Верю, надеюсь, жду. Часть 2: Тени прошлого

— Проси прощения, петух, — грозно потребовал он.

Эду хватило ума понять, что дальнейшее бахвальство ни к чему не приведет. Он мрачно буркнул «извини» Вере и, с по истине танцевальной грацией вывернувшись из на мгновение ослабевшего захвата рук, быстро ускользнул в направлении подсобных помещений.

Большая часть народу, продолжавшая танцевать и веселиться, не успела даже заметить произошедшего. Но вот Вера, кожей почувствовав недовольство возлюбленного, напряглась — объяснений теперь не избежать. Когда Виктор предложил выйти, глубоко вздохнув, молча последовала за ним на улицу.

— Что он имел в виду? — чуть отойдя в направлении закутка по тихому переулку с сейчас закрытыми сувенирными лавочками, сразу потребовал ответа он. — Ты с ним спала, не так ли?

Отпираться не было смысла. Да и не хотелось лгать, какой бы неприглядной не была эта страница ее прошлого.

— Да.

— После отъезда мужа?

— Нет.

— Ты ему изменяла?! — не веря, уставился Виктор в нежное, грустное лицо.

— Нет... — покачала головой женщина.

— Как это? Ну не в пятнадцать лет же ты с этим павианом трахалась?

— Нет... Вить, — замялась она, не зная, как облечь правду в более мягкие выражения, — Вить... Я не изменяла Олегу, а он не изменял мне... Но у нас был секс с другими людьми...

— У вас что, блядский открытый брак, что ли?

— Нет. Мы... мы — свингеры... — слово повисло в напряженной пустоте.

— Какая на хуй разница? — Вера первый раз слышала, что бы он матерился.

— Мы всегда оставались вместе, рядом, — тихо попыталась объяснить, но чувствуя, что это уже бесполезно, почти физически ощущая, что все, о чем он способен думать сейчас, это о других мужчинах, с которыми она спала.

— И сколько их было? Сколько мужиков тебя ебало, как какую-то подзаборную шлюху?

Вера вздрогнула от его тона, от оскорбительных слов, что бросал ей в лицо, не желая ее слушать, посмотрела на него долгим, внимательным взором поруганной добродетели и гордо ответила:

— Достаточно.

***

Виктор с трудом понимал, как удержался в тот момент от дальнейших разборок. Что-то было в ней такое, что он знал, больше обвинений она не потерпит. Его перекручивало внутри от сознания, что угораздило влюбиться в шлюху. Следовало догадаться, что она не так уж чиста и невинна — по ее раскованности, опытности, любви к постельным забавам. Но тогда он думал, что такая она только с ним, только для него. И сейчас его выворачивало наизнанку от мысли, что куча мужиков упивались ее отзывчивым телом, ловили хриплые стоны, утопали в потемневших от экстаза глазах.

Он бродил по узким улочкам старого города, инстинктивно сторонясь людей, избегая освещенных витрин еще открытых ресторанов и ночных клубов. Разочарование клубилось густым, едким дымом в душе, не давая дышать. Он возвел ее на пьедестал, восхищался ее стойкостью, преданностью, высокой моралью, не зная чем заслужил такое сокровище. Теперь же видел ее совсем другими глазами — замаранной чужими руками. Нет! Она не такая, не может быть такой! Наверняка, ее муж заставил ее, принудил к разврату, пытался Виктор найти ей оправдание. И не находил. Вспоминал ее последний, немного снисходительный взгляд, полный глубинного достоинства, прежде чем он, грязно выругавшись, бросился от нее прочь в темноту. Если бы она выглядела подавленной, виноватой, он бы простил ее. Но она явно не собиралась извиняться.

Стеснялась, но никак не стыдилась того, о чем говорила так легко!

Свинг?!

Да что за мужик был ее муж, что мог смотреть, как его жену на его глазах трахает другой? И при этом самому, не испытывая брезгливости, сношаться с чужой, безразличной женщиной? У Виктора подобное в голове не укладывалось.

