Москва слезам не верит

Страница: 2 из 2

мама! — взвизгнула Маша, когда они чуть не свалились со стула. — Ой! Ой! — заливалась она своим смехом-колокольчиком.

— Чего ты смеешься?

— Хорошо мне, вот и смеюсь... Пошли. Пошли, рыцарь. Пошли в чертог, — она схватила Костю за руку и, притащив к постели, прыгнула туда, как была, в туфлях и платье:

— Иди ко мне!

Костя прыгнул туда же, и они завозились, как счастливые котята. — Ииииыыы! — визжала и хохотала Маша, и Костя вместе с ней. — Ну? Ну? — спросила она, когда чуть отдышалась.

— Что «ну»?

— Кто первый?

— Что?

— Вот дурачок!"Что, что... « — она приподнялась и стащила с себя платье, оставшись в одном белье и туфлях. — Теперь ты.

Костя, не сводя с нее глаз, разделся до трусов и майки.

— И все? Ты трус.

— Я не трус.

— Трус. Давай вместе.

Осторожно, подстраиваясь друг под друга, они оголили торсы.

— Ну? — шепотом спросила Маша.

У нее были сиськи-висюльки сосками вниз, трогательные и забавные. Их сразу захотелось лизать и теребить носом. — Страшно?

— Нет.

— Ты раньше делал это?

— Да.

— А я нет.

— И я нет. Я соврал.

— Мы оба хороши. Я тоже соврала... Твоя очередь!

— Чего это? — спросил Костя, но все-таки снял трусы, оголив большой член, багровый и налитой от возбуждения.

— Того. Закрой глаза.

— Ты не закрывала...

— Закрой!

Костя зажмурился. Через секунду к нему прильнуло теплое тело, в лицо ткнулись лизучие губы, и Костя застонал от блаженства, окутавшего его, как кокон...

— Нравится, да? — шептали губы.

— Ааааа...

— Не смотри на меня. Не смотри туда. Давай сразу... — Маша нащупала член и попыталась всунуть в себя. Костя простонал:

— У меня... нет... презерватива...

— И? Что делать?

— Не знаю... Ааааа!

Он вдруг ухватил Машу, наполовину оседлавшую его, за голые бедра, и с силой натянул на себя.

— Оооууууууу... — выгнулась Маша.

— Больно? Прости, прости...

— Да нееееет... Аааа...

— Что?

— Аааа... Просто я не знала, что это так приятно, понял? Ааааа...

Окрыленный Костя вдавился в Машу до упора и стал с силой подбрасывать ее, удерживая за бедра.

Из него рвался напористый ритм, и Костя выталкивал его в сладкую женскую плоть — еще, и еще, и еще...

— А! А! А! — стонала Маша.

Ее сиськи-висюльки подпрыгивали, как надувные шарики. Костя выгнулся и ухватил губами одну.

Маша захныкала:

— Ой-ей-ей... ааааа! Аааааа!..

Костя теребил языком сосок, как струну. Тряска была такой бешеной, что сиська едва держалась во рту.

— Мммммммм... — вдруг взревел он, не размыкая губ, и сдавил мертвой хваткой Машины бедра.

Его член рвался, толкался и заливал ее новыми, новыми, новыми струями спермы, сладкой и жгучей, как пунш, если его лить прямо в горло...

— Оооууух...

— Ааааааа...

Маша лежала на нем и дышала ему в шею.

— Ты... кончила?

— Неееееет... но было таааааак...

— Давай я тебе сделаю... ну... это...

— Нет!

— Почему?

— Не надо. Не смотри туда...

— Ну как же? Я ведь только что тебя там...

— Неееееет!

Но Костя уже разворачивал ее. И застыл.

—... Ну вот. Я же говорила!

— Что это?

— Неважно. Шрамы.

— Шрамы? Тебе делали операцию?

Маша помолчала. Потом спросила:

— Это очень ужасно?

— Ну причем тут?... Расскажи.

Она молчала.

— Расскажи! Что с тобой было?

Маша вздохнула:

— Ладно. Сам напросился. Пять лет назад меня изнасиловали. Трое. А потом они меня... Они взяли большой нож и отрезали мне... тут, — Маша тронула пальцем огромные рубцы, темневшие на месте половых губ, больших и малых. — Я все чувствовала. Я кричала, как резаная... потому что и была резаная. Они разделывали меня, как тушу. Потом они отрезали мне пальцы. Вот... — она скинула туфлю, подтянула ногу, и Костя с ужасом увидел, что на ступне нет половины пальцев. — Ломали, потом резали. Потом стали рвать мне волосы. Захватывали вот так — Маша намотала прядку на пальцы, — и рвали. Тоненько брали, чтобы уж точно наверняка... Потом я ничего не помню. Помню только больницу. Я истекла кровью, и меня еле спасли...

Она говорила глухим голосом, как из-под подушки.

— С тех пор я ни с кем... ну, ты понимаешь. Считай, ты мой первый мужчина.

Костя сидел, как каменный.

Потом вдруг упал на Машу и стал целовать ее, давясь слюной и слезами:

— Маша... Машенька... Теперь я всегда буду с тобой... Теперь тебя никто никогда не обидит... Никто... никогда...

***

Утром, когда они шли к метро, им преградили дорогу двое.

— А? Что ты нам вчера хотел сказать? А? Не слышу! — вопрошал один Костю, сдавив ему шею.

Тот хрипел и пускал пузыри.

Второй подошел, размахнулся...

Внезапно все опрокинулось. Горло расперло кашлем, в глаза ударило солнце и голубое небо...

«Мне врезали в челюсть, и мне не больно?», думал Костя... и вдруг понял, что ударили не его.

Держась за горло, он поднялся с травы.

— Вот тебе! — Машин кулак снова и снова влетал в рожу амбалу, упавшему на траву. — И тебе! — добавила она Костиному обидчику.

Оба любителя музыки валялись, как груши, хлюпая расквашенными носами.

— Хоть лежачих и не бьют, но... Костик, Костинька, ты как? — она подбежала к нему. — Они не сильно тебя?... Пойдем, мой зайчик...

Костик смотрел на нее, не двигаясь с места.

— Что? Я чемпионка Москвы по тайскому боксу, разве я не говорила тебе?... В наше время надо быть сильной. Вот тогда еще вышла из больницы — и сразу на курсы... Москва слезам не верит. Пойдем!

— Но... — Костя поплелся за ней, оглядываясь на лежащих амбалов. — Но... А вчера, у метро...

— Аааа... Так то Васюх с Шамилькой, одноклассники мои. Нормальные пацаны, никогда не приставали... Манеры у них, правда, не дворянские... Ты их сильно впечатлил. Понимаешь, они хоть и нормальные, но все хиляки. Я ведь знаю их, как облупленных... А ты — первый настоящий мужик, которого я встретила в своей жизни. И теперь я тебя никуда не... Зеленый! Бежим!

Последние рассказы автора

наверх