Дистрибьютор. Главы 23—24. Эпилог

бирюзой, бледнеющей со временем, всё больше напоминающей мужское семя, которым я когда-то источал любовь. Мои девочки глотают густые потоки, вылизывают друг друга, помогая расправиться с остатками на груди и губах. Уже опустившись на кровать, понимаю, что Энжи, получила бирюзовый заряд от Алёны.

— Алён, — шепчу сквозь облако сна.

— М-м-м? — откликается рыжая.

— Спроси у Энжи, кого она больше любит: тебя или меня?

Алёна хихикает.

— Энжи, ты кого больше любишь: меня или Диму?

— Я вас обоих люблю, — большая девочка улыбается спросонья. Они обе хороши, серьёзного разговора от них не добьёшься, особенно сейчас. Иногда мне кажется, что нет никакой зависимости, бирюзовой чепухи и раболепия. Грань между собственным волеизъявлением и навязанным извне стирается под натиском любви, доверия, дружбы.

###

Ничто не предвещало крах «Вирекса». В одночасье сутенёрская сеть Ключников сложилась в паутинку, как карточный домик, рухнула в хлам. Мы нагрянули в головной офис во вторник. Утром, на следующий день после знаменательного посвящения Хомича в хранители голубой веры, Алёна Даст и девочки во всеоружии предстали перед двумя корифеями «Вирекса» — мозгоправом Мюллером и мозговедом Познером. Теперь нам ничто не угрожало. Власть законопослушная перешла на нашу сторону. К тому же, нам было, что показать.

— Раздевайтесь, — устало бросила рыжая.

— Может, тебе ещё ключи от сейфа дать, где деньги лежат? — Мюллер злобно заржал. В перерывах на попытки дозвониться до охраны он бросал яростные взгляды в мою сторону. Я оставался безучастным. Участь главарей банды была предрешена, мне оставалось наблюдать за падением Олимпа. Девочки пришли опустить вчерашних боссов, делали это развязно, без лишней скромности. Марго уже напялила огромный стрэпон, Энжи тоже прикупила игрушку с острыми выступами на конце, как у булавы.

— Ключи у меня, — я позвенел связкой в кармане. — Остаётся маленькая формальность.

— Я всегда хорошо к тебе относился, — проснулся Познер.

На его бледном лице я прочёл тихий ужас, затаённый мандраж под маской безразличия.

Зловредная ухмылка растянулась на моих губах:

— Боюсь, этого недостаточно, чтобы научиться летать.

Красавица Венди, та самая Настя с гирляндами шоколадных волос, делает шаг вперёд. Она тоже принесла подарочек для папочки: тридцать пять сантиметров чёрного рифлёного пластика реалистично торчат из треугольной основы на бёдрах.

Охранники вяжут двух старых пердунов со скоростью вязки сучки с кобелём: слаженные действия наученных горьким опытом парней поражают гарантией результата. Две волосатые бледные задницы — одна обрюзгшая, Мюллера, другая костлявая, Познера — обречённо застывают над крышкой стола. Челюсти Ключников широко раздавлены красными шарами, притянутыми за кожаные ремешки. Рыжеволосая бестия совершает обряд ознакомления. Свиные глазки Мюллера выкатываются из орбит при виде неженской плоти, залупы залитой для работы. Познер наслюнявленным шаром опускается на гладь стола, его мычание становится тоскливым.

— Потерпите немного, — лопочет Алёна, одновременно смазывая волосатые задницы гусиным жиром. Её пальчик ныряет в анусы, далее действует расширителем. Через минуту рыжая пантера забирает первого Ключника. Мюллер бьётся в припадке оргазма без рук и касаний, его глаза на выкате, как и положено, меняют блеск с яростного на ласковый. Алёна с обтекающим штыком переходит ко второму анусу. Костлявый зад трещит по швам от неожиданной атаки. Слёзы льются по щекам обезумевшего Михаила Громыко. Он не так себе представлял уход на покой. Пенсия ему теперь не грозит, девочки припасли для теолога секты Семи Ключей богатую программу.

Наконец в ход вступают пластиковые стрэпоны. Красавицы «Вирекса» добивают новоиспечённых шлюх за упокой. Завтра Миша и Паша выйдут на работу. Зарабатывать на продажах минеральных добавок никто не запрещал. А пока они сладко стонут под радостное кряхтение освобождённых рабынь.

Я ухожу, плотно прикрывая за собой дверь. Моя роль смотрящего на сегодня мирно разрешилась очередным причастием.

24

Вениамин Дырко до конца не верил в крах секты, продолжая часами истязать девственниц, заставляя их служить у алтаря. Одним из его последних нововведений стала идея о конце света и необходимости передать как можно больше энергии друг другу перед тем, как это случится. Чтобы усилить воздействие, передача энергии проходила по круговому принципу. «Круговая порука», как мне позже объяснила освобождённая девушка, заключалась в одновременной анально-вагинальной стимуляции. Закрепив стрэпоны на бёдрах, девушки ложились на пол и замыкали круг, в центре которого безумный Дырко читал ветхозаветные истории, связанные с рабством и насилием. Видимо, такой подход к служению помогал ему разрядиться в Чашу с большей самоотдачей. Он стоял раздетый, с неприкрытой головой. На пюпитре перед лежала самоизданная «Книга Семи Ключей», провозглашённая абсолютной истиной. Одна из наложниц во время чтения аккуратно сцеживала семя Верховного Жреца в Чашу, пока девственницы, лежавшие вокруг на полу, раз за разом доводили себя оргазмами до исступления. Очевидная взаимосвязь между движением вперёд и личным удовольствием притупляла их внимание к окружающему миру. Они полностью концентрировались на личном восприятии происходящего.

