Обратная тяга

Она сожалела об утраченных возможностях, томилась и изнуряла себя моей сухой законопослушной догмой. «Хочешь быть моей, люби меня и не придирайся!» — словно надиктовывал я ей изо дня в день.

— Мы никуда не ходим, — грустно заявила она спустя некоторое время, после того, как Алекс сообщением в чате подтвердил, что «лёд тронулся».

— Ну давай сходим в театр, — лениво отозвался я.

— Ты же не любишь театр.

— Зато ты любишь. Пойдём в театр.

Катя задумалась, нахмурилась.

— И ты будешь потом говорить, что тебе не понравилось. А я буду виновата, что тебя затащила.

— Что ж я виноват, что они там всякую ерунду показывают.

— Ты же даже не знаешь, что там идёт! — Катины глазки загорелись гневными капризными огоньками.

— Ну всё, — я подпрыгнул с кровати и, выгнувшись назад колесом, вытянул к потолку руки. — Теперь специально пойдём, чтобы выяснить.

Катя усмехнулась, но не очень-то и весело. Запрыгивая в постель, она любила часами греться в тёплом гнёздышке в моих объятиях. В последнее время её рассказы всё чаще скатывались к перечислению весёлых похождений с бывшими одноклассниками — двумя парнями.

То они в бильярд играют, то в кегли. Я даже стал ревновать её к тем скромным паренькам, которые так неутомимо вились вокруг моей Катюши и под предлогом народных гуляний и моего зависания на работе после занятий уводили её на разные дешёвые мероприятия.

В театре пыль старых бордовых занавесок и истоптанного, затёртого в дрыбадан паркета навеяли ностальгические мысли о совке.

— Прекрасно! Прекрасно! — прикрывался я восторженными возгласами.

Катя поначалу хихикала, а потом вдруг надулась и уже смотрела на меня только строго и уничижающе.

— Ничего ты не понимаешь в театре! — сказала она, когда мы наконец вырвались на свежий вечерний воздух.

— Куда уж мне, — я принял саркастический тон.

Мы зашагали к метро, каждый найдя причину молчать и обижаться на другого.

В автобусе она опять завела старую шарманку про гениального дедушку, который по долгу службы вынужден был рисовать декорации для одного театра в провинциальном городке. Оказалось, он рисовал их настолько гениально, что в театре каждый раз просили переделать.

Я рассмеялся, грубо и беспощадно.

— Вот из-за таких дураков, как ты, в Советском Союзе и не было искусства, — прошипела Катя.

Она, конечно же, имела ввиду партийных руководителей, с которыми волей случая она отважилась меня сравнивать.

— Вот из-за таких дурочек, как ты, искусство так и останется роскошью для избранных.

— Вот именно! — Катя подскочила и бросилась в раскрытую дверь. Я последовал за ней. Мы не доехали одну остановку, оставалось пройти полтора километра, через тёмный парк или по дуге вдоль дороги. Катя выбрала парк.

Она бежала впереди, я тащился следом.

— Если я для тебя дурочка, то зачем ты со мной встречаешься? — спросила она через пару минут гонки на выживание. Её голос звучал обиженно, она дулась, глубоко пряча кулачки в кармашки куртки.

— Так это не я с тобой, а ты со мной встречаешься, — весело откликнулся я. Катин гнев, её претензии, требования достали меня в конец. Я чувствовал лёгкую ненависть и отвращение ко всем выкрутасам, с которыми мне довелось столкнуться. Оля в этом плане была просто ангелом. «Вот на ком надо жениться! — восхищался я тайно куколкой. — Всё познаётся в сравнении».

— Если будешь так говорить, то лучше нам вообще тогда не встречаться.

Она злилась, обида в её голосе достигла колоссальных Вселенских масштабов. Я едва сдерживался, чтобы не захохотать, злобно и яростно.

— Напугала ежа голой жопой, — сказал я.

Я думал она блефует, несомненно берёт меня на излом. Как она любила это делать, как она делала это с самого начала, пытаясь поставить меня на колени, заставить занять роль нижнего, просящего, умоляющего. Об её милости, благосклонности, внимании. Катя не любила положение ведомой, ей была противна сама мысль, что она будет пресмыкаться ради любви. Себя она любила гораздо больше. Поэтому, как только на горизонте забрезжил рассвет в виде нового контракта, она тут же сменила пластинку и, как загулявшая сука, принялась выискивать варианты, чтобы испортить отношения и найти причину уйти.

