Вторая любовь (перевод с английского). Часть 5

мне на ухо: «Спасибо», после чего ушла. Я уверен, что у меня было выражение «что здесь только что произошло?», если посмотреть на мое лицо, но у моего сердца таких вопросов не было.

Боб хотел немного побыть со мной, прежде чем я уйду. По его словам, он годами молился о хорошем мужчине для Карли, а со мной она выглядела более расслабленной и счастливой, чем он когда-либо видел раньше, но он предупредил меня, чтобы я не торопился с ней, и позволил ей задавать темп.

— У нее серьезные проблемы с доверием, и если ты знаешь ее историю, то поймешь, почему.

— Я понимаю, Боб, и правда в том, что у меня самого есть несколько серьезных проблем. — Я немного рассказал ему из своей истории.

— Да, я вижу. — Он на несколько мгновений задумался. — Ты был добр к ней, и к Рэнди тоже. Знаешь, она всем здесь рассказывает, как ты учишь ее математике, и когда-нибудь она станет инженером, как и ты? И еще, она стала намного более общительной. Я хотел сказать, что у нас здесь много контактов, и я знаю некоторых людей, которые очень хорошо помогают другим преодолевать проблемы в отношениях. Вроде собаки-поводыри, мог бы ты сказать. В любом случае, если ты думаешь, что кто-то вроде этого мог бы тебе помочь, дай мне знать, и я свяжусь с тобой. Никакой платы.

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и я отправился домой. Да что там с собаками-поводырями? Я носил с собой белую трость и не знал об этом? Тем не менее, было довольно очевидно, что Боб чувствовал ответственность за Карли, и было приятно, что ему нравилась моя дружба с ней. Или что бы мы там ни делали.

***

На следующий день я с трудом дожидался звонка Карли. Я подумывал позвонить ей сам, но вспомнил, что она использовала рабочий телефон, и не захотел ее смущать. Я позвонил в Оттаву, чтобы сообщить «своей» семье о событиях. Симона была в восторге; Жорж в несколько меньшей степени.

— Черт. Теперь я должен Симоне десять баксов, — проворчал он.

— Десять? Я думал, пять?

— Она заставила меня поставить либо вдвое больше, либо ничего.

— Не будь жалким неудачником, Жорж, — отругала его жена между смехом. — Ты же все равно хотел, чтобы выиграла я.

Когда на следующий день позвонила Карли, я был уже готов со своим предложением. То есть, насчет свидания. Я был не совсем готов к новой теплоте в ее голосе: к этому нужно было привыкнуть. Также я обнаружил, что не совсем готов к свиданию. Галстук надевать или нет? Куртку надевать или нет? И так далее. Наконец, я остановился на рубашке с пуговицами без галстука и пиджаке, и пошел за Карли.

Она выглядела