Мальвина и Карабас

Так ее звали — Мальвина. Спасибо родителям. И у нее действительно были голубые волосы. Но это уже — благодаря ему, Ивану Абрамычу.

Иван Абрамыч не думал, что так получится. Он пришел на вечеринку, которую устроили его новые соседи — Мироненки. Был в ударе, шутил. И сказал Мальве Мироненко, белокурой, невыносимо нежной и розовой девице, глазевшей на него весь вечер:

— Какая же ты Мальвина? А где голубые волосы? А? Сказано ведь — «девочка с голубыми волосами...»

Мальва покраснела, побледнела, тряхнула гривой и умчалась на кухню.

Ей было хрен знает сколько лет — такие спеленькие, как персики, девушки всегда без возраста, хоть им шестнадцать, хоть двадцать три. Иван Абрамыч поинтересовался как-то, но Мальва проревела басом — «девяносто девять с половэээээной!» — скорчила рожу и захохотала, как гиена. Телом она тянула на двадцать с гаком, личиком — на школьный выпуск, а поведением — и того меньше, где-то между детским садом и первыми месячными.

Буквально через пару дней Иван Абрамыч не поверил своим глазам: вокруг Мальвиного персикового личика мерцала, как аура, голубая шевелюра, переливаясь всеми оттенками морских глубин.

— А так? — Мальва встала перед ним в «модельную» позу. — Так правильно?

— Ну ты даешь, — сказал Иван Иванович, когда смог говорить.

Густой, насыщенно-синий цвет оттенялся аквамариновыми и зеленоватыми прядями по краям. Все это играло и сияло, как утренняя волна. Иван Абрамыч, мягко говоря, не одобрял такие эксперименты, но он не мог не признать, что Мальва, и без того хорошенькая, стала чем-то вроде феи или какой-нибудь другой сказочной небывальщины.

Конечно, он не подал виду и высказался, как положено взрослому дяде: «а это смывается? нет? у тебя были такие волосы, Мальва...»

Конечно, она разобиделась и убежала; конечно, он чувствовал себя дураком, и на этот раз даже знал, почему.

Так и стала Мальвина настоящей Девочкой с Голубыми Волосами. Скоро всем стало казаться, что они так и растут у нее голубыми, от природы — тем более, что их цвет точно попал в тон ее синих, как море, глаз. Прошло время — и все привыкли к голубой голове, и было странно думать, что она могла быть другого цвета.

***

Первое время голубая голова непрерывно снилась Ивану Абрамычу. Тот перепортил все свои трусы, и пришлось устроить внеплановую стирку.

«Да что ж это», пилил себя Иван Абрамыч, «желторотое ведь чудо-юдо, бантики вместо мозгов... Опомнись, старик»

Как на грех, Мальва отчаянно лезла к нему. Настолько, что даже он не мог этого не заметить. Она все время путалась у него под ногами, искала поводы для визитов, а когда не находила — просто звонила в дверь. Иван Абрамыч открывал, и та стояла, молча глядя в пол.

— Ну что, Мальва? — задавал он обычный свой дурацкий вопрос. Мальва или продолжала молчать, или вздыхала, или убегала к себе.

Иван Абрамыч, спрятавший свои сны в глубокий тайник, не допускал ничего серьезного с ее стороны. «Переходный возраст», думал он, косясь на два пухлых шара, торчащих из Мальвиного тела. Ей не полагалось иметь такую грудь, но она имела ее, и это было фактом, смущавшим всех, кто ее видел.

Продлившись неделю, Мальвины атаки вдруг прекратились. Несколько раз Иван Абрамыч видел, как она картинно целуется с чернявым парнем. У того, как нарочно, был длинный нос. «Ну вот, все и сложилось», — думал Иван Абрамыч, — «Мальвина и Буратино». Его так и подмывало сказать ей про это, и он еле сдерживался.

Однажды, когда он уже отвык от ее визитов, Мальва снова позвонила в его дверь.

— Можно пройти? — спросила она.

Это был явный прогресс: раньше она всегда молчала.

— Входи, конечно.

Иван Абрамыч посторонился. Мальва вошла, закрыв за собой дверь.

— Иван Абрамыч, — начала она и запнулась. Открыла рот, чтобы продолжить. Не продолжила. Посмотрела в упор, сверкнув глазами. Зажмурилась... и рывком стащила с себя майку.

Под ней ничего не было.

— Мальва, ты чего? — крикнул Иван Абрамыч.

