Москва слезам не верит
Страница: 2 из 2
мама! — взвизгнула Маша, когда они чуть не свалились со стула. — Ой! Ой! — заливалась она своим смехом-колокольчиком.
— Чего ты смеешься?
— Хорошо мне, вот и смеюсь... Пошли. Пошли, рыцарь. Пошли в чертог, — она схватила Костю за руку и, притащив к постели, прыгнула туда, как была, в туфлях и платье:
— Иди ко мне!
Костя прыгнул туда же, и они завозились, как счастливые котята. — Ииииыыы! — визжала и хохотала Маша, и Костя вместе с ней. — Ну? Ну? — спросила она, когда чуть отдышалась.
— Что «ну»?
— Кто первый?
— Что?
— Вот дурачок!"Что, что... « — она приподнялась и стащила с себя платье, оставшись в одном белье и туфлях. — Теперь ты.
Костя, не сводя с нее глаз, разделся до трусов и майки.
— И все? Ты трус.
— Я не трус.
— Трус. Давай вместе.
Осторожно, подстраиваясь друг под друга, они оголили торсы.
— Ну? — шепотом спросила Маша.
У нее были сиськи-висюльки сосками вниз, трогательные и забавные. Их сразу захотелось лизать и теребить носом. — Страшно?
— Нет.
— Ты раньше делал это?
— Да.
— А я нет.
— И я нет. Я соврал.
— Мы оба хороши. Я тоже соврала... Твоя очередь!
— Чего это? — спросил Костя, но все-таки снял трусы, оголив большой член, багровый и налитой от возбуждения.
— Того. Закрой глаза.
— Ты не закрывала...
— Закрой!
Костя зажмурился. Через секунду к нему прильнуло теплое тело, в лицо ткнулись лизучие губы, и Костя застонал от блаженства, окутавшего его, как кокон...
— Нравится, да? — шептали губы.
— Ааааа...
— Не смотри на меня. Не смотри туда. Давай сразу... — Маша нащупала член и попыталась всунуть в себя. Костя простонал:
— У меня... нет... презерватива...
— И? Что делать?
— Не знаю... Ааааа!
Он вдруг ухватил Машу, наполовину оседлавшую его, за голые бедра, и с силой натянул на себя.
— Оооууууууу... — выгнулась Маша.
— Больно? Прости, прости...
— Да нееееет... Аааа...
— Что?
— Аааа... Просто я не знала, что это так приятно, понял? Ааааа...
Окрыленный Костя вдавился в Машу до упора и стал с силой подбрасывать ее, удерживая за бедра.
Из него рвался напористый ритм, и Костя выталкивал его в сладкую женскую плоть — еще, и еще, и еще...
— А! А! А! — стонала Маша.
Ее сиськи-висюльки подпрыгивали, как надувные шарики. Костя выгнулся и ухватил губами одну.
Маша захныкала:
— Ой-ей-ей... ааааа! Аааааа!..
Костя теребил языком сосок, как струну. Тряска была такой бешеной, что сиська едва держалась во рту.
— Мммммммм... — вдруг взревел он, не размыкая губ, и сдавил мертвой хваткой Машины бедра.
Его член рвался, толкался и заливал ее новыми, новыми, новыми струями спермы, сладкой и жгучей, как пунш, если его лить прямо в горло...
— Оооууух...
— Ааааааа...
Маша лежала на нем и дышала ему в шею.
— Ты... кончила?
— Неееееет... но было таааааак...
— Давай я тебе сделаю... ну... это...
— Нет!
— Почему?
— Не надо. Не смотри туда...
— Ну как же? Я ведь только что тебя там...
— Неееееет!
Но Костя уже разворачивал ее. И застыл.
—... Ну вот. Я же говорила!
— Что это?
— Неважно. Шрамы.
— Шрамы? Тебе делали операцию?
Маша помолчала. Потом спросила:
— Это очень ужасно?
— Ну причем тут?... Расскажи.
Она молчала.
— Расскажи! Что с тобой было?
