Он был титулярный советник...

 — Нет, ну ты скажи: ЧТО МНЕ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ? Как я выйду такая?..
 — Ты выглядишь очень эффектно. А что, ты рассчитывала на какой-то другой финал?
 — Я ни на что не рассчитывала. Я... я...
 — Сошла с ума. Ты уже говорила.

Они будто поменялись местами: обкончанная Ляна смотрела на него жалобно, а он на нее — ласково-насмешливо, в точности переняв ее прежний взгляд.
 — Ты... ты... Хоть бы предупредил!..
 — А я пытался. Разве ты не заметила?

Ляна встала и, пошатываясь, подошла к зеркалу.

 — У тебя замечательный рисунок на груди. Он удвоил эффект. Ты была права...
 — В чееем? — простонала Ляна.
 — Во всем. Кстати, я очень благодарен тебе. Мне было хорошо.
 — Да ну?
 — Да. А тебе?
 — Что мне?
 — Тебе понравилось?
 — Нет, — сказала Ляна, не глядя на него.
 — Нет? Почему?
 — НЕЕЕЕЕЕТ!!! — заорала вдруг Ляна — и прикрыла рот рукой, испугавшись своего крика.

Но было поздно: Головастиков побледнел, попятился и выбежал из конторы.

 — Стой, куда? Стой! Ты... ты... ты псих, да? — Ляна ринулась было за ним, но вовремя застыла на пороге.

 — Ыыыыэээ, — взвыла она, как сопливая пигалица, но тут же сморщилась: — Не реветь! Не реветь. Кузька, Кузька... — она схватила ни в чем не повинного Кузьку и минуту или две трясла его в воздухе. Кузька выл и царапался.

 — Псих. Просто псих. И ты тоже, — она швырнула Кузьку в кресло, взялась за сумку и рылась в ней полчаса, пока не нашла влажные салфетки.

Подойдя к зеркалу — долго смотрела на себя, задумчиво щупая изрисованные груди и подминая их ладонями, будто взвешивая; потом долго вытиралась, размазав рисунок на щеке; оделась, распахнула окно, высунулась, смотрела куда-то, — и с силой захлопнула створку:

 — Псих! И причем тут я? А, Кузька? — вопрошала Ляна оскорбленного котэ.

***

Наутро универ потрясли две сплетни:

 — Лянка отсосала у Головастика, а тот обкончал ее с ног до головы!

Теплые мужские компании жевали эту новость на все лады. Вторая была еще невероятней:

 — Головастик сидит фиолетовый на скамейке и бухает в одиночку!

Набирались группы экскурсантов, и Юрик водил их в соседний сквер, где сидел растрепанный Головастиков с бутылкой, глядя в одну точку.

 — Укусила она его, что ли, за хуй? — картинно удивлялся Юрик. Экскурсанты хрюкали, прикрыв руками рты.

Встречая в коридоре Ляну, мальчики хитро подмигивали ей, а она удивленно оборачивалась. Она не знала о существовании дыры в стене, но совпадения били в суеверную жилку, и вид у Ляны был такой, будто она ждала удара в спину. И он не заставил себя ждать.

То ли добрые люди пересказали ректору новости дня, то ли в самом деле ему не понравилось, как Ляна относится к своим обязанностям в выходной, то ли что-то еще, — но без пяти одиннадцать в конторе раздался звонок, и секретарша Кира Пална сообщила в трубку, что Ляну немедленно вызывают к ректору.

Бледная Ляна заметалась, выбежала в коридор и, помедлив, заглянула в соседнюю контору:
 — Ребят, у меня ЧП. Белотелов зовет. У меня к вам это... Сопроводите, а? Хоть под дверью...
 — А чего это?
 — Ну... не знаю. Боюсь чего-то. Он никогда еще меня не...
 — Да ну, не бойсь! Ректор — друг человека. Не съест. Главное — пошире улыбайся, излучай феромоны и...
 — Ребят! Я серьезно...
 — Лянусик, твой недостаток в том, что ты слишком серьезна. Ступай с Богом, дочь моя, благославляю тебя на...

Но Ляна выбежала, хлопнув дверью.

