Двенадцать мгновений жизни Леры К.

В ней только что было плотно и туго, и сейчас снова хотелось этой плотности, и Лера разжигала ее в себе, изо всех сил ввинчиваясь в клитор. Она раскорячила ножки и представляла, что кто-то идет мимо и смотрит на нее. От этой мысли тело вдруг скрутилось, как тряпка, и из Леры потекло горькое, одуряющее блаженство, скребущее сладким волчком в недрах матки...

Какое-то время Лера сидела, обмякнув на асфальте; затем встала, оделась и медленно побрела домой.

8.

 — Ты умничка, ты чудо! Ты настоящая находка! Если мы с тобой договоримся, ты получишь хорошую награду...
— А... разве мы уже не договорились? — спрашивала голая Лера.
— О чем ты, лапуся? — проникновенно смотрел на нее Леонард Рустемович, менеджер модельного агентства «ИзгибЪ».
— Как? А... — растерялась Лера.

Только что она отпозировала длинный фотосет, принимая самые блядские позы, которые только могла себе представить. — Но я же снималась... И вы говорили, что...
— Нуууу, деточка, наив будешь в своей школе гнать. Это была проба. Тест, скажем так. Он показал, что ты годишься, ты меня поняла? И не более того. Ты меня поняла?..
— А что надо, чтобы... более?

Вместо ответа Леонард Рустемович встал.

 — Эх, — сказал он, умильно глядя на Леру. — Хотел я тебя привезти в хорошее место, романтика, скажем так, и все такое... но нет. Не могу терпеть. Иди сюда!

Лера подошла на негнущихся ногах к нему.

 — Соси! — из брюк вывалился объект сосания, прицелившись Лере в живот.
— Но...
— Ах, мы наивные, да? Ну так вали к себе домой, тургневская девушка, блядь. Тебе ж денюжек хочется, по глазам вижу. Ну? Соси, и получишь кусок сладкой морковки...

«Это из «Кролика Роджера"» — подумала Лера, заглатывая багровый хуй. Она сосала так же, как пару дней назад, когда ее насиловали — облепляла елду нëбом и языком, и это снова нравилось ее клиенту, сопящему от удовольствия, как мастиф.

 — Хххххыыыы... Ты настоящая находка, я же говорю, — бормотал Леонард Рустемович, и вдруг схватил ее за плечи и повалил на пол.

Хуй с чмоканьем вылетел из Лериного рта. Она даже не успела вскрикнуть; ноги ее были раздвинуты, и в зудящую щель на лету вставился хуй, натянув ее почти до упора.

 — Вот так, вот таааак... ты же давно течешь, талантливая моя... — приговаривал менеджер модельного агенства и ебал Леру на полу, смяв руками обе ее груди. Лера выгибалась и плакала. Все эти дни она внушала себе, что там, на асфальте она была не виновата, так получилось, и она правильно поступила, и потому осталась жива, и она вовсе не сука и не шлюха...

 — Все вы плачете... Все... А потом сами раком ставитесь, блядь, и сами прыгаете на меня, и умоляете... Где ты еще такой хуй найдешь? Девятнадцать с половиной, между прочим! Что, не вкурила еще? А так? А вот так? — орал ей менеджер и остервенело ебал ее, всаживаясь в печенки. Лера задыхалась от плача и от спазмов растревоженной матки. Тугая плотность, натянувшая ее, влилась куда-то в недра, и там толкала и щекотала липкую капельку, которая росла, набухала и перекатывалась в Лере, исторгая из нее спазмы, стоны и радуги. «Мне хорошо» — снова осознала она, — «мне дико, зверски, охуенно хорошо. Ааааа...»

 — Аааааааа! — орала она, выплеснув наконец из себя эту капельку, и тонула-захлебывалась в ней, и выворачивалась наизнанку сладким, сочащимся нутром, и размазывалась пиздой по стволу хуя, проебавшего ее до сердцевины...

 — Ну вот... — отдувался Леонард Рустемович. — А не хотела, между прочим. Скоро еще попросишь. На, держи.

Он добыл из пиджака пачку баксов, отсчитал три сотенных купюры всхлипывающей Лере, и та стала одеваться, зажав их в кулаке.

9.

Лера изо всех сил старалась не плакать. Но лучше бы она плакала: набухшие глаза действовали на мужчин так, что Лера не знала, куда деваться. «Прям Парфюмер», думала она, улыбаясь сквозь слезищу, зудящую где-то внутри.

