Развеянный свет. Часть 2

— Будет очень больно?

— Не знаю, маленькая. Как-то юные девы с дикими идеями в моей постели еще не бывали.

Чувствуя его тело на ней, горячий, твердый орган, трущийся о ее сверх чувствительный, словно оголенный электрод, клитор, его руки, сжимающие плечи, губы пожирающие ее рот, Маша и стремилась к слиянию с ним, и в то же время, подспудно разрываемая паникой, мятежно отстранялась, двигая бедрами, отворачивая голову, то вскидывая, то бессильно опуская руки, не понимая, что этим распаляет его еще больше.

— Мэри, моя Мери... — сделал над собой титаническое усилие Герман, приподнимаясь над ней, обхватывая ладонями личико, вглядываясь в потемневшие от страсти, расширенные глаза. — Хочешь, не будем доводить до конца сегодня?

Спросил, с надеждой вглядываясь в нее, чувствуя, что взорвется, если она и в самом деле пойдет на попятную. Маша недоуменно посмотрела на него рассеянным взглядом, смутилась, когда поняла, что невольно сопротивляется ему, затем медленно покачала головой.

— Нет... Хочу тебя. Пожалуйста... — выдохнула, расслабляясь, подстраиваясь под него.

Герману другого разрешения было не нужно. sexytales С мученическим стоном, впившись в губы, подхватил руками под попку, не давая елозить, стал медленно входить в нее. Она была безумно горячей, мокрой и очень тугой. Широко раскрыв глаза и задыхаясь от осознания происходящего, замерла под ним, сосредоточившись на ощущениях. Потом внезапно задергалась, зажмурилась, закусила губу, из глаз брызнули слезы.

— Больно... Не надо, пожалуйста, перестань...

Долю секунды он и правда верил, что способен выполнить то, о чем она просит, но потом пришло понимание, что если остановится сейчас, больше она не придет и он никогда ее не увидит. Это в тот момент было равносильно самоубийству.

Он будет терпеливым, понимающим, но потом.

А сейчас она должна стать его, другого не дано.

Видимо, метод медленного, дразнящего погружения плохо подходит для девственниц, и Герман сделал резкий, сильный выпад, пронзая ее до конца, вырывая яростный, испуганный крик боли.

— Все, все, маленькая, сейчас пройдет, — шептал он, замерев в ее узкой, обжигающей пещерке, целуя покрытые ручейками слез щеки, превозмогая собственную боль, давая ей время почувствовать его внутри, привыкнуть к нему. Когда болотные глаза распахнулись, полыхнув на него пробудившейся дикой страстью, он тут же сорвался, начав энергично двигаться в ней, с силой удерживая под собой, упиваясь ее по началу жалобными стонами, становившимися все более хриплыми, грудными, когда огонь стал разгораться в ней, а бедра инстинктивно заходили под ним ходуном, неумело пытаясь подладиться под его ритм.

— Вместе со мной, моя хорошая... вот так, — подсказывал Герман, ведя Машу следом, взбираясь ступенька за ступенькой по лестнице наслаждения.

Как он и предполагал, долго он продержаться не смог. Быстро вышел из нее, чтобы спустить на смятую, в бурых пятнах ее крови простыню. Так хотелось кончить внутри нее, достав членом до трепещущей души, или забрызгать густыми, белыми каплями смуглый животик, но понимал, что она еще не готова к этому. Должно пройти время. Она еще только на пороге. Проявления дикой, животной сущности секса пока только напугают ее и шокируют.

Перекатился на бок, не отпуская из объятий, накрыл углом покрывала. Оба несколько минут просто лежали, переживая произошедшее. Маша, затихнув, перебирала пальчиками кудрявую, темную поросль на его груди, в голове была блаженная, звенящая пустота.

— Ты как, маленькая? — спросил Герман, приподнимая ее за подбородок, чтобы заглянуть в глаза, и легко чмокая в припухшие, ярко красные губы.

— Хорошо, — счастливо просияла девушка.

На сердце у Германа отлегло. Волновался, что обидится, не простит его настойчивости.

— Всего лишь хорошо? — лукаво поинтересовался он.