Юрик смотрел ей вслед, затем подмигнул ребятам, взял мобилку и долго искал какой-то номер:
 — Алë? Васильиваныч? Это Ухарев из компьютерного. Слышь, а тут Белотелов твою Ляночку вызвал на ковер. Белотелов твою Лянку на ковер вызвал, говорю! Что?... Повесил трубку, — повернулся он к ребятам. — Упился Ромео. Пойду курну, — и вышел прочь.

Но через десять минут вбежал обратно:
 — Пацаны! Идет! Быстро сюда!..

Пацаны вскочили и, пихая друг друга, побежали к приемной. Туда как раз входил Головастиков, топая, как гренадер.

Не говоря ни слова, он шагнул мимо Киры Палны и взялся за ручку ректорской двери.
 — Нельзя! Нельзя! Сказал никого не... — взвилась Кира Пална, — но Головастиков уже был внутри, хлопнув дверью.

Юрик в коридоре присвистнул, делая пацанам страшные глаза.

Вскоре ему пришлось сделать их ее страшнее, потому что из приемной донесся грохот и приглушенные крики. Через какое-то время дверь открылась, и оттуда выскочила Ляна, растрепанная, заплаканная, с черными разводами на щеках. Ни на кого не глядя, она побежала к себе в контору, застегиваясь на ходу.

Юрик переглянулся с пацанами, скорчив совсем уж страшную рожу. Прошла минута — и оттуда же вывалился Головастиков, красный, как паяльник. Не глядя на пацанов, он протопал мимо и направился к выходу, чеканя жесткий шаг.

Пацаны какое-то время шушукались и корчили рожи, пока из-за стены не донесся жалобный писк, и Кира Пална не хлопнула дверью, повернув замок.

Следующие два дня Головастиков и Ляна дружно не смотрели друг на друга. Как назло (и как всегда бывает), все они постоянно встречались в коридоре: мрачный Головастиков, Ляна — и ректор в темных очках, прикрывших фингал под глазом.

На третий день Ляна, войдя к себе в контору, встретила жалобные взгляды теть Дусь:
 — Ляночка! Золотко, мася моя! Иди, иди извинись, иди проси его, проси — хоть до вечера, но дождись, солнце, дождись... Он не откажет тебе, он к тебе хорошо относится... Надо, рыбка, надо...
 — Что надо? Кого просить? — у Ляны подкосились ноги.
 — Ты что, не видела внизу?..

Ляна опрометью сбежала в вестибюль. Народ, стоявший под стендом объявлений, мгновенно расточился по сторонам, делая вид, что он тут не при чем.

«В связи с тяжелыми дисциплинарными нарушениями... « — читала Ляна, как во сне, — «Василий Иванович... Ляна Эдгаровна... отчисляются...»

К стенду подошел Головастиков.

Из-за тяжелых сталинских колонн высунулись любопытные носы...

***

Какое-то время он стоял с ней. Затем, переглянувшись, они пошли к выходу. Вместе.

 — Пацаны, айда за ними, — скомандовал Юрик.

Выждав дистанцию, они вышли на улицу. Парочка шла к парку, бурно обсуждая что-то и не замечая «хвоста».

Пройдя в глубь парка, они свернули с главной аллеи и направились туда же, куда три дня назад ребята привели Ляну.

 — В свое логово ведет, — шепнул Юрик. — Ребяяят, а что щас будет...

Поднялся ветер, вскружил листья — и Головастиков с Ляной пропали в золотом вихре.

Потеряв их, пацаны проблуждали по парку, пока не вышли наобум к давешнему месту и не прошли дальше, вглубь оврага.

Ветер крепчал, швыряя листьями в лицо. Туча закрыла солнце и нагнала жути; казалось, что парк манит их, втягивает и всасывает, как воронка. Пацаны уже были готовы повернуть обратно, как вдруг сквозь шелест гудящей листвы донеслись голоса.

Юрик приложил палец к губам — и полез с друзьями в заросли, стараясь не шуршать. Ветер заглушал их шаги.

Сквозь гул доносилось:
 — Мы простудимся...
 — И хорошо... так романтично... сопли...

Подойдя к краю кустов, пацаны по очереди вытягивали челюсти, закатывали глаза и корчили друг другу жуткие рожи.

Прямо перед ними, на медном ковре листвы катались Ляна и Головастиков, яростно раздевая друг друга.

Он стаскивал с нее джинсы с трусами, а она, выгнувшись мостиком, тянула с него майку....  Читать дальше →