Девятое марта

— Зови меня Иван Иванычем. Ну? Чего уж останавливаться на достигнутом? — он показал на Лорины черные трусики.

Лора хотела что-то сказать, но вместо этого послушно сняла их, оголив пушистую пизду.

— Другое дело. А теперь идем! — Иван Иваныч схватил ее за руку и потащил к зеркалу. — Смотри! Вот смотри!

Лора смотрела на пышненькую брюнетку, сверкающую телесами в зазеркалье. «Я голая», вдруг осознала она...

— Смотри! Смотри, какая роскошь! — приговаривал Иван Иваныч, бесцеремонно тиская ее сверху донизу. — Смотри! Какой бюст, видишь? Смотри! — мял он Лорины вкусные груди, подшлепывая их снизу. — А тут! Вот где роскошь! — тер он ее бедра, будто решил добыть из них огонь. — И вот!... Переход в талию — и гибкий, и круглый, без углов, смотри... Мечта каждой женщины... А тут! Смотри! — хлопал он ее по щекам. — Не личико — сахар в сметане! Ну это же прелесть просто! Ну как этого можно не понимать? Смотри...

Он был выше ее, наверно, на полметра, и ему приходилось нагибаться, как Дяде Степе.

Лора смотрела и видела, хоть ты тресни, коротконогую кубышку с деревенскими щеками и задницей. Но массаж так оглушил ее, что она вдруг почувствовала свое тело, как никогда не чувствовала его — горячим, ловким и пластичным, до последнего миллиметра пластичным, будто все оно вдруг собралось в пульсирующий нерв.

И — странно, но она вдруг увидела себя глазами Иван Иваныча. Она не стала казаться себе красивее, но... это невозможно объяснить. Его восхищение вдруг передалось ей, проникло в нее вовнутрь — через взгляд, через руки, которые мяли ее, голую, так, будто имели на это право...

— Ты видишь? А? Раскрой же глаза, дурбецало дурошлепское... Чего хрюкаешь?

— Смешно ругаетесь...

— А хочется не смешно. Иди сюда.

Он вдруг поволок ее за руку в комнату, усадил на колени, взял обеими руками за щеки и развернул лицом к себе:

— Ну? Чувырло розовое... Поняло или нет?

Лора вдруг поняла, что это за чувство: она была сильно возбуждена. Зверски, до звона в ушах.

Это было очень странно — понимать такое.

— Поняла-поняла... На секс разводите, да?

— Вот еще! — Иван Иваныч вдруг встал, стряхнув с себя Лору. — Нужны мне всякие пигалицы, которые не понимают, что им подарила природа... Иди в душ, да будем спать. Уже утро.

— Спать?

— На разных кроватях, Лора, на разных. Пока не почуешь свою силу — не буду приставать к тебе, и не проси. Вот, — Иван Иваныч добыл огромную, как мешок, футболку с Миком Джаггером, — это тебе вместо ночнушки. Как раз до колен...

Он отвел Лору в душ. Ванна была доверху наполнена водой.

— Можешь плюхаться: вода чистая. Так-с, — он быстро схватил что-то, что лежало на краю ванной, и спрятал в карман. — Вроде все. Постелю тебе, сам лягу и закроюсь — хозяйнуй без меня. Усе? Спокойной ночи, Лора из Бангалора.

Он пристально посмотрел на нее, заставив покраснеть до ключиц, и вышел.

Какое-то время Лора стояла, переваривая все, что было.

Затем закрылась на щеколду, проверила, хорошо ли держит, влезла в теплую воду, включила душ, легла, закрыла глаза — и заурчала от сладких водяных игл, впившихся в пизду...

3.

Чувственные тени, окутавшие ее под утро, сгустились в щекотной кислинке между ног.

Она цвела, как тропический цветок, прорастая прямо из Лориной потаенной плоти, и обволакивала пизду пряной сладостью, от которой хотелось взвиться к небу и нестись, выталкивая ее из себя, как ракета выталкивает сгоревшее топливо... Лоре снилось, что к ней подлетела гигантская бабочка, многоцветная, как клумба, села ей между ног, окунула в нее свой хоботок — и пила ее изнутри, лакала, вылизывала пряную влагу из ее недр, высасывала жадным хоботком...

— Ииеееээээ... — простонала Лора — и, вдруг проснувшись, открыла глаза.

Они видели незнакомую комнату, залитую солнцем, и ничего не понимали.

Сосущее блаженство не отпускало ее. Глянув вниз, Лора увидела вместо бабочки стриженую голову.

