Обнаженная с нимбом

Страница: 3 из 4

— Здрасьте, Виктор Евгеньич!

— Выглядишь эффектно. Более чем. Проходи...

Карина прошла в комнату, храня на лице неописуемую полуулыбку.

— Накормить тебя? Напоить чаем? Не голодная? Тогда сразу и приступим, пока солнышко нас балует...

Он говорил с ней привычным тоном, не зная, как перейти на другой тон, и нужно ли.

— Виктор Евгеньич, а можно...

— Что?

— Посмотреть? На НЕЕ?

— На себя, ты хочешь сказать? — Он полез за картиной. — Это ведь ты... самая неподдельная и взаправдашняя... На, любуйся!

Карина отступила назад. Лицо ее изменилось, и Виктор Евгеньич испытал минуту самого тщеславного счастья в своей жизни.

В кадре она потягивалась, сидя на краю кровати, а на картине — тянулась руками к небу. Тело ее, повернутое вполоборота к зрителю, было выгнуто умопомрачительным изгибом, пойманным так точно, что, казалось, с холста вот-вот слетит вздох. Вместо кровати под ней было облако мерцающих бликов, сверху ее обволакивал вишнево-алый фон с золотым свечением, высветившим в волосах овальный нимб. На лице ее светилась полуулыбка — та самая, бившая невидимым током даже с холста. Картина казалась чудовищно эротичной, но ничуть не развратной: в ней был глубинный эротизм женского естества, каким-то чудом очищенный от налета блядских поз и улыбок, намертво приросших к ню.

— Дааа... — Карина была под впечатлением и не знала, что сказать. — Не... неужели это я?

— Не похожа? — глупо спросил Виктор Евгеньич.

— Не знаю... Вы... очень хорошая картина... Просто супер... А где мне... где я могу... подготовиться?

— Где хочешь, — задрожав, ответил Виктор Евгеньич. — Хоть здесь. Если хочешь, могу отвернуться. Хочешь?

— Хочу. Эээ... а можно в ванную?

— Конечно.

Он искусал все губы, пока она раздевалась. Наконец открылась дверь, послышались шаги — шлепающие, босые...

(«Ааааааа! неужели?... «)

— Я готова.

Голос ее снова звучал октавой ниже. Виктор Евгеньич уставился в пол, но заставил себя поднять глаза...

Она была полностью голой.

— Что мне делать?

— Так, давай-ка вот сюда, — заcуетился Виктор Евгеньич, — вот сюда, к свету, к окошку... садись вот здесь, вот... нет, не так, чуть-чуть грудку выгни вперед... вот...

«Ой-ëй-ëй, как мы стесняемся, можно подумать... или в самом деле?» — думал он, долго и шумно усаживая Карину, и не верил тому, что смотрит на ее соски, упругие, розовые, как его любимые цветы, которые он часто рисовал, но не знал, как называются...

Наконец Карина была усажена, а он сидел за мольбертом и разводил гуашь.

Дело не ладилось. Он понял это в первую минуту работы, когда еще ничего не было сделано. Процесс не стал на рельсы: кисть шла мимо невидимых контуров, а Карина сильно стеснялась (или безупречно играла стеснение): сидела, как на заборе, горбилась, бычила лоб... Кроме того, он быстро понял, что не столько рисует, сколько смотрит на ее пизду, полуприкрытую простыней. Лепестки, видные ему, как на ладони, влажно поблескивали в солнечном луче, и почему-то это интересовало его больше, чем рисование.

Неловкость нарастала, несмотря на попытки заглушить ее показным азартом. Виктор Андреич ругал себя за свой тон, за каждое сказанное слово и за то, какое дерьмо вырисовывалось у него на картоне. Карина стала дергаться, и ему пришлось делать ей замечания...

Внезапно она спросила:

— Виктор Евгеньич, а можно мне в душ? На минутку?

— Можно, конечно, — сказал тот, провожая ее взглядом. По внутренней стороне розового бедра стекали две липкие капли...

Минуту или две он прислушивался к звукам из ванной, затем подкрался к дверям...

Сомнений не было: сквозь шум воды слышался сдавленный стон.

«И что? Как мне войти?», думал он, — и вдруг неожиданно дернул дверь.

Она была незаперта, и Виктор Евгеньич чуть не упал. В облаке пара, дохнувшем на него, розовела мокрая Карина. Стон сразу сорвался на визг, и она отпрянула, — но Виктор Евгеньич все равно успел увидеть, как она корячила коленки, поливая из душа растопыренную малиновую пизду. Застыв, она выронила душ, и тот окатил Виктора Евгеньича.

