Эликсир Вофхомото

Страница: 3 из 3

и красной, как помидор. — Она сидела с вами все это время, мистер. У изголовья, как верный пес. Даже кушать не ходила...

Толстая санитарка с седыми кисточками на верхней губе склонилась над Тимом. Ее лицо было втрое шире лица Дженни.

 — ... Репортеры к вам тут ломятся... А вы еще слабый, дохлый, прости Господи, жмур жмуром...
 — Репортеры?
 — Ну! Ведь вы человек недели. Все газеты о вас трубят. Вот! — в Тима ткнули газетой, и Тим послушно взял ее:

«ПОДВИГ ФАНА» — кричал заголовок. — «ПОКЛОННИК ПОЖЕРТВОВАЛ СОБОЙ РАДИ КУМИРА. Страна должна знать своих героев! Простой американец Тимоти Коллинз спас звезду Дженни Уайет, прикрыв ее своим телом, когда злоумышленник плеснул в нее кислотой. Дженни не пострадала, злоумышленник задержан, мистер Коллинз с тяжелыми ожогами груди доставлен в больницу Сент-Кристофер. Антирасистские выступления Дженни Уайет настраивают против нее ревнителей старых обычаев. Это уже вторая попытка изувечить Дженни, и скоро ей придется выступать под конвоем полиции, — что, несомненно, добавит пикантности в ее...»

 — Так, что у нас тут с бинтами... Так... Так... — бормотал патефон, грузно переваливаясь вокруг Тима. — Так... Как вы хотите, ребятки, а через полчаса надо на процедуры. Все, я ушла. Ушла! Не смотрю я на вас! Только не замучай его, детка! Ты вон какая прыткая, сиськи так и горят, а он из-за тебя чуть не подох, между прочим...

Хлопнула дверь. Тим и Дженни посмотрели на нее, потом друг на друга... на пол полетел халат, натянутый впопыхах на разгоряченные плечи, — и снова океан смуглой влаги затопил Тима, и снова горячий язык жалил его в самое горло...

Они так хотели друг друга, что взорвались на десятом или двенадцатом толчке. Дженни выла и размазывалась мягким месивом по Тиму, — а тот простреливал ее разрядами жидкого огня, долгожданными, как вода в пустыне. Они терлись щеками, царапались, хрипели, кусались — и долго, мучительно кончали, выедая друг друга ртами и гениталиями.

Потом густая, тягучая лавина удовлетворения, жирная, как бульон, залила их сытостью — и лишила силы. Дженни была теплой, близкой и родной... Она росла из Тима, прямо из гениталий, вросших в ее тело, и у нее было его, Тима, сердце, его душа и нервы. Это было удивительно, неописуемо, необыкновенно и блаженно, как в раю.

Доверху полный Дженни, Тим закрыл глаза — и мягко отвалился в сон.

***

Его разбудили толчки, резкие, грубые, будто в него вколачивали сваи.

Они били в висок, пульсируя цветной ноющей болью — «Де! Де! Ирр...»

 — Где? Где? — орал кто-то в ухо Тиму...

Веки дрогнули и впустили в себя жесткий свет.

Дженни не было. Вместо нее над Тимом громоздился краснокожий громила из толпы и тряс его за плечо, выкрикивая:

 — Где? Где? Где эликсир? Куда ты его дел, кусок бинта?
 — Ка... какой эликсир? — переспросил Тим, хоть и сразу понял, о чем речь.
 — Эликсир Вофхомото! Старуха отдала его тебе. Великий Эликсир индейцев, дающий тайную силу и... Где он?
 — Кто вас впустил?
 — Кто надо! Где Эликсир, сраная кишка?
 — Эээ... видите ли...

Тим, хоть и впрямь чувствовал себя сраной кишкой — нашел силы более-менее внятно рассказать о судьбе зеленой склянки, умолчав о том, что произошло с ним и с Дженни.

Громила выслушал его; затем, помолчав, потянул носом — и оскаблился:

 — Не-ет, парниша. Старого Мэтью не проведешь. Он где-то здесь. Я чую его. Тебе придется отдать его, иначе...
 — Послушайте. Я никогда ни у кого ничего не крал. Есть свидетели, в конце концов...
 — Ебал я твоих свидетелей в их сраные потроха. Эликсир здесь, и завтра я приду на ним. И если ты не...