— Тифе, — промямлила голова. Цепкие пальцы сжали голые Лорины бедра, и Лора обмякла, не успев дернуться.

Блаженство вдруг залило ее до ушей. Пизда цвела и искрилась, как фейерверк, каждый ее миллиметр набухал влагой — и это было так вкусно, и горячо, и желанно, и ослепительно, что...

— Оооойёйёйииыыы... — выла Лора, катаясь по кровати, как кошка. Бедра ее распахнулись до хруста, чтобы жестокий рот высосал оттуда всю клокочущую сладость...

— Ну, вот и все, — сказали снизу.

Чья-то ладонь шлепнула Лору по бутону, онемевшему от сытости. Бутон громко хлюпнул. — Это мой первый подарок. С восьмым марта, Лора из Бангалора! И — доброе утро!

Иван Иваныч подсел к ней на край, улыбаясь одними глазами, сумасшедшими, как у тигра.

Лора, залитая истомой, не могла шевельнуться, и так и лежала, раскорячив мокрое хозяйство.

— Какая она все-таки у тебя красавица, — Иван Иваныч погладил ее по пизде. — И вкуснаяяяя!... Понравилось?

— Ыыыиии, — простонала Лора. Иван Иваныч держал ее прямо за бутончик, и Лору буравил отчаянный, азартный стыд.

— Хорошо, что правду говоришь. А теперь — бегом одеваться! Нас ждут великие дела.

— Какие? И какой еще будет подарок? — запищала Лора, вскакивая вслед за Иван Иванычем.

— Увидишь. Паспорт с собой?

— Да...

— О'кей. Когда, говоришь, родители возвращаются?

— Двенадцатого... Ой, а что это у вас...

— Так, а ну-ка брысь. Брысь отсюда! — Иван Иваныч отогнал ее от компьютера. — Быстро в душ, завтракать — и...

— И что?

— Увидишь.

4.

Они стояли у черного джипа.

— Не-а, — качала головой Лора.

Все ее нервы гудели, как провода на ветру.

— Ты мне доверяешь? — спрашивал ее Иван Иваныч.

— Я вас не знаю...

— Я тоже тебя не знаю. Я не это спрашиваю. Ты мне доверяешь?

Она смотрел ей в глаза, и Лора чувствовала, как взгляд входит в нее, как в масло, проникает в сердце, в печенки... и ей, Лоре, томно и волнительно от этого, как от утреннего «подарка».

— Да, — кивнула она.

— Тогда полезай.

Он сел за руль, и Лора влезла рядом, на переднее сиденье.

— Так куда мы едем?

— Много будешь знать — скоро состаришься. За подарками тебе едем, Лора-Таратора. Погнали!

Он включил музыку, утреннюю, волнующую, и джип рванул с места. Лора запищала от восторга...

Не прошло и получаса, как она смотрела на груды нарядов, снесенные ей со всего бутика, и говорила, заикаясь:

— Я... я дддаже не зна...

— Так. А ну пробуй это. По-моему, очень круто, — Иван Иваныч совал ей очередную зашибенную тряпку, уводил за ширму, без всяких комплексов оголял, помогал одеться, поправлял здесь и там, после чего снова и снова говорил: — Не, опять фигня. Фиготень фиготенская... Давай-ка вот это.

После долгих трудов обалдевшая Лора вышла из бутика в новом белье, в зеленом платье, в туфлях на каблуке, в роскошном бежевом пальто — и еще столько же всего лежало в пакете, который нес за ней Иван Иваныч.

— А это к ядрене фене! — он швырнул в урну старый ее прикид.

— Ээээээ! Что я родакам скажу?!

— Правду. Что у тебя появился богатый папик, который покупает тебе стоящий шмот, а не всякое готическое говно. Никогда не поверю, кстати, что родители купили тебе такое...

Он попал в десятку. Пунцовая Лора влезла за ним в машину.

— А теперь куда?

— Туда же: на Кудыкину гору. Паааагнали!..

Через десять минут Лора, потерявшая дар речи, сидела в салоне красоты, а вокруг нее танцевал целый полк девушек. Иван Иваныч командовал ими, как балетмейстер:

— Так!... Какой пирсинг можно снять — ну, чтобы дырка не была видна, а то ворона туда залетит, гнездо построит... тот снимайте к ядрене фене. Не, бровь оставляем, это как раз гуд... Волосы? Так, вначале смываем эти готические чернила... чтоб ими Путина покрасили, е-мое! Какая ты там под ними, Лор? ...  Читать дальше →