За эту неделю она уже немного привыкла к приставаниям. Стоило ей выйти на улицу — и весь город спешил с ней познакомиться, войти к ней в доверие и блеснуть перед ней лучшими качествами (ржачем и матами). Но сейчас творилось что-то несусветное: чем меньше ей хотелось смотреть на людей — тем сильней к ней липли, разводили на знакомство, демонстрировали ей богатство русского мата... Когда она вышла из трама — за ней выскочил какой-то мужик и бежал за ней метров сто.

Ей не хотелось ничего. Ей хотелось к Дэну.

Почему-то ей представлялось его тело, вжатое в нее, и чистый, теплый ток от тела к телу, когда не нужно было говорить, и Дэн замолкал. Ей казалось, что этот ток очистит ее. «Сегодня я шлюха», думала она, «в самом прямом смысле этого слова. Так больше не будет, но сегодня так. Ничего, зато заработала, хе-хе». На папе давно висел огромный долг за квартиру, и Лера пошла в «ИзгибЪ», чтобы хоть как-то компенсировать серебристое платье от Denny Rose. «Компенсировала», думала она, «еще как. Ничего. Через пять минут я буду с Дэном...»

Дэн трахал ее, как обычно — в миссионерской позе, облизывая и обсасывая сверху донизу, как леденец. Лере это частично нравилось, частично смешило, частично поднадоело; но ей было хорошо, и она убеждала себя, что от Дэниного члена ей значительно приятней, чем от девятнадцати сантиметров Леонарда Рустемовича. Ей было тепло и нежно, а главное — с ней был Дэн, в которого она влюблена уже два года, он был близко-близко, тело к телу, он был в ней и на ней, и одно это исторгало из нее улыбку, сводившую его с ума.

Дэн трепался, изо всех сил стараясь быть отвязным мачо, но Лера терпеливо ждала, когда он после оргазма станет другим. Она не кончала под ним, и не это было главное, а драгоценные минуты молчания после скачки, смешанной с облизываниями, трепотней и матами.

 — Ыыыыыххххгггррр!... — наконец захрипел Дэн, оплевав Лерино влагалище горячими капельками, и рухнул на нее, как обычно. Лера закрыла глаза...

 — А от тебя пахнет другими мужиками... Ты не думай, я не ревную, — вдруг зашептал Дэн прямо в ухо Лере. — Тебя ведь много ебут, да? Такую красотулечку, как ты? Вряд ли я один у тебя такой. Ты любишь, когда тебя ебут другие мужики, да? Ты моя шлюшка, да?

Лера молчала, сжавшись под Дэном.

 — А давай я позову братана, и мы втроем?... У меня улетный братан, ебется так, что заебись!... У него не то что у меня, у него целых девятнадцать сэмэ, прикинь ваще? Ты с ним тебя так отжарим, что... Эээ, ты чё? Лерк!..

Но Лера лихорадочно одевалась, и минутой спустя вылетела из квартиры, изо всех сил стараясь загнать слезищу обратно — туда, где она висела все это время.

10.

 — Папа! Папочка!... — Лера кинулась на шею отцу.
— Доча! Что такое? Ну... ну... ну чего ты? Он... он обидел, да? Изменил, да? Ну... ну ничего, ну не надо, доча... Ты у меня такая красавица, такая красотулька, что мужики будут штабелями лежать. А он будет локти кусать. Ну не надо, не надо... — папа гладил ее по голове, по плечам, по льняным волосам, растрепанным Дэновой подушкой, а Лера ревела ему в футболку, дергаясь от горьких взрывов плача.

 — Не надо, не надо, все хорошо... — папина рука залезла ей под блузку и поползла по спине, едва касаясь кожи. Это было так неожиданно приятно, что у Леры вдруг кончились слезы, и она всхлипывала по инерции, обхватив папу крепко, как только могла. «Я забыла лифчик у Дэна», подумала она...

 — Нравится? Ну... ну вот... Когда-то ты очень любила так. Когда была совсем маленькая... Может, снимешь блузку? Мне будет удобней, и тебе приятнее...

Лера приподнялась, стащила с себя блузку — и уткнулась обратно в папу, сплющив об него голые груди.

 — Лерка... Леруська... Как я тебя ...  Читать дальше →