История для девочек

Однажды Рэй пришла сама не своя.

— Ну что? Ты была там? — спросил мистер Бумслэйв, откладывая газету. — Видела его?

На газете был большой заголовок — «Человек, проживший 30 лет в джунглях, вернулся в родной город».

— Я не просто видела его. Я... Он...

Рэй плюхнулась в кресло и жалобно посмотрела на мистера Бумслэйва.

— Ну? Рассказывай уже!

— Я... Так получилось, что... в общем, я перепутала вход... там все загорожено было, ну, как обычно, вы знаете... я еще туалет искала...

— Нашла?

— Да нет! Дайте сказать! Я... в общем, я влезла куда-то не туда, в подсобку какую-то... и тут дверь открывается, и выходит он. Симпатичный такой, небритый, как в кино... Выходит и смотрит на меня. И рот открыл. Я тогда еще не знала, что это он. Я ведь привыкла, что на меня пялятся, на мои волосы, и думала, что это поэтому, хоть так еще никто не...

Она закрыла лицо рукой. Сквозь пальцы светилась улыбка.

— То есть ты, получается, была первой из наших, кто его увидел? Поздравляю!

— Ииииииыы... — скулила Рэй. — Он на меня смотрит... и я тоже обалдела, что он на меня так... Говорю: все в порядке? А он: ты кто? Я обалдела еще больше... говорю — я Рэй. А он: женщина? Я: ну вообще-то да, хотя скорее девушка. А он: я еще никогда не видел женщин. Девушек.

— Ничего себе! Значит, это все-таки ты...

— Говорит: ты такая красивая. Я еще не видел ничего такого красивого, говорит. И, знаете, говорит не так, как все, а вот как-то просто, душевно... Как-то ему сразу веришь. Говорит: у тебя такие красивые волосы, как у птицы. У всех женщин такие волосы? Я говорю: нет, только у меня. Только у тебя? — спрашивает. Значит, ты самая красивая из всех женщин.

— И ты...

— Я не знала, что мне делать. Я будто в Дороти превратилась, и у меня отключили радиоуправление. Он подошел ко мне и взял за руки, за плечи... так просто взял, будто я и в самом деле его кукла. Говорит: у всех людей руки как руки, а у тебя все такое удивительно красивое... И я вижу, что он плачет.

— Да уж. История для девочек... Про вас везде пишут, — мистер Бумслэйв кивнул на газету. — «Хэм Прайд встретил на родине свою судьбу. Любовь с первого взгляда... « Только я не знал, что это ты, ведь не ты одна с цветными волосами...

— Что мне делать? А?

Рэй смотрела на мистера Бумслэйва, как на оракула. Тот вздохнул.

— Что я могу сказать тебе, Рэй? С двух лет он жил с отцом на своем острове. Потом отец умер, и тот жил один. В команде, которая привезла его, были одни мужики. И вот — ты. Если бы вместо тебя ему встретилась другая девушка...

— Нет! Это не так! Нет! — Рэй вскочила и убежала, хлопнув дверью.

5.

Она прибежала следующим утром.

Если вчера она приходила сама не своя, то теперь ее состояние и вовсе было трудно описать. Она вошла, шатаясь, и уставилась на мистера Бумслэйва сквозь блаженную улыбку, которой светилось ее лицо.

Тот вздохнул и сказал:

— Поздравляю.

— С чем? — набычилась Рэй.

— Как с чем? С тем, что у вас было этой ночью.

— А... откуда вы знаете?

— У тебя на лбу написано.

Рэй подбежала к зеркалу и долго смотрела туда. Потом засмеялась и закружилась по комнате.

— Я думала: рассказывать вам, не рассказывать... Решила, что не расскажу, но все равно прибежала! Мистер Бумслэйв! Я... я...

— Ты счастлива, да? — спросил тот, кладя руки ей на плечи.

— Да!

Она уткнулась в него. Он гладил ее своей черной рукой по цветной голове, а Рэй сопела ему в свитер. Потом начала бормотать — тихонько, ему даже было и не все слышно:

— Он так трогал меня... Представляете, что чувствует виолончель, когда на ней играет Ростропович? Каждый клочок моего тела чувствовал его восхищение... Мои руки, плечи, ноги — они действовали на него, как музыка, или картина, или не знаю что... Он плакал, когда трогал меня, плакал и улыбался. Я даже не знаю, приятно ли это было физически, потому что когда твое тело так обожают — каждая его клетка сочится блаженством, и ты как в раю... Он даже не знал, как все делать, и мне пришлось показать ему, хоть я тоже в первый раз... Так смешно... он не выдержал, когда... ну, когда пристраивался ко мне. И я вся была... пришлось вытираться...