— Так, — сказал тот, чувствуя, что счет идет на секунды, — а ну давай сюда.

Ему было страшно, но он сжег все мосты и пер напролом. — Давай, давай, — он прикрутил воду, и сразу воцарилась тишина, от которой было еще страшнее. — Давай, Карин, давай. — Он взял оторопевшую Карину за руки и потянул к себе.

— Что вы... что вы де... — лепетала она.

— Давай вылезай отсюда... вот так... и на краешек...

Он действовал быстро и решительно. Карина покорно вылезла из ванной и присела на бортик, шлепнув мокрой попой.

— Ножки вот так... вот... вот... Сидеть!... — бормотал Виктор Евгеньич, пытаясь развести ей бедра. Она не давала, и тот прикрикнул на нее — А ну не жмись! — и коленки покорно распахнулись, открыв наласканную героиню дня, набухшую малиновым соком. Плюхнувшись на пол, Виктор Евгеньич быстро сунул туда голову, обхватил Карине попу и, зажмурившись, лизнул слипшиеся лепестки.

Они были пресными от душевой воды, но язык, разлепив их, проник вовнутрь и исторг оттуда горячую клейкую соль, сразу хлынувшую в рот.

— Виктор Евгень... ну что вы де... что вы делае... — хныкала Карина, дергаясь на бортике. Хныканье перешло в стоны, которые быстро усилились — и секундой спустя уже были откровенно-страстными, как на том самом диске. Внутренний барьер был прорван.

Виктор Евгеньич лизал, вылизывал, жалил, щекотал, обволакивал, высасывал, смоктал и мучил эту липкую драгоценность, не успев толком рассмотреть ее недра, и пытался прочувствовать, что он лижет Карине голую пизду, и Карина вот-вот кончит под его бесстыдным язычком...

— Уыыыыэээ! — вдруг взвыла она, изогнулась, стекла с бортика и рухнула плашмя на бедного Виктора Евгеньича, продолжая выть. Верх и низ, пол и потолок перемешались, перетасовались и сползли прочь, и он сполз куда-то вместе с Кариной, брызжущей на него горячей солью, и там продолжал мять, тискать и лизать розовую плоть, облепившую его со всех сторон...

Удивительно, но никто не покалечился.

— Ударилась? — спросил он, приподнявшись над ней.

Они лежали на полу.

— Дааа... немножко, — жалобно выдохнула Карина. Лицо ее было красным, глаза — мутными и прозрачными, как со сна.

— Где? Покажи — пожалею...

— Вот тут... — Карина показала на ребро под грудью. Виктор Евгеньич подтянулся туда, чмокнул бархатную кожу, и еще, и еще, и опять, и снова — и начал подниматься выше, к соску, который вот-вот, вот-вот окажется у него в губах... и вот он уже там — пружинистый, солоноватый, чувствительный, как электрод...

Карина пыхтела, не сопротивляясь ему. Вдруг он приподнялся, посмотрел ей в глаза и спросил:

— Пойдем?..

Как во сне, они встали, зацепив и опрокинув штабель тазиков, и вышли из ванной. Карина шлепала за ним в комнату, а он придерживал ее за бедро, чтобы не сбежала.

Не дойдя метр до кровати, он вдруг обхватил ее, стиснул до хруста, приподнял — и завалил в гору подушек, и сам прыгнул следом, раздвигая по ходу ей ноги. Мокрая Карина с кричащими сосками и пиздой так сладостно розовела в белой постели, что у Виктора Евгеньича потемнело в голове, и он даже не понял, как и когда разделся, натянул презерватив и проник в Карину, и опомнился только, когда уже ебал ее, влипая всей промежностью в мягкую плоть, а Карина возилась и пищала под ним, зажмурив глаза.

«Ага, жмуримся? В стыдливость играем?» — думал он и усиливал напор, зверея от того, что ебет порноактрису. Карина действительно вела себя так, будто этот секс — сильнейшее потрясение ее жизни, и выглядело это настолько убедительно, что сердце ныло от умиления. «Нет, с этой дыркой общего пользования церемониться нечего» — растравлял он себя и въебывался в Карину с размаху, загнав ее в угол кровати, и мял руками сиськи, малиновые от его тисканья, а потом залез рукой в пизду ...  Читать дальше →

Последние рассказы автора

наверх