— Это была нирвана. Оргазм без начала и конца, — признавалась мне одна из пострадавших после.

Примерно в таком положении мы и заставли всю честную компанию, когда, установив новую власть и порядок в офисе, нагрянули в Храм.

На мраморных плитах по кругу расположились в позе эмбриона весталки-девственницы — последний оплот секты. В центре под громкие стенания рабынь Веня Дырко, доведённый до предоргазменной пытки, растягивал безумные речи, воздевая руки к стеклянному куполу. Работница ручного труда усиленно пыталась разбудить половой инстинкт в вялом хвостике, олицетворявшем единственное мужское начало в Храме. Доведённый до отчаяния невозможностью разрешения, Веня Дырко не заметил нашего бесшумного проникновения в Ритуальный Зал. В следующий момент новообращённый ключник-качок Рыженков лично привёл в исполнение приговор Хозяйки медной палки:

— Никого не щадить. Валите всех. Связать и ждать моего прихода.

К моменту, когда Алёна Даст проследовала в Ритуальный Зал в лёгком махровом халатике, Веня Дырко уже лежал на карачках, полностью обездвиженный и смирившийся с участью узника совести. Его причастие к новой вере длилось не менее получаса, наложницы на полу сопровождали действие громкими неподдельными стонами. Сам Веня был не против такого сопровождения в райский сад сексуальных утех. Скудные познания, извергнутые им в Чашу, стали нелишним тому подтверждением.

За нескромные два месяца, во время которых лавинообразный переворот в секте расставил новые приоритеты по-своему, я научился не встревать в естественный ход событий.

«Всё-таки Химик был не дурак, раз создал змеиное противоядие, — думал я. — Пожалуй, это единственный способ распространение чумы. Клин клином вышибают», — пришёл я в итоге к выводу.

Моя политика невмешательства заключалась в простом предоставлении напарнице свободы волеизъявления. Основной инстинкт возобладала над рамками приличия, и Алёна, действуя по наитию, стремительно воздвигала вокруг себя нерушимые нити новой секты. Она становилась прародительницей, пчеломаткой, единственной королевой в мурапорядке с матриархатным образом правления. Я постепенно уходил в тень. Длина моего члена, неизменно сокращающаяся до первоначальных габаритов, а также снижение концентрации бирюзы в сперме свидетельствовали о полной и безоговорочной передаче власти мирным путём по наследству.

Я по-прежнему присутствовал на мероприятиях различного порядка, серым кардиналом участвовал в планировании захвата и удержания бразд правления, но моя роль неизменно спадала, становясь незначительной. Я всё больше выступал в роли координатора-дирижёра, а не главного организатора-зачинщика, каким я себя представлял в самом начале.

Я уходил из секты, оставляя её в надёжных руках. Веря, что следующая передача власти произойдёт не менее красочно, так же предсказуемо, а значит и мирное сосуществование гендеров в обществе не утратит значения.

Девушки секты избавились от зависимости, растворились в повседневном быту. Иногда я встречал их на улице. Странный холод и неуловимое презрение вспыхивали в глазах узнавших меня последовательниц секты Семи Ключей. По прошествии многих лет их память по-прежнему хранила непростительный рубец унижения, с которым моя связь являлась опосредованной, а значит незначительной. И всё же лишние свидетели развратной молодости им ни к чему, выпускницы избегают контактов с прошлым.

Все, кроме Анжелы. Большая девочка, расставшись с зависимостью, немного поломалась, прежде чем согласилась стать моей женой. Пришлось подкатить к большой маме с подарком в виде большой коробки шоколадных конфет. Только так я смог задобрить будущую тёщу, бабушку моих детей.

Эпилог

Поток людей несёт меня по разветвлениям перехода. Я спешу на работу. Где-то впереди слышится заискивающий баритончик:

— Извините, у вас не найдётся минуточка свободного времени, чтобы ответить на пару вопросов?

— Хоспади! — вздыхает дамочка в брючном костюмчике на весь переход. — Ну как вы все меня достали! Неужели я больше остальных похожа на идиотку? — она улепётывает на шпильках от незадачливого махинатора, который уже подыскивает следующую жертву.

— Молодой человек, может быть, вы соблаговолите поучаствовать в акции беспрецедентной щедрости, ответив всего на два вопроса?

Я наконец сталкиваюсь лицом к лицу с Павлом Валерьевичем. Он сильно постарел, исхудал и осунулся. Стал поход на жирного попугая, рухнувшего с дерева головой вниз. Скудные седые волосы и брови торчат во все стороны клочьями, костюм весь помят, несуразный галстук в змеиную крапинку высунул язык наружу, словно задыхаясь от несостоятельности.

— А, это ты... — 17 мгновений вздыхает разочарованно. Его взгляд покрывается завесой беспомощности. Мюллер оборачивается, ищет кого-то в толпе. Я замечаю других махинаторов. Полновозрастные и не очень, они щемят народ по всей длине перехода, загоняют дичь в угол для препарации мозга.

Мой мозг давно уже плавится. От одного вида сети маркетологов, заброшенных в шахматном порядке в подземный переход, я готов бежать сломя голову куда глаза глядят. И лишь сдержанность манер, выработанная в последнее время, и лёгкий налёт безразличия заставляют меня сменить пластинку и действовать осмотрительно.

«Да пошли вы в жопу! Сектанты хреновы!» — по дуге обхожу обращённых, боясь заразиться.