Когда Тим пришел в себя — громилы уже не было. «Проклятая миссис Патефон пускает кого попало за бабки...»

Надо было звонить в полицию. Тим попробовал встать, и, к его удивлению, у него получилось. Тело слушалось его, хоть в ушах и шумело, как в вагоне подземки.

Под кроватью Тим нашел свои туфли. Обувшись, он сделал два шага к двери — и остановился, ощутив скрежет.

«Какая-то хрень попала в подошву», подумал он, «камень или стекляшка». Вернувшись к кровати, он задрал ногу — и увидел осколок зеленого стекла, застрявший в подъеме.

Осколок был покрыт пленкой подсохшего осадка. Тим сразу понял, что это.

Поколебавшись минуту, он поднес было руку к подошве, но отдернул ее; посидел, глядя перед собой, затем увидел на тумбочке пинцет, взял его — и, морщась, выковырял стекло. Понюхав его — кивнул: в нос ударила та самая клопиная настойка.

Посидев еще мгновение, Тим снова встал — и вышел в коридор.

 — ... Алло, Фредди? Да, это я... Живой, как видишь. Да, да... Фредди, старина, слушай, я все расскажу тебе, но сейчас... Выслушай и не перебивай. У меня есть кусок стекла, покрытый осадком. Ты можешь сделать раствор? Мне нужно к вечеру. В двух шприцах-двойках. Без иголок... Нет, не наркота. Ничего криминального... Слушай, я тебя обманывал когда-нибудь? Ну вот и... Очень обяжешь. Да. Жду курьера через час. Спасибо, старина. — Он положил трубку — и застыл, увидев в дверях Дженни, увешанную авоськами.

 — Ну чего ты встал? Ну чего? Вот... я не знала, что ты любишь, и взяла на всякий случай всего побольше. Вот бананы, авокадо... тебе ведь надо витамины...

Она озабоченно говорила, а Тим смотрел во все глаза на хрупкую фигурку, доверху нагруженную всяческой снедью.

***

Когда в дверях показался старый Мэтью, Тим громко крикнул:

 — О! Явился — не запылился!

Это было сигналом для Дженни, сидевшей в коридоре.

Мэтью достал пистолет и сказал:

 — Считаю до трех. Мне терять нечего. Раз...
 — Послушайте!... Вы хоть скажите, что он дает, этот Эликсир.
 — Не знаю я, и не твое дело. Ему лет больше, чем костям твоего прапрадеда. Предания индейцев потаватоми говорят, что в нем томится дух Вофхомото, бога плодородия. Говорят, что он дает великую силу и власть. Я наследник великого народа, сгнившего в ваших резервациях, и я имею на Эликсир больше прав, чем любой ублюдок вашего бесцветного железного племени... Хватит трепаться! Раз... Два...

Но за дверью уже слышались шаркающие шаги миссис Патефон.

 — ... Ну, и в чем дело, дорогуша? Обделался, что ли, или с чего это я тебе понадобилась?..

Мэтью спрятал пушку в пиджаке, кусая губы.

 — Почти. Дорогая миссис Пат... то есть... погодите... сейчас будет... сейчас, сейчас будет... ПРИКООООООЛ!!!

Тим и Дженни одновременно выпустили из шприцов тонкие струи: Тим — в бесчисленные щетинистые подбородки миссис Патефон, а Дженни — в угрюмую физиономию Мэтью.

 — Что за шуточки? — возмущенно хрипела Патефон, утираясь рукавом. Тим и Дженни хохотали, старательно изображая киношных придурков. — Дорогуша, и вам досталось, бедненький мой, — обратилась она к Мэтью. — Ну и молодежь пошла... Никакого уважения к старшим...
 — Никакого! — вдруг отозвался Мэтью, глядя во все глаза на миссис Патефон.
 — Бедненький... Засранцы такие!... Вот я вас! Поешь ты душевно, детка, но в голове у тебя, видно, мозгов ни капли, как и у твоего кобелька... Позвольте, мистер, бедненький мой, я протру, — миссис Патефон достала платок и заботливо вытерла небритую медную щеку.
 — И у вас... тоже... — вдруг пробасил Мэтью, глядя на нее сверху вниз, как огромный пес на младенца. — Вот тут... Можно? — и он торжественно, как в церкви, коснулся морщинистого виска миссис Патефон.

Дженни переглянулась с Тимом, раскрыв рот.