Чем больше он метался, как загнанный зверь, чем больше пытался понять и объяснить самому себе, тем больше запутывался, лишь мучая себя воображаемыми сценами ее участия в оргиях, о которых на самом деле имел весьма скудное представление. Как ее могло это устраивать? Как она могла желать такого?

С силой ударив кулаком по древней каменной кладке стены средневекового собора, к которой, устав бесцельно бегать, он измученно прислонился горячим лбом, едва сдержал стон боли. Она слишком глубоко проникла в него, пустила корни в душе, сердце щемило от мысли, что он может потерять ее. Нет! Он не сможет. Не отпустит. Какой бы она не была, это в прошлом. Лучше бы он вообще не знал этого, лучше бы она соврала, чем смотрела на него этими честными глазами, ожидая и требуя принять ее такой. И он с ужасом понимал, что готов. Готов склониться, как безвольный тюфяк, готов забыть, только бы она и дальше была рядом, даря любовь и нежность.

Как совместить эти две ее ипостаси? Он не знал.

Знал лишь, что должен увидеть, поговорить, убедить себя, что для нее это и правда в прошлом, а потом перевернуть страницу.

***

Веру, хоть она и пыталась не подавать виду, очень расстроило противостояние с Виктором. Тяжело было признаваться самой себе, что ей нравилось быть лучше чем есть в его глазах, больно было осознавать его презрение и разочарование. С ее точки зрения, она всегда была верна ему, как и была верна мужу, хоть для ее двоих мужчин представление о верности было абсолютно различным. Она никогда не нарушала договоренностей с Олегом, свинг был для них всегда сексом друг с другом, не важно с кем физически они находились в тот или иной момент. И понимала, нисколько не жалея, что подобное никак невозможно с Виктором. У нее даже мысли не возникало достать из тлена воспоминаний о прошлой жизни этот ящик Пандоры и предложить разделить его с ним. У него для этого просто не было ключа, а свой она давно потеряла.

Вернувшись в студию, она какое-то время бесцельно послонялась по залу, без интереса наблюдая за рискованными танцевальными экзерсисами участников. Сейчас ее это не трогало. Она растерялась и не знала что делать — то ли ехать домой (но к себе или ему?), то ли ждать, то ли бежать его искать? Сердце болело за него, даже сейчас, злясь на него за намеренное оскорбление, не могла не сочувствовать ему, живо ощущая боль и путаницу, что должно быть царили в его мыслях. Пусть бы он поскорее вернулся, дал ей возможность утешить его, заверить, что она любит только его и будет такой, как нужно ему!

Вера горько усмехнулась. Как же она лицемерна! Стоило замаячить реальной возможности потерять его, как она сразу осознала, что он ей нужен, что она любит его. Как больно было бы расстаться с ним сейчас, когда они только начали понимать друг друга, И из-за чего? Приключений прошлого? Пускай даже ошибок — она согласна от всего сердца в них раскаяться, только бы он снова смотрел на нее так восторженно, с такой трепетной любовью!

— Верунчик, ты как? — Вера в отчаянии своих мыслей не заметила подошедшую сзади и обнявшую ее мягкими руками Таню. — Эд — идиот, он сам знает.

— Все в порядке, Танюш, — отмахнулась Вера, мягко освобождаясь из объятий подруги, — скажи ему, я не сержусь.

— Вер... не убегай... поговори со мной. Я же вижу, что тебе плохо. И мне плохо, что ты теперь о нас думаешь...

Вера, вымученно улыбнувшись, взглянула на подругу. Таня не была по натуре злой или равнодушной, но она была из тех женщин, кто до старости оставался маленькими, эгоцентричными девочками с капризно надутыми губками — словно весь мир крутился только вокруг них и их желаний. Вера давно и хорошо знала ее, но все равно не могла противостоять этим полным непритворных слез глазам, этому материнскому желанию взять под крыло, утешить, словно Таня была несмышленышем 13 лет, как Дашка, а не 33-летней взрослой женщиной.

Она не вырвала руки, когда Таня провела ее в маленькую комнатушку за залом, переоборудованную в раздевалку и гримерку, с благодарностью приняла бокал вина, присела на жесткий ...  Читать дальше →