— Не веришь? — она обернулась, глаза сверкали торжеством гнева. Я сразу уловил в этих зрачках истинное положение на Катином любовном фронте. Она горела огнём перебежчицы, мечтала сменить хозяина ради лишней брошенной кости в виде сердечка. Алекс внушил ей неловкими признаниями, что есть жизнь за расставанием. Как легко и быстро она может разрешить проблему одиночества сменив одного парня на другого.

— Сама же потом прибежишь ко мне будешь проситься назад, — я ухмыльнулся.

— Не прибегу, — грустно сказала Катя, она ещё не забыла недавнего позора с её участием. Разве могла она забыть, как бегала и ухаживала за мной? Сколько сил потратила, тайных слёз пролила в подушку, сожалея об утрате. И вот теперь расставание. Новый удар судьбы. Её слабое сердечко не выдержит все любовных драм. Она должна успокоиться.

Катя остановилась, достала ингалятор, пшикнула два раза.

— Что-то мне тяжело дышать, — сказала она испуганным голосом.

— Не бойся, — ответил я. — Если подохнешь, я тебя домой затащу.

Я вёл себя по-свински в тот вечер, грубил и откровенно издевался. Но что я мог с собой поделать? Климова сама извлекла из меня душу бесконечными претензиями и требованием любить её безосновательно и бескомпромиссно. Кроме того, она постоянно пускала звёздную пыль в глаза, упирала на собственную непризнанную гениальность, перешедшую ей от дедушки. Я же, в противовес, оставался для неё неотёсанным мужланом, не способным воспринимать высокое искусство на должном уровне. Такое взаимное неуважение и привело нас к размолвке.

— Знаешь что. Я лучше сама дойду, — Катин голос наполнился слезами.

Я не спешил уходить. Отойдя чуть вперёд, оглядывался, наблюдая, как она тщетно пытается запшикать себе астму, возникавшую от холодного влажного воздуха.

Мы поплелись к дому и до конца пути не разговаривали. Лишь подойдя к её подъезду, у нас возник условный рефлекс, выработанный месяцами свиданий. Это было место для поцелуев. В тот вечер Катя поднялась по лестнице и, не оглядываясь, буркнула тоскливое «пока».

Я молчал. Я думал она пришлёт обнадёживающую смс-ку в тот же вечер или на следующее утро, или позвонит днём. Или вечером. Но телефон молчал. От Кати не было ни слуху, ни духу. Я тут же взял с себя обещание не звонить первым Климовой.

«Хватит, побегал! — думал я. — Пора и честь знать!»

В моём арсенале оставалась Оля. Моя любимица и несомненно лучшая из девушек, с которыми мне доводилось строить отношения.

Через пару недель после разрыва с Климовой Алекс прислал мне неоднозначно одиозную смс-ку: «всё на мази, мелофон у меня».

Я прекрасно понимал, о каком мелофоне идёт речь. Алекс и раньше называл женский половой орган этим словом. Я грустно усмехнулся. Этап больших любовных утех был пройден. Опустошённый Климовской философией «всё или ничего», я ещё долго приходил в себя, впитывая жизнерадостную позицию Оли Руденко, моей верной и неугомонной подруги.

17

Красота в глазах смотрящего. Я смотрел на красавицу Олю и понимал, что люблю её не за стройную фигуру, длинные шелковистые волосы и ангельское личико — вовсе нет! Она раскрылась мне как робкий человечек, жизнерадостный и любвеобильный. Беспечный и неутомимый авантюрист. «Именно такая девушка мне и нужна!» — пришёл я к выводу, перемалывая в памяти все нюансы наших отношений.

Екатерина Климова, перейдя в высшую лигу, осела в уютной квартирке Алекса глубоко и надолго. Что там произошло, до каких глупостей и любовных признаний успели договориться молодые перед тем, как, сославшись на бесконечную привязанность друг к другу, огорошить друзей ...  Читать дальше →