Звездная пыль. Часть 2

Страница: 2 из 2

тебе. Никто не может точно сказать, кто она и откуда она взялась. Когда я видел ее, на вид ей было не больше двадцати, но я знаю, что ее видели и семьдесят, и сто двадцать, и двести лет назад, и всякий раз она была молодой. Говорят, что ее видели в разных обличьях... Много баек о ней ходит, всех и не перескажешь. Одни говорят, что она колдунья-оборотень, другие — что она потомок древних демонов, третьи — что она владеет тайной бессмертия. Не берусь судить, — расскажу то, что знаю. Аннабель — галактическая странница, охотница за чужими тайнами — или, проще говоря, любитель совать нос в чужие дела. Говорят, за ней охотится тайная полиция двадцати планет. Аннабель работает только на себя — и один черт знает, чем она руководствуется, раскапывая на свет Божий всякие мерзости, о которых потом узнает весь мир. Я знаю только одно: любая газета, любой телеканал готов выложить целый шкаф галактических банкнот за одну-единственную захудалую тайну, проданную Аннабель. Ну, а попади тайна в прессу — и все, крышка. Не одно правительство рухнуло, не одна афера раскрылась, не один знатный негодяй арестован, сослан или просто прибит, как муха, за годы работы этой красотки, — а сколько столетий она работает, ведомо только Богу, дьяволу и ей. Всем, что имею, включая собственную никчемную жизнь, я обязан ей. И долг свой помню, — и плевать мне, что о ней говорят... Чего пригорюнился, малыш? Видать, и тебе она запала в душу? Брось, сынок, не бери в голову: Аннабель холодна, как звездная пыль...

 — Неееееееееет!... — крикнул я.

... Прошло много лет. Роуль устроил меня в космопорт, жизнь моя шла стабильно — я имел, несмотря на молодость, твердый заработок, привелегии, жилье... Но мысли об Аннабель не покидали меня. Ее запрет давил меня, как жернов на шее, и я задыхался, живя один на один со своей тайной. У меня не осталось никакой памяти об Анни, кроме воспоминаний — ни голограммы, ни паршивой фотографии, ни даже перчатки или пуговицы. Только взгляд печальных глаз, глядящих изнутри памяти...

Год назад я узнал о Всемирном Мозге. Шансы были ничтожны — ведь Аннабель была галактической странницей, бороздила космос черти-где, и тайная полиция двадцати планет не могла найти ее, — но это была единственная моя надежда. Целый год я пробирался к Мозгу — окольными путями, через знакомства, подкуп и взятки; я потратил все свои сбережения и влез по уши в долги.

Наконец, наступил день, которого я ждал, не веря, что он наступит. Я вошел в диспетчерский пункт Всемирного Мозга: мне было выделено пять минут — целых пять минут! — для того, чтобы воспользоваться могуществом этой невероятной машины.

Оператор надел мне на голову шлем, повторил инструкции, которые я давно уже помнил наизусть, включил «старт» — и я представил Аннабель. Как можно ярче, точнее — как живую: как она целует меня, как смотрит на меня своими печальными глазами, как мылит мне голову, как обнимает, а я купаюсь в ее волосах...

«А вдруг она изменилась? Какая она сейчас? Что там Роуль говорил про «много личин»?... А вдруг она умерла? Нет, нет, стоп, блокировать лишние мысли! представить ее ярче, яснее, чтобы...»

Но тут раздался писк, и робот сообщил: «по запросу найден индивидуум». Не веря себе, я открыл глаза — и увидел на экране Аннабель. Такую, какой я помнил ее.

Ниже была надпись:

«Гуманоид земного типа, пол женский. Возраст не определен. Имеет сына: возраст 9 лет, 113 дней, 3 часа, 2 секунды по Галактической Временной Шкале. Местонахождение...»