Маша весело, заразительно рассмеялась. Смущение ушло, ей было легко и уютно с ним, будто не было ничего естественнее, чем находиться в его сильных объятиях.

— Нарываетесь на комплименты и благодарности, да, Герман Сергеевич?

— А я разве уже заслужил? — иронично приподнял бровь мужчина.

— Герман! — Маша резко дернулась, осознав, о чем он, и шуточно стукнула кулачком по широкой груди. — Опять меня дразнишь!

— Ну так до восьми еще много времени, успеешь поблагодарить, — продолжал паясничать он, наслаждаясь ее румянцем и заливистым смехом.

— Я есть хочу, — вдруг виновато призналась девушка, — не могла обедать сегодня.

— Так сильно волновалась? — уже без тени насмешки, ласково спросил мужчина.

Робко кивнула.

— Не жалеешь? — легонько провел пальцем по щеке, очерчивая линию скулы и пухлой щечки.

— Нет! А ты?

— Нашла о чем спрашивать у мужика после секса! — снова перешел на дурашливый тон Герман. — Пойдем, пожарю тебе яичницу, накормлю ребенка.

— Я не ребенок, Герман, — тихо, немного обиженно, одернула Маша. — И могу омлет приготовить сама, хочешь? Меня мама научила.

— Конечно, ты совсем не ребенок... — крепко обнял, целуя нахмуренный лоб, заострившийся носик, желая впаять ее в себя, поглотить и никуда не отпускать, — теперь то ты точно женщина. Моя женщина.

От собственнического тона, с которым он это сказал, Машино сердечко суматошно забилось, губы нетерпеливо потянулись к его губам, ладошки нежно поглаживали колючие от щетины щеки. Слова любви так и рвались наружу, но она промолчала, уважая его право не любить ее. Пусть он будет с ней только телом, не душой, но и это уже наполняло таким счастьем, что грозило взорваться атомной бомбой внутри.

Потом они все же встали и пошли на кухню готовить ужин. Быстро подмывшись, Маша накинула еще влажную белую футболку Германа, пока смущаясь ходить перед ним голышом. Тот, посмеиваясь, натянул штаны, щадя ее скромность.

Готовил все же Герман сам, доверив Маше нарезать овощи и сыр. Девушка сидела на высоком стуле возле окна, подоконник которого был превращен в кухонную стойку, ловила лучи заходящего весеннего солнышка и тихо млела, наблюдая за любимым. Он открывался ей совсем с другой стороны, совсем непохожий на сдержанного учителя Германа Сергеевича, сейчас он был смешливым, непринужденным, легко переключался с легкого подтрунивания на зыбкую, щемящую нежность.

Как оказалось, готовил он тоже прекрасно. Машка, у которой проснулся здоровый аппетит, умяла целую тарелку душистого, воздушного омлета, облизывая кончики пальцев от удовольствия.

— Дай мне, — протянул он руку, перехватывая тонкое запястье, и поднося к своему рту. Втянул указательный пальчик, стал полизывать, покусывать его, сжимая губами, не отпуская голодного взгляда с расширяющихся глаз девушки. Обвил другую ладошку своей, стал поглаживать с внутренней стороны, пока один за другим одаривал лаской пальчики правой руки. Машка смотрела во все глаза, чувствуя что от его действий, внизу снова начинает покалывать.

С улыбкой чеширского кота Герман остановился, соскочил с табурета, забрал все тарелки с подоконника, переставил в раковину, а сам наклонился к Машиному рту, срывая поцелуи.

— Кажется, у меня появился новый фетиш, — игриво промурлыкал он.

— Да? — едва дыша, спросила девушка, слишком поглощенная своими ощущениями — она сидела на высоком стуле, прижавшись спиной к массивному подоконнику, а Герман расположился между ее ног, поглаживая ее раскрытое лоно.

— Нравится ласкать тебя в таком положении. Ты так сладко кончаешь... — протянул хриплым, тягучим шепотом, уже вовсю хозяйничая пальцами у нее внизу, вызывая в памяти тот день, когда довел ее до бурного оргазма на столе у себя в лаборантской.

Маша должна бы была смутиться, но, видимо,...  Читать дальше →