Нарушение границ. Часть 1

ней. Он ненавидел ее! Он ненавидел математику!

Утро. Шесть часов утра. До звонка будильника еще час. А до школы один километр и четыреста метров. До третьего этажа, где находится кабинет математики, шестьдесят ступенек. До смерти — одна женщина.

Но бам! Она нормальная учительница. Ему даже не было страшно. Ему было нормально. Ему было никак. Он внимательно слушал ее речи о математике, о ЕГЭ, но не чувствовал ничего к ее внешности, к ее голосу, объединяющему снисходительность, упрек, доброжелательность, гнев, иронию и сентиментальность. Но когда Марк заметил, что он не боится, то он забоялся еще больше. Почему все так нормально? Почему она не смотрит на него по-особенному после субботнего вечера? Почему не случилось ничего, что могло бы означать его скорое приближение к смерти? Марк еще больше испугался и решил выйти.

— Конечно, Марк.

Он выбежал. В туалет. Открыл окно и сел на подоконник. Тут он мог ни о чем не задумываться. Тут был свободен. Зимний ветерок обнимал его за спину и остужал его страх, замораживал кровь. На зеркалах стали появляться мутности от конденсации. Вдруг вошла она.

— Эмм, мне тут немного плохо стало.

Но она подошла и поцеловала его. И он ушел в транс. Ее губы казались теплыми, как угольки теплого камина, а руки, обхватавшие его шею, легкими, как ветерок. Когда они перестали целоваться, она начала расстегивать ему рубашку.

— Что ты делаешь?

Но она не услышала и продолжила снимать. Он завел ее в кабинку туалета и запер дверь, тогда дал ей продолжить расстёгивать рубашку. Но она принялась уже не за рубашку, а за штаны, в которых жилы колбасочной плоти наполнялась горячей кровью, готовой к движению двигателю еще тогда, когда он впервые увидел ее на площади первого сентября. Он волновался, как она отнесется к его члену, но даже к его удивлению член оказался довольно толстым и длинным. Она расстегнула свою блузку и показала свою грудь второго размера, спрятанную под черным лифчиком с белыми узорами, но не стала снимать лифчик, а лишь через него вытащила свою сиську с небольшим розовым соском, чтобы он мог пососать его, а затем, когда она вполне приготовила его, стала медленно садиться на корточки, царапая его грудь и стройный живот красными коготками, пока не оказалась лицом перед надувшимся членом. Прижав весь ствол к его волосатому лобку, она краешками коготков коснулась свисающей кожицы мошонки, от чего Марк слегка застонал; чтобы усилить его беспомощность перед женской властью максимально ублажить мужчину, она коснулась влажным, скользким острым кончиком языка до той же части мошонки и, услышав его еще большие стоны, уже всей шириной ее широкого языка прошлась по одному бугорку мошонки, по второму и начала самое приятное и щекотливое.

Его яйца оказались тоже большими, но Свете, словно, даже нравилось, что ее маленький ротик может заполнить обычное яйцо, чтобы, засунув себе в рот, точнее, всосав себе в рот, она потянула мошонку так, что на коже показались белые следы складок, и расслабила ротик, чтобы мошонка качелькой вернулась обратно и слегка ударилась о его ноги. Но ограничились услады мошонки не только всасыванием, но и лизанием, а точнее, Света, помогая своими нежными пальчиками и острыми коготками, начала ласкать мошонку, облизывая ее и снизу быстрыми движениями касаясь кончиками коготков. Щекотливость, но вместе с тем, удовольствие словно выгоняло всю кровь в головку, а мышцы ствола заставляло напрягаться до предела, что дыхание и сердцебиение становились чаще, даже до невыносимой частоты. Света сжалилась над его напряжённым телом и приступила к первому блюду. Для начала, нужно было слегка охладить бульон, поласкав языком обратную сторону члена от мошонки до обратной стороны головки, затем перемешать, слегка подрочив затвердевший до боли ствол, и испробовать на вкус, поместив в ротик лишь головку.

— Ммм, ты такой вкусный! И горячий! — говорила она.