Маша вздохнула:
— Ладно. Сам напросился. Пять лет назад меня изнасиловали. Трое. А потом они меня... Они взяли большой нож и отрезали мне... тут, — Маша тронула пальцем огромные рубцы, темневшие на месте половых губ, больших и малых. — Я все чувствовала. Я кричала, как резаная... потому что и была резаная. Они разделывали меня, как тушу. Потом они отрезали мне пальцы. Вот... — она скинула туфлю, подтянула ногу, и Костя с ужасом увидел, что на ступне нет половины пальцев. — Ломали, потом резали. Потом стали рвать мне волосы. Захватывали вот так — Маша намотала прядку на пальцы, — и рвали. Тоненько брали, чтобы уж точно наверняка... Потом я ничего не помню. Помню только больницу. Я истекла кровью, и меня еле спасли...
Она говорила глухим голосом, как из-под подушки.
— С тех пор я ни с кем... ну, ты понимаешь. Считай, ты мой первый мужчина.
Костя сидел, как каменный.
Потом вдруг упал на Машу и стал целовать ее, давясь слюной и слезами:
— Маша... Машенька... Теперь я всегда буду с тобой... Теперь тебя никто никогда не обидит... Никто... никогда...
***
Утром, когда они шли к метро, им преградили дорогу двое.
— А? Что ты нам вчера хотел сказать? А? Не слышу! — вопрошал один Костю, сдавив ему шею.
Тот хрипел и пускал пузыри.
Второй подошел, размахнулся...
Внезапно все опрокинулось. Горло расперло кашлем, в глаза ударило солнце и голубое небо...
«Мне врезали в челюсть, и мне не больно?», думал Костя... и вдруг понял, что ударили не его.
Держась за горло, он поднялся с травы.
— Вот тебе! — Машин кулак снова и снова влетал в рожу амбалу, упавшему на траву. — И тебе! — добавила она Костиному обидчику.
Оба любителя музыки валялись, как груши, хлюпая расквашенными носами.
— Хоть лежачих и не бьют, но... Костик, Костинька, ты как? — она подбежала к нему. — Они не сильно тебя?... Пойдем, мой зайчик...
Костик смотрел на нее, не двигаясь с места.
— Что? Я чемпионка Москвы по тайскому боксу, разве я не говорила тебе?... В наше время надо быть сильной. Вот тогда еще вышла из больницы — и сразу на курсы... Москва слезам не верит. Пойдем!
— Но... — Костя поплелся за ней, оглядываясь на лежащих амбалов. — Но... А вчера, у метро...
— Аааа... Так то Васюх с Шамилькой, одноклассники мои. Нормальные пацаны, никогда не приставали... Манеры у них, правда, не дворянские... Ты их сильно впечатлил. Понимаешь, они хоть и нормальные, но все хиляки. Я ведь знаю их, как облупленных... А ты — первый настоящий мужик, которого я встретила в своей жизни. И теперь я тебя никуда не... Зеленый! Бежим!
Последние рассказы автора
Оглянувшись еще раз (мало ли?), Марина осторожно спустила с бедер плавки. Переступила через них и застыла, как привязанная, боясь отойти.
Вообще-то здесь не нудистский, а самый обыкновенный пляж (ну, или не пляж, а просто...
Читать дальше →
Евгений Львовичтак и сделал. Будь он лет на пять помоложе, он бы еще поборолся с волнами, а сейчас... Нет, он не боялся, конечно. Просто он и так знал, что сможет победить их. Тратить силы на доказательства этого бесспорного факта не имело никакого...
Читать дальше →
Как бы там ни было, однажды в столицу одного из бесчисленных эмиратов, на которые распался некогда могущественный Арабский Халифат, и правда прибыли два высоких гостя (о том имеются пометки в дворцовой хронике). Один из них — Мамуль, юный принц...
Читать дальше →
Нет ничего трогательней в мире, чем соски юной девочки, если их раздеть и целовать впервые в девочкиной жизни (и возраст не имеет тут значения). Они не просто нежные, и беззащитные, и чувственные. Они — обещание, и плевать, выполнится оно или нет. Это обещание всегда больше любого выполнения: женщина может умирать в оргазме, но в ее сосках, раскрытых впервые, есть и эта смерть, и рай после нее, и муки...
Читать дальше →
Казалось бы, не самая круглая цифра, бывают и покруглее, — но Лайли, домашний лепрекон Гюнтера, решила сделать из нее праздник ну прямо-таки национального масштаба.
Впечатленный ее размахом, Гюнтер предлагал кинуть эту идею в бундестаг. Но Лайли была левой и не верила в правительство. Она заявила, что эту идею похерят, как и все хорошие идеи.
 ...
Читать дальше →