Беспокойная Анна

— Дай писю, — гундосил Саня.

— Отстань, — смеялась Аня.

У нее был тихий воркующий смех, от которого Саня страдал еще сильней.

— Ну дааай!..

— Сань, мне тут вымыть все надо.

Аня мыла нижние полки буфета, выпятив упругую попу в шортах.

— Ну дааааай...

— Вот пристал! На, только не скули! — оглянувшись на окно, Аня спустила шорты с трусами и снова нагнулась, выпятив голое хозяйство.

Саня стащил их до пола и потянул Аню за ногу.

— Вот извращенец! — Аня высвободила ноги, оставшись в одной футболке, и Саня, наконец, дорвался до вожделенного объекта.

Объект розовел пушистым веретном. Саня взял Аню за ягодицы, натянул их в стороны, разлепил бутончик и, вытянув шею, лизнул в розовую сердцевинку.

— Ыыы... Вот лизун.

Когда Аню что-то беспокоило, она всегда бралась за уборку. Сане хотелось, чтобы разгладилась морщинка на ее переносице. Для этого нужно было влить немного вкусных гормончиков в Анину кровь...

Кроме того, ему просто ХОТЕЛОСЬ.

Точнее, не просто, а очень сильно.

— Ыыыыыы... Ну что ты делаешь, — стонала Аня, не прекращая работы.

Саня продолжал лизать ее, высунув язык, как ласковый пес.

— Извращенец, — повторяла Аня, пытаясь сосредоточиться на кастрюлях. — Маньяк. Ааа... Аааааа!..

Кастрюля с грохотом упала.

— Вот бандит! — Аля подняла красное лицо и жалобно посмотрела на него.

— Тааак... А ну-ка иди сюда, беспокойная Анна...

Саня сел на стульчик, вывалив агрегат. Аня наделась на него, мяукнула, когда он нырнул вовнутрь, и обняла Саню, прижавшись носом к его носу:

— Ну? Доволен? Теперь работай, раз взялся. Ааа... Ааааа...

И Саня работал, подбрасывая Аню до потолка.

***

Странная вещь — любовь, думал Саня, топая на работу. Столько о ней всего пишут, а в жизни все не так.

Если верить тому, что пишут, любовь — это такой психоз, который вышибает мозги и ставит на их место огромный член. Это член какое-то время управляет тобой, и ты привязываешь к себе какую-нибудь бабу. Потом психоз проходит, и ты не можешь понять, что она делает в твоей квартире. Прошла любовь, завяли помидоры. Зато во время психоза тебе гарантированы такие ощущения, что на это стоит пойти.

Правда, есть еще так называемая настоящая, или вечная любовь. Несмотря на то, что ее не бывает, о ней твердят все нынешние фильмы и все попсовые песни до единой. Судя по всему, она нужна только для того, чтобы вышибать слезу. В самом деле: какой нормальный мужик согласится вечно трахать одну-единственную бабу? А как же принцип «бери все от жизни»?..

Саня не знал, какая именно у них с Аней любовь, как она называется, на какой полочке прописана, но знал совершенно точно, что у них все не так, как у всех.

Они с Аней выросли в одном дворе. Дружили не с детского сада, как в фильмах, а класса с седьмого-восьмого. Дружили крепко, хоть и не так, чтобы ночевать под окнами. Аня была скрипачкой-вундеркиндом, и Сане нравилось слушать, как она разыгрывает всякие пьески, такие быстрые, что это было похоже на цирк.

Потом Аня уезжала давать концерты, и ее не было полгода или около того. Вернулась она летом, и Саня не узнал ее. Неведомо откуда взявшийся бюст распирал футболку, сверкающие волосы струились до попы, а сама попа описывала при ходьбе восьмерки. Аня была рада его видеть, была полна впечатлений, и его родители зазвали ее к ним на дачу.

Саня, слегка очумевший от радости, водил ее по любимым маршрутам, и Аня топала за ним, покорно окуная ножки во все субстанции местных болот.

На третий день он повел ее через поле к дальнему обрыву.

Было очень жарко, и их футболки лоснились от пота.

— Уффф, — выдохнул Саня, стащив с себя проклятую мокрень. — Какой-никакой ветерок...

— Счастливый человек, — вздохнула Аня. Она подвязала волосы, но ее затылок все равно блестел прозрачными каплями, как цветок после дождя.

— Так ты тоже сними, — вдруг сказал Саня.