— Ты кончила? — хрипло спросил мистер Бумслэйв.

— Я? Да, наверно... Он потом еще три раза... во мне. У нас все получилось!

— Очень стыдно было?

— Сначала да... я думала, что это очень трудно — снять трусы, и когда он смотрит там на тебя, и трогает... Он так обнимал меня! Меня никто никогда так не обнимал. И я сразу почувствовала, что трусы лишние, и вся одежда лишняя, и надо телом к телу, чтоб голое... Оно совсем не так все было, как пишут про это.

— Больно было?

— Ну... не знаю. Может быть... О Боже, я так счастлива! — смеялась Рэй в свитер мистеру Бумслэйву. Получалось фырканье, как у жеребенка. — Он старше меня на пятнадцать лет, но он как мальчик, для него все впервые... как для меня. И при этом он такой взрослый! Он может жить в джунглях, как Тарзан. Он умеет гипнотизировать собак... Иногда мне кажется, что он и меня загипнотизировал... или я его?

Парикмахер гладил ее, закусив губу.

6.

С тех пор он был в курсе всех ее интимных впечатлений. Они переполоняли и жгли Рэй, она не могла держать их в себе, ей нужно было делиться ими — и она все более откровенно распахивала их перед мистером Бумслэйвом, исповедником ее тела. Он видел его только под одеждой, но ему уже казалось, что каждый его миллиметр знаком ему, как инвентарь салона BeautyBoom. Он наблюдал, как из девчонки, попробовавшей запретное, Рэй стремительно превращалась в женщину, бесстыдную в своем счастье.

— Сегодня я впервые сосала ему, — говорила Рэй, когда мистер Бумслэйв подкрашивал ей корни. — Глупенький, он удивился, что так можно... а как мы сегодня стонали, уууу! Почти плакали... Моя лесная образина, мой дикий нецелованый дрын... Он у него совсем небольшой, но дырявит до самого сердца. А говорят, что это так важно, чтобы большой был. Нифига это не важно, врут все! Я старалась горлом, как девчонки учили, но у меня фигово получилось, чуть не подавилась. А сперма похожа на чесночный соус! Я все проглотила!..

Иногда она спрашивала:

— Ничего, что я все это вам рассказываю? Мне жутко хочется рассказать, разрывает прямо... а кроме вас, некому.

И мистер Бумслэйв всякий раз говорил, скосив глаза, — «конечно, ничего. Ведь мы друзья», — а счастливая Рэй топала ножками и дергала его за свитер, как обезьянка.

— Никогда не думала, что попаду в публичные люди, — говорила она. — Как все эти звезды, которым желтая пресса перемывает кости. Теперь вот и нам с Хэмми тоже. Такое странное чувство иногда... что у нас в спальне камеры. Я и когда целуюсь с ним на улице — стараюсь, чтоб красиво было. А потом вижу фотку в газете и думаю — фигня, надо голову выше запрокинуть...

— Ооох, — ныла она после очередной бурной ночи. — Соски болят, будто у меня телята. Он и есть как теленок — высасывает прямо с нервами... и с душой. Тянет, тянет душу из соска, а я умираю. Так странно... там, между ног, мы... по-разному бывает: то мы целуемся там, так же, как губами, то... он терзает меня. Я так и представляю себе: что я лань, а он тигр — рвет меня на куски, отрывает клочья мяса... И я не знаю, что мне больше нравится — первое или второе...

— Так хочется, что он меня тоже целовал там, как я его, — говорила она, подставляя мистеру Бумслэйву свою цветную голову.

— Попроси его.

— Не могу. Стесняюсь... Странно так: вам не стесняюсь рассказывать, а его стесняюсь... Он же совсем дикий у меня. Он ничего не умеет... ну, в смысле, умеет выживать, следы понимать, защитить меня и все такое... а посуду — и то не умеет мыть.

Иногда Рэй не входила, а влетала в салон, как мотылек, закатывая свои черные глаза до потолка....  Читать дальше →