Но Марку было не до этого. Света снова подрочила пару раз, облизнула весь ствол и, закрыв глаза и раскрыв рот во всю моготу, засунула головку и и небольшую часть головки, потому что дальше она даже чувствовала, как кожа на краях губ начинает болеть и словно разрываться. Но постепенно, как она осваивала и свой язык, прячущийся под член во время вхождения, боль утихала, и член заходил чуть глубже. Со звуками хлюпающей слюны она заглатывала половину члена уверенно, а остальную часть старалась потирать ладонью, и когда воздух, который она вобрала, заканчивался, то она высовывала член и, что Марк обожал даже в порнухе, начинала бить его гибкой дубинкой себе по щекам, губам и по вытянутому языку. Один такой раз он чуть не кончил, но сдержался, выровняв дыхание и остановив ее шаловливый рот.

— Хочешь, чтобы я его весь заглотнула?

— Давай.

— Возьми меня за голову. Нет, не так! Сначала собери волосы, затем возьми затылок. Да, вот так.

Она раскрыла рот, и он потянул ее голову к себе. Чуть больше половины члена вошло в ее рот, но он уверенно двигался и дальше; Света начала задыхаться и производить блевотные звуки, но Марк увлекся, не обратил внимания на ее страдания, даже услышав их, и надавил в ее горло сильнее, что член изогнулся и, пойдя вниз, спокойно во всю длину оказался в Свете. Она вынула член и начала жадно вдыхать воздух, но во время восстановления дыхания не стала тянуть с делом и продолжила ублажать его член, сося головку и целуя ствол по бокам. На этот раз Марк сжалился над ней, держась за ее подбородок, потянул к себе и нежно поцеловал.

— Как мне отблагодарить тебя? — спросил он.

— Не торопись.

И она подняла свою юбку к поясу, чтобы она могла поднять одну ногу и Марк — взяться за нее, чтобы было удобнее входить. Он взял ее ногу, пропустив руку под коленом и, держась за член, попытался приставить влажную от ее слюны головку к влажным от смазки губкам. Головка раскрыла две губки и оказалась в теплой мягкой прессующей внутренности. Он стал двигаться, но Света, положив руку ему на бедра, сказала:

— Я же попросила, не торопись. Нежнее. Да, вот так. Двигайся.

И он двигался. Для начала, как в минете, член заходил только наполовину. Так было очень долго. Марку это изрядно наскучивало, но его так удовлетворяли стоны и лицо Светы, что ему казалось, что нужно быть медленнее, только чтобы наслаждаться женским лицом во время секса, когда женщины беспомощны перед половым органом самца. Через несколько минут такого темпа, Света сказала:

— Быстрее. Глубже.

И он начал быстрее и глубже. Света схватилась за его голову и вдруг притихла стоны. Другая рука словно пыталась сжать стенку, к которой она была прижата, но стена все никак не поддавалась ей, не сжималась в ее руке, и когда оргазм настиг ее, то, не имея ничего, на чем выместить нахлынувшее удовольствие, она взялась за яйца Марка, от чего он закричал. Вдруг в туалет кто-то вошел. Света притихла, но ее дыхание было слышно очень хорошо, как казалось Марку. В последний момент, до того, как вошли, он вошел в нее по самые гланды и чувствовал, как вагина Светы начала сокращаться и сам он кончал ей глубоко внутрь. Даже когда в туалет вошли, вагина продолжала сокращаться, то есть Света до сих пор кончала, а Марк до сих пор выпускал сперму ей внутрь. Тот, кто вошел, поссал, и, когда он вышел, Света схватилась за Марка еще сильнее и начала стонать, что есть мочи, и хватать Марка то шею, то за спину, то за плечи, то стала отталкивать, но когда оргазм отступил, а от клитора продолжали идти импульсы, то она поцеловала Марка.

— О, ты мой дорогой! — сказала она и обняла его.

Марк тоже целовал ее, ласкал ее волосы, ласкал ее грудь и не осознавал, что он только что сделал и кем он стал.