 — Идемте, мистер...
 — Драм. Мэтью Драм.
 — Идемте, мистер Драм, я угощу вас... У меня тут припасено кое-что для хороших людей... Только особых, совсем особых гостей... Ууу, охламоны! — оскалилась она на Тима и Дженни, выходя из палаты под ручку с Мэтью. — А в вас сразу видать человека почтенного, культурного, не то что... — слышали они удаляющийся голос с шарканьем вперемешку.

... Дженни смотрела на Тима, распахнув глаза; затем они оба, как по команде, прыснули — и Дженни прыгнула к Тиму в объятия.

 — С ума сойти... — стонала она, прижимаясь к нему. У того болела грудь и голова, но он хохотал, не в силах остановиться. — Теперь понятно, почему мы... И ведь это раствор, а ты облил нас концентратом! Любопытно, надолго ли...
 — Думаю, навсегда.
 — Почему?
 — А что, тебе не ясно? Прислушайся...

Дженни замолчала, вслушиваясь в щекотный ток, втекавший в нее из Тима, как горячий сироп.

 — ... Да. Ты прав. Ты прав... И что с этим делать?
 — Что делать? — Тим держал Дженни за бедра, прижимая ее к себе. — Тебе в самом деле непонятно, что с этим делать? А с этим что делать? Вот с ЭТИМ? — Тим сжал тугой сосок, распиравший блузку. — И с ЭТИМ? — бормотал он, впиваясь во влажные губы...

В следующую минуту уже не было двух отдельных фигур, а был единый клубок рук, рвущих друг с друга одежду, и ног, сплетшихся в узел. Минута — и оголенные бедра распахнулись, и плоть вошла в другую плоть, и лобки слепились в бодливый ком...

Тим был в ней прежде, чем последняя тряпка упала с ее тела; он ворочался и пихался, вдавливая визжащую Дженни в кровать, шуровал в горячей теснине, бодая тело, надетое на него... Они сцепились лобками, потеряв все точки опоры, и извивались на кровати, как клубок осьминогов; яростно сучащие и брыкливые ноги, мохнатые, розовые — и смугло-коричневатые, матовые, как кегли, — молотили воздух, взбивая простыню, пространство и друг друга, пытаясь оттолкнуться от невидимой опоры, чтобы крепче боднуть Там...

Раздался грохот: матовые ноги лупили по кровати, ибо их хозяйке жестоко высасывали соски. Затем они выгнулись подковой и оплелись вокруг мохнатых ног, как лианы, игнорируя законы анатомии; раздалось надрывное «ооооооууу!...» — и матовая нога снова брыкнула воздух, сбросив на пол клубок газет.

Те шлепнулись на пол, раскрывшись на передовицах:

«ЦЕНА ПОДВИГА! Поп-звезда Дженни Уайет занималась ЭТИМ со своим спасителем Тимом Коллинзом прямо в больнице! Она не постеснялась никого и ничего, отдавшись порыву страсти в общественном месте. Всякий раз, когда медперсонал заходил в палату Коллизну, Тим и Джейн занимались Этим!... КОНЕЦ ЛЕГЕНДЫ О САНТА ДЖЕЙН! Искушение святой Джейн! Падение святой Джейн!... — верещали заголовки, сопровождаемые полуприличными картинками, не имевшими ничего общего с девушкой, кричащей под ненасытным тараном Тима.

 — ... Страшно подумать, что мы могли бы так и не встретиться, голубочек мой, — бормотал за дверью скрипучий голос. — А что же это наши засранцы там делают? Неужели опять... Точно! Ну прям как кролики, честное слово! Ай да поют пташки!... А давай-ка заглянем к ним... незаметненько так... полюбуемся на голубков...

Дверь бесшумно приоткрылась, и в щель вперились две пары любопытных глаз.

Их взглядам предстала отчаянная картина: голая, роскошно-смуглая красавица, вжатая в угол кровати, и на ней — яростно прыгающее тело в бинтах. Дженни выгибалась, протыкая сосками потолок, и молотила кровать пятками, смуглыми, как кремовые шоколадки. Вокруг бушевал вихрь простыней, бинтов и газет, разбросанных по всей палате...

 — Вот засранцы, — мурлыкнула миссис Патефон и облокотилась на дверь, пристраиваясь поудобней. Мэтью молча сопел, обнимая ее необъятную талию.

Последние рассказы автора

наверх