— А что? — хрипло спросила она и подошла к нему, покачивая сосками, рельефными, как клубнички. Каждый шаг стоил ей явных усилий.

— Мальва!... Ну посмотри: у тебя уши дымятся. Малиновые... — говорил ей Иван Абрамыч, не зная, зачем он это говорит. Наверно, он стыдил ее, но Мальве и без того было стыдно. Ей было так невозможно стыдно, что она вдруг завалилась назад, и Иван Абрамыч едва успел поймать ее.

— Блин, блин, блин, блин, блин, — твердил он, бегая вокруг лежащей Мальвы. — Нашатырь! — вспомнил Иван Абрамыч и кинулся к аптечке, опрокинув стул.

Оглушительно чихнув, Мальва очнулась.

— А... а... — начала она.

— Все будет хорошо, — бормотал Иван Абрамыч, дрожа от ее клубничек. — Ты была в обмороке. Ну кто ж так делает?... Все будет хорошо...

— А... а вы меня... пока я... ну...

— Что я тебя?..

— Ну... оприходовали?

Иван Абрамыч уставился на Мальву. Та — на него.

Сумасшедшие глаза буравили ему мозг, как синие лазеры.

— Мальва, ты что? — строго спросил он. — Ты что?! — орал он на нее. — Совсем шизанулась? Да? Оделась быстро, и иди проветрись! Мальва... — он взял тоном пониже, — ну... ну чего ты так? Ну что с тобой?

«Какой же я хреновый педагог», думал он про себя.

— А ничего, — Мальва встала, глядя ему в глаза. — Просто я хотела, чтоб вы меня трахнули. Чтоб вы меня выебли. Это чтоб Костику отомстить. Заебал он меня нахуй. И вы меня заебали. Чао!

Она напялила майку задом наперед и вышла, хлопнув дверью.

Иван Абрамыч глядел ей вслед, открыв рот. Никто никогда не слышал от Мальвы таких слов.

***

По зрелому размышлению он решился на Разговор. Вначале с Мальвой, потом, если не поможет, с родителями.

Но утром Мальва попала под машину.

Ничего серьезного — ушибы, ссадины, вывих, вправленный на месте, и много-много слез — так много, что глаза выцвели и стали стальными. Напуганная, исцарапанная Мальва выплакала из них всю синь. Ее перемазали зеленкой, впихнули в постель и под страхом репрессий велели не вылезать оттуда три дня.

Это было как раз в выходной. Иван Абрамыч следил, не придет ли к ней Костя, но никто не приходил.

Под вечер он решился. Мальва открыла ему, удивленная, понурая, как тень.

— Мальва, — сказал Иван Иванович, и вдруг обнял ее.

Она сразу прильнула к нему, ткнувшись в плечо.

— Я... — гудела она в него, как в глушитель. — Я...

— Что?

— Я... люблю... вас, — она заглянула Ивану Абрамычу в глаза, будто спрашивая — «да? правильно?»

— Ну вот, — говорил ей Иван Абрамыч, кивая головой, как идиот. У него так саднило в груди, что он казался себе не большим дядькой с бородой, а маленьким пацаненком, младше Мальвы. — Постой, а Костик?

— Костик — это просто так. Он донжуан, ну и вообще. Кроме того, я ведь должна научиться целоваться?

— Должна, — подтвердил Иван Абрамыч, скорчился от своей глупости, и, чтобы приглушить ее, прижал Мальву крепче к себе.

В него сразу ударил ток благодарного тела. Оно льнуло к нему так плотно, что Иван Иванович чувствовал его скорый, захлебывающийся пульс. Надо было что-то делать.

— Мальва, — Иван Абрамыч приподнял за подбородок насупленное, отчаянно розовое лицо. Щеки и губы горели в голубых волосах, как кораллы в глубине бухты. — У тебя очень красивая грудь, — вдруг сказал он. — То есть мне очень нравится... И ты...

Лицо вспыхнуло счастьем. Прозрачные глаза прожгли Ивана Абрамыча насквозь, и Мальва сжала его втрое крепче.

— Ну что, ну что нам с тобой делать, Мальва? — шептал он, чувствуя, что не может терпеть. Руки его ползли по Мальвиному телу, обтекая все выпуклости. Те пружинили под пальцами, отдавая током сквозь одежду.

— Ааай, — вдруг пискнула Мальва, и Иван Абрамыч отскочил от нее, как ошпаренный.

«Я же забыл, что она после аварии...»

— Прости, Мальвочка, прости, пожалуйста, — бормотал он, извиняясь за все сразу....