 — Ваше время истекло! — Оператор поднялся навстречу мне, и я едва успел ткнуть в кнопку «печать». С меня сняли шлем, оператор подтолкнул меня к выходу — но заветный листок был уже у меня в кармане.
 — Распечатка данных воспрещ... — оператор запнулся, нащупав тысячную купюру, которую я сунул ему в ладонь.

Следующий месяц прошел в полетах, в терминалах, в пересадках с планеты на планету...

И вот я иду по улице далекой планеты Луйлларион — никогда и не думал, что есть такая, — иду мимо чистеньких домиков, огороженных цветными заборами, мимо садов, цветников, огородов... Безобидная фермерская планета была идеальным убежищем для тех, кто скрывался от тайной полиции двадцати планет, ничего не скажешь.

 — Что за полыхание на горизонте? — спросил я у местного жителя.
 — Звездная пыль нагрелась. Так мы называем ее. Маленькая комета сгорела в ней — вот она и нагрелась. Для нас это не опасно...
 — Вот как?

Я брел по тихим улицам не спеша. Я столько ждал этого дня, столько пережил и перечувствовал на пути к нему, что сейчас не чувствовал ничего, как и тогда, в день высадки на Гро-4. Мысли о предстоящей встрече никак не складывались в моей голове в стройную картину, и я все пытался представить себе...

 — Эй, парниша! Разуй глаза!

Под ноги мне бросился какой-то мальчишка. Я посмотрел вниз: дорога была усеяна существами, похожими на белых мышей — каждое размером с яблоко. Я перевел взгляд на их пастуха...

 — Чуть было весь клуфятник не подавил мне... Эй, ты чего рот разинул?

Но я молчал. Не каждый день доводится встретить на улице самого себя — вылитого, один в один, только без щетины.

Наконец я переспросил:
 — Что-что не подавил?
 — Клуффятник. Ты что, клуффов никогда не видел, что ли?

Глядя на пастуха клуффов, я будто смотрел в зеркало.

 — А тебя как зовут, дружище?
 — Горгодамбор! — гордо сообщил Второй Я. — Только все зовут меня Гор. Так проще для языка и мозгов.
 — А скажи, Гор... мама не называет тебя волчонком?
 — Называет... а ты откуда знаешь? И вообще, кто ты такой? А ну — ни с места!

В руках у Второго Я вдруг появился пистолет.

 — Тревога один бета, — шептал Гор в микрофон, торчащий из-за уха. Он постепенно отходил назад, не сводя с меня пистолет. Я не двигался, совершенно не представляя, что делать.

На меня вдруг нахлынула какая-то апатия, равнодушие ко всему и вся; и поэтому, наверно, когда из-за забора появилась знакомая фигура с золотистым каскадом волос, я думал о ней, как о голограмме: «Она не изменилась. Только стала ниже. Или это я вырос?»

 — Кто вы такой? — спросил знакомый голос. Он тоже не изменился.

Я молчал. Печальные голубые глаза внимательно всматривались в меня, щурясь от света...

***

Спустя три часа я все еще ничего не понимал. Мы лежали в постели, обессиленные любовной гонкой, но никак не могли ПОВЕРИТЬ — и жадно трогали, мяли, щупали, обнимали друг друга, все желая удостовериться, что это мы — живые и настоящие.

Анни, большая теплая Анни, моя вторая мама, была теперь странно маленькой и тонкой, хоть лицо и тело ее не изменились — разве глаза стали еще печальней, и ресницы еще длинней. Она улыбалась и плакала. Минуту назад ее бедра сновали на моем молодце, как на поршне, и он накалялся силой, которая не вмещалась в нем, распирала его — и я кричал от этой силы, ослепительной, как сверхновая, и Анни тоже кричала, вцепившись мне в волосы...

