появится шанс. Но тут же горько усмехается. Никогда он не был подлецом и теперь не станет! Не было у него никакого шанса и не будет, пусть даже Олега запрут пожизненно. Не нужна ему ее бездушная, горюющая половина, а получить целиком уже нет никакой надежды. Что ж, если и удастся вытащить ее безалаберного мужа, пусть он хоть утешится тем, что так поспособствовал ее счастью.

Встретиться с подозреваемым оказывается не так просто, как он предполагал. Чтоб ему дали час в необорудованном прослушкой помещении, Виктору приходится задействовать свои самые высокие связи. Что-то было не так с этим делом с самого начала, с самого исчезновения Олега, уже тогда у Виктора закралось подозрение, что здесь не обошлось без высших чинов в инстанциях, куда ему нет ходу.

Когда в комнату вводят заключенного, тот нарочито спокоен и собран. Олег не пытается ерничать, делать вид, что не знает Виктора, он спокойно, оценивающе взирает на соперника, как на равного — равного ему, несмотря на разницу между полицейским и преступником, равного, несмотря на то, что один был законным мужем, а другой — любовником.

Это незыблемое самоуважение и проявление уважения к нему трогают Виктора. Завязавшийся разговор лишь еще больше укрепляет его во мнении, что он изначальна дал неверную оценку характеру и действиям противника, сочтя безответственным авантюристом и лоботрясом. Личина юморного рубахи-парня легко давалась Олегу, но то была только одна его сторона, близкие знали его и другим — преданным, самоотверженным, щедрым. Видел теперь это и Виктор, и проникаясь подсознательным уважением к сопернику, с горечью осознал, что умаляя достоинства Вериного мужа, так только обманывал себя, пытаясь пережить боль от ее утраты, одновременно принижая и ее. Вряд ли бы мелкий, трусливый человечишка, которого он себе представлял, смог внушить любовь и преданность такой женщине как Вера.

— Нас точно не подслушивают? — серьезно переспросил Олег.

— Нет, — подтвердил Виктор, — говори все, как есть.

Олег кивнул. Виктор бы понял, если бы он пытался вилять, недоговаривать, ведь у того не было причины доверять ему. Но заключенный лишь еще раз внимательно посмотрел в глаза мента, и спокойно, четко, без утаек, приступил к изложению своей истории.

Начало ничем не отличалось от той, что он рассказал родным. Единственное, о чем он умолчал, что еще до отлета его отловили и посадили на цепь агенты Европола, давно разрабатывавшие того самого знакомого, попросившего провезти документы, оказавшиеся оригиналами договоров на недвижимость, доверенностей, завещаний людей, пожертвовавших всем своим имуществом, чтобы спасти близких из передряги.

Тогда, сидя на мели, вынужденный уйти с работы, идея недолго побыть агентом под прикрытием показалась Олегу привлекательной, но с отвращением к собственной мальчишеской глупости и самонадеянности, он скоро должен был признать, что попал в мясорубку, которая может оказаться ему не по зубам, откажись он следовать заведенным порядкам и инструкциям. Отмахав кувалдой несколько недель, прибился в охранники, потом наверх, заниматься финансами и документами. Конечно, подобное было бы невозможно, будь он единственной подсадной уткой, но в стане бандитов были и другие крысы.

К моменту начала операции зачистки, агент, с которым Олег поддерживал контакт через одного из охранников, вытащил их обоих с шахты и отправил восвояси, в качестве вознаграждения за помощь, разрешив умолчать об одном офшорном счете, к которому Олег получил доступ. Этот же агент обещал юридическую неприкосновенность Олегу в случае обвинений в соучастии, что сейчас и случилось.

— Ты знаешь его имя? — спросил Виктор.

— Да. Майор Жан Мортуар.

— Когда вы в последний раз связывались?

— Я уже был дома. За пару недель до ареста. Он предупреждал, что под меня копают, но сказал, что все разрулит.

— Ясно. Его и самого могли прижать, кто знает, — мрачно заметил Виктор. — Что у них есть на тебя?

— Не уверен. Меня опознал один из парней с шахты, но я к тому времени уже в охране не был, вряд ли ему как-то лично насолил, — признал Олег.

Оба понимали, о чем тот не договаривал. Вряд ли, пока пытался втереться в доверие, он избежал случая поизмываться над бесправными рабами. Сожалеть и терзаться угрызениями сейчас не было смысла, тогда он поступал так, как считал нужным, чтобы не только выжить, но и чтобы совершенные ради этого зверства не были напрасными.

Виктор должен был бы испытать презрение, но не мог не восхищаться Олегом. Он сам много лет назад растерял свои юношеские иллюзии, что сражаться с преступностью можно лишь законными методами. Когда суд отпускает восвояси убийцу женщины с ребенком за недостаточностью улик, сложно продолжать верить в глобальную справедливость. Может, где-то и есть эффективные системы правопорядка, где полиция лишь ловит преступников, в его же мире ему зачастую приходилось быть и судьей и исполнителем. Он — мент, у него больше двадцати лет практики, за которые он хорошо научился совершать сделки с совестью. Удивительно, как сумел человек со стороны пройти через такое и удержаться, не стать и в самом деле зверем, сохранить себя — без должной подготовки, умений, просто на собственном огромном желании жить и вернуться. Виктор то хорошо знал эту схему, парня по-тихому использовали, даже не провели через систему как агента, не сильно надеялись, что он выкарабкается, все что им нужно было, получили еще в начале, а потом просто бросили, обеспечив минимумом поддержки — выживет — хорошо, нет — не велика потеря.

— На чем тебя зацепили? — спросил Виктор, мало веря, что тот ввязался в эту аферу на чистом энтузиазме верящего в злодеев и героев новичка.

Олег помялся, впервые за время их долгого разговора, почувствовав себя неуверенно.

— Долги...

— Что еще?

— У меня была интрижка... в тайне от Веры.

***

За следующие пару недель Виктор настолько глубоко, по самые уши влез в помойную кухню Европола, что если бы у него и были сомнения, что люди всегда остаются людьми — тщеславными, корыстными, эгоистичными, какой бы сильной не была организация, что над ними довлела, то эти сомнения давно накрылись бы медным тазом. Когда речь идет о заслугах, каждый будет кричать, перекрикивая коллег, присваивая их себе; когда же находилась ошибка, опять же каждый сделает все возможное, чтобы себя обелить и выгородить.

Но его усилия увенчались успехом. Искомый майор был найден в добром здравии, попивающий красное на вилле в Марселе, и при правильном использовании информации быстро задергался, чтобы помочь своему протеже. Хоть Олег этого прямо и не сказал, было легко вывести, что не он один пользовался переводами с неучтенного офшорного счета.

— Значит так. Сделка такова, — объяснял он Олегу, пока они насколько возможно вальяжно расположившись на жестких казенных стульях, попивали принесенный Виктором ...  Читать дальше →