Дочки-матери. 32—34

— он протянул ей пакет с едой и пластиковой бутылкой.
— Спасибо, — Катя, сдвинув бровки, собиралась с духом. Готовилась к первому горячительному причастию. Не считая шампанского, конечно. Но вино и шампанское не в счёт, по сравнению с этим пойлом. От одного запаха которого голова шла кругом.
«Эх, была-не была!» — она сделала большой глоток и тут же схватилась за бутылку с водой. Обжигающая жидкость неслась по пищеводу, обозначая путь к желудку. Катя и представить себе не могла, что вся её анатомия внутренних органов вылезет картинкой в голове от одного глоточка. Глаза вылезли из орбит, она сидела осоловевшая, пялилась перед собой невидящим взглядом. Вода помогла затушить пожар, хлеб с колбаской действительно смягчили удар. Катя набралась решительности и глотнула ещё раз. В этот раз она наполнила полный рот горькой жидкостью и в два глотка протолкнула обжигающую жидкость в пищевод. Вновь запила и закусила. Больше ей ничего не требовалось, даже дышать. Пришло отупляющее спокойствие. Завернув крышечку, она вернула флягу дяде Мише, свернула пакет с едой, а сама съехала попой на дно лодки и вытянула ноги вперёд. Руки её свободно легли на борта, пальчики нашли воду. Спиной она откинулась назад, голова легла на угол лодки. Катя закрыла глаза, головокружение захватило весёлой круговертью.
«Как на карусели!» — смеялась она в душе.
Она всегда боялась и тайно жаждала крайнего опьянения. Ещё один немыслимый барьер, пройти который означало бы научиться расслабляться, не бояться себя без тормозов. Так она хотела отвязаться от необходимости отчитываться перед собой в поступках и мыслях.
— Ну как, хорошо? — весёлый голос дяди Миши вернул её к мерному покачиванию лодки.
— Прикольно, — промурлыкала она.
Смех Михаила Анатольевича, похожий на кашель, оказался заразительным. Катя поддержала его мелкими смешками в нос. Внезапно шальная мысль пришла ей в голову:
— А можно я позагораю? — сказала она, подражая в игривых интонациях Веронике.
— Конечно.
Она видела довольный взгляд, которым богато одаривал её дядя Миша. Он явно не ожидал такого поворота.
— А ничего, если я бюстик сниму? — Кате казалось, что вот теперь-то она дразнит Михаила Анатольевича, а не наоборот.
«Посмотрим, что он скажет на это!» — думала она, поглаживая себя по волосам, свёрнутым на затылке в гульку.
— Ну, если меня не стесняешься, то пожалуйста, — парировал мужчина.
— А я должна вас стесняться? — она улыбалась, расстёгивая пуговки блузки.
Он опять рассмеялся.
— Можешь и шортики снять, я не возражаю, — сказал он.
— Я подумаю, — сказала Катя, открывая красивую грудь обёрнутую белоснежным бюстиком.
Откинувшись назад, она принялась с интересом изучать реакции дяди Миши. Он был увлечён или делал вид, что не замечает загорающей в его лодке девушки, опьянённой и слегка перевозбуждённой.
«Ах так!» — Катя с вызовом сверкнула глазками. Вывернула руки и расцепила бюстик. Грудки отправились гулять в свободное плавание. Бюстик она положила на дно лодки, грудь выставила на показ. Взгляд дяди Миша, заинтересованный, скользнул ненароком по оголённым соскам, заставил Катин внутренний голос взвизгнуть от восторга.
«Интересно, у него уже встал?» — она сражалась с желанием заржать как ненормальная. Но рамки приличия подсказывали ей, что борьба ещё не закончена.
— А вам нравится Вероника? — спросила она, улыбаясь только губками, которые то и дело складывались в бантик.
— Да, приятная девушка, — дядя Миша кивнул.
— А я?
Он перевёл на неё пристальный взгляд, нашёл затвердевшие соски, бурые у ареол и бледно розовые в крайних точках сосков, наконец поднялся глазами к губкам, так соблазнительно и нагло ухмылявшимся ему.
— Катюша, ты просто красотка, — сказал он, встречаясь с ней глазами.
Его взгляд, пристальный, настойчивый, заставил Катю расплавиться, прикрыть смущённо веки. Она засмеялась, накрыла лицо ладонями, зарделась.