Я гладил ее сиси и шептал:
 — Такие же, как и были. Такие же. Только меньше. А мне двадцать три... Анни!
 — Что?
 — Я никогда не прощу тебе, что не видел тебя с Гором внутри. Не видел твой животик...
 — У меня есть голограммы... Почему ты ушел?
 — Что?!
 — Все эти годы я не жила. Жила только Гором, сыном, видела в нем тебя... Ну почему ты ушел? Почему послушал меня?!
 — Анни... Скажи: если я нашел тебя через Всемирный мозг — значит, могут найти и другие? Полиция, враги?..
 — Нет. Меня мог найти только ты. Разве тебе не объяснили?
 — Что?
 — Устройство Всемирного Мозга. Можно найти только того человека, который живет в тебе. Не тенью, не мертвыми картинками, а — как живой. Понимаешь? Иначе машина не фиксирует образ. Я ни в ком не живу... только в тебе, волчонок.
 — Разве в тебя не влюблялись другие?
 — Влюблялись — это не то. Влюбляются в выдуманный образ, в фантом. Таких, как ты, у меня больше нет. Я ведь перекати-поле... Была. До того, как родился волчонок... то есть Гор... то есть... С тех пор я бросила свои игры и поселилась здесь. Это невероятно, этого не могло быть...
 — Что?
 — Сын. Наш сын. Я не могла иметь детей.
 — Почему?
 — Потому. Ты ведь ничего не знаешь обо мне, волчонок. Я могла жить вечно — или почти вечно. Я меняла тела; у меня их было восемьдесят четыре, и было бы больше, если бы я нашла подходящих покойниц. И если бы не случилось невероятное... Я до сих пор не могу поверить. Давно, тысячу лет назад — и даже больше — мне было сказано, что мне нельзя любить, нельзя продолжить род. Это была плата за бессмертие. Но было еще кое-что...
 — Что?
 — Мне было сказано... Я не помню, я плохо помню, это ведь было давно, очень давно... Сказано, что я могу родить ребенка только в том случае, если...
 — Если?
 — Если ОН... отец ребенка... согреет, растопит меня внутри, и от его тепла расплавится ядро бессмертия. Кажется, так. «Бывают совокупления, в которых Он и Она вплотную подходят к порогу жизни и смерти. От таких совокуплений рождаются новые звезды. Это бывает раз в тысячу лет» — так, кажется, говорила мне великая Ахерисат... Я тогда не понимала, что это значит, я была глупой, как котенок...
 — Значит, ты уже не бессмертна?
 — Я не знаю. Не помню, как должно быть: или я стану смертной, как все, или наоборот — моя семья обретет бессмертие... Я знаю только одно: теперь я уже не могу менять тела. Теперь я всегда буду такой, какой ты знаешь меня.
 — А твое тело... это ведь тоже кто-то умер? Кто-то другой, не ты?
 — Да. Это была девушка, убитая в уличных боях на твоей планете — так же, как и твои мама с папой. Ее-то и звали Аннабель. Я... я не убивала ее, если ты хочешь спросить об этом. Я никогда не убивала... свои тела. Ни сама, ни чужими руками.
 — А какая... какой была ты? Каким было ТВОЕ тело? Как тебя звали?
 — Я? Я — это я. Я Аннабель. Анни... Какая разница, что было когда-то? Это мое тело — то, которое сейчас обнимает тебя. Других у меня нет и не будет. Волчонок, волчоночек, ты веришь, что это я, что это мы? Бесстыжая дылда Аннабель, соблазнившая ребенка, и маленький мальчик, тоскующий по маме?
 — Нет. Большая, добрая, ласковая Анни, моя Анни, мой лучший друг, — и я. А скажи...
 — Да?
 — Скажи: до меня ты часто делала... ЭТО? С другими?
 — Давай не будем об этом.

Анни обвила мне руками шею и прильнула ко мне, пряча голову у меня на плече — совсем, как я у нее когда-то. А я зарылся ей в волосы.

Теперь они пахли иначе, не так, как тогда, в космолете — более сладко и пронзительно. Как весенняя пыль после дождя...

Пишите отзывы: 4elovecus@rambler.ru

Последние рассказы автора

наверх