— Здрасьте! Я без купальника...

— Ну и что? Никто не увидит. Тут никого нет, — говорил Саня, как будто дело было только в этом.

Неизвестно, что повлияло — его уверенный тон или что-то еще, но она посмотрела на него, оглянулась... и вдруг сняла футболку.

Это произошло так быстро, что у Сани от неожиданности ухнуло в печенках. Он не верил своим глазам, глядя на крепенькие Анины грудки с маленькими темными сосками, а Аня щурилась, не зная, как быть дальше.

— Ну вот, — сказал он, изо всех сил стараясь говорить естественно. — Другое дело. Теперь не будешь мучиться.

Откуда-то взялся ветер. Он окатил разгоряченные тела, и Аня непроизвольно охнула, выпятив грудь. Ветер сбил ей волосы, они размотались и взвились вымпелом — бронзовая, сверкающая на солцне грива, опавшая ей на плечи, когда ветер стих.

— Подходим к обрыву. Там всегда ветер.

— Ууууу, — понимающе протянула Аня. Налетел новый порыв, вдвое крепче прежнего, и она засмеялась:

— Ого! — и стала кружиться, раскинув руки. Ее волосы искрились на солнце, как золотой дождь.

Саня никогда не думал, что обнаженный женский торс — плавные плечи, рогатые груди торчком, гибкая спина — может так пронзительно колоть сердце. Ему хотелось кружиться вместе с ней, но он стеснялся, и они топали дальше — Саня и гологрудая Аня с распущенными волосами. Как-то вдруг само получилось, что они взялись за руки и шли, как первоклашки. Ветер не умолкал, и они слушали его, смущаясь говорить и смотреть друг на друга.

Потом они подошли к обрыву, и Аня, не ожидавшая такой высоты и красоты, сказала — О! Оооооо! — стала на краю и раскинула руки, как статуя в Рио-де-Жанейро.

Саня смотрел на нее, гибкую, полуголую, бодающую сосками небо, и ему хотелось реветь...

Они вернулись серьезные и притихшие. С этого дня все и началось, хоть секса не было еще долго. Аня казалась Сане такой нежной и возвышенной, а сам он так стеснялся, что дело ограничивалось лизалками да обнимашками. Редкие раздевания (при родителях не сильно-то и разденешься) казались им верхом бесстыдства. Саня с Аней жили на тихой окраине провициального города, и, хоть у них были ноутбуки и смартфоны, современный мир оставался где-то далеко, в иллюзорной мишуре дисплея, а здесь, вокруг них, до сих пор были книги, кинотеатр «Факел» и бабушкины лекции о нравственности.

Однажды Саня повел Аню в кино. Крутили «Беспокойную Анну».

Фильм так впечатлил их, что на обратном пути, в пустом ночном троллейбусе Аня влезла на Саню, и они лизались до полобморока, пока не осознали, что лупят друг друга бедрами, как психи.

В троллейбусе никого, кроме них, не было.

Решившись, Саня залез Ане под юбку и стащил с нее трусики.

— Водитель увидит! — пищала Аня, липкая, как пирожное. Сложив трофей в карман, Саня усадил Аню на себя, вывалил член из ширинки, накрыл его Аниной юбкой — и ткнулся в горячую скользотень.

Это было так хорошо и желанно, что они оба взвыли и затанцевали на сиденье, яростно высасывая другу другу рты. Аня елозила голой писей по его члену и прямо-таки плакала от возбуждения.

Вдруг троллейбус дернул, и Аня вскрикнула.

— Что? — спросил Саня, глядя, как расширяются ее глаза... и тут же все понял. Троллейбус снова, снова и снова дергал, и Аня снова и снова ойкала, а Саня все глубже и глубже входил в тугую горячую плоть, пока не уперся лобком в Анин лобок.

Они пораженно смотрели друг на друга, не веря тому, что случилось. Тут же с новой силой вскипело возбуждение, и Саня стал наподдавать Ане, придерживая ее за бедра. Аня шмыгала носом.

— Больно?

— Неее... — всхлипывала она, ерзая на его члене.

Им было страшно и волнительно до слез. Они проехали свою остановку, спохватились, выскочили на следующей, и Саня едва успел заправить скользкий член в ширинку.

Выйдя на улицу, Аня повисла на шее у Сани, и тот гладил ее по попе. Потом отвел к скамейке без спинки — обыкновенной скамейке в обыкновенном ...