— У меня есть крем от загара. Если хочешь, намажу тебя, чтоб не сгорела, — он произнёс эти слова невинным тоном, будто речь шла о простой заботе, а не о начале приставаний. Будто она сама не могла намазаться.
— Ну намажьте, — Катя ухмылялась, плавясь на солнце.
Она достала солнцезащитные очки, большие и выпуклые, как у черепахи из мультика, надела их. Дядя Миша будет трогать её грудь, она сгорала от нетерпения.
Затемнённое небо поплыло перед глазами, свежий ветерок гулял в камышах. Большие стрекозы с бирюзовыми и бриллиантовыми телами, переплетённые чёрными блестящими панцирями, садились на края лодки, склоняли тяжёлые стебли к воде. Большие бурые головки камыша пушились белыми нитями.
Катя невольно втянула живот, когда намозоленная ладонь дяди Миши шероховатыми подушечками скользнула по мягким припухлостям грудей. Он выдавливал перламутровый крем из тюбика и нежными втираниями раскачивал удовольствие по поверхности сфер. Катя плавилась от возбуждения. Она выгибалась в талии, чувствуя, как нарастает томление внизу живота.
— И ножки тоже надо помазать, — дядя Миша так же медленно взялся гладить её ножки, размазывая по ним крем.
— Какие у вас сильные руки, — промурлыкала она полушёпотом.
— Нравится?
— Да, очень, — она развела бёдра шире, давая Михаилу возможность провести рукой по внутренней стороне.
Он воспринял этот жест по-своему. Пальца дяди Миши скользнули под шортики и нашли мягкую ткань ягодицы, приблизились к горящему бутону удовольствия.
— А так? — спросил он. Его пальцы замерли в считанных сантиметрах от влагалища, распалённого горячим солнцем, алкоголем и вожделением.
Она тяжело дышала, грудь ритмично вздымалась под тяжестью возбуждения.
— Да, — неуверенно прошептала она.
Его рука скользнула выше и поворотом двух пальцев расстегнула пуговку шортиков, ширинка разъехалась на лобке, как початок кукурузы, уступила под лёгким потягиванием за бегунок. Дядя Миша продолжал гладить её промежность, теперь уже не стесняясь в намерениях, прикладываясь напряжёнными пальцами к влагалищу сквозь джинсовую ткань шортиков. Средний палец извернулся и подцепил Катю снизу, как крючок, придавив джинсовый шов к зудящей мембране.
— Не надо, — с мольбой пролепетала Катя, отворачивая личико в сторону. Схватив Михаила за руку, она вынудила его остановиться.
— Извини, Катюша, — он тут же вернулся к себе на лавочку, оставив её лежать распростёртой на дне лодке. Его лицо не выражало ровным счётом никаких эмоций, ни малейшего признака обиды. Будто и не было ничего между ними.
Она смотрела на его безразличие непонимающим взглядом.
«И всё? — кричало её женское достоинство. — Вот так значит?»
— Я просто никогда раньше не делала этого, — она накрыла лоб ладонью.
Он хмыкнула, посмотрел на неё ласково.
— Спешить не надо, никто ж не заставляет.
Они встретились взглядами, и доброта отеческая в глазах дяди Миши заставила Катино сердце растаять, дрогнуть нотками сожаления.
«Вот так всегда. Вечно я убегаю», — она сжала губки.
— Я просто боюсь, что будет больно, — прошептала она едва слышно.
— Но ведь сейчас тебе не было больно? — он с ухмылкой посмотрел на неё.
— Нет, но ведь вы пальцами, — сказала она, опуская глазки на пах Михаила, который стал раза в два больше.
— А я, может, и не собирался ничем другим, — он подмигнул.
Катя облизнула губки.
— Только пальцами? — спросила она, улыбаясь так же хитро, как и он.
— Конечно, только шортики надо снять сначала.
У Кати захватило дыхание. Она закусила губку и долго сидела в нерешительности, неподвижно созерцая мерное колыхание камыша. Дядя Миша сидел перед ней как изваяние, уставившись на поплавок, вытягивал карасиков один за одним.
— А вы никому не расскажете? — она опять облизнула пересохшие губки. В горле её тоже пересохло.
— А ты? — он посмотрел на неё, будто насмехался.
— Я не знаю, я такая болтушка, — Катя перевела глаза на поплавок.
— Вот, то-то же. А от меня требуешь. Мне, может, тоже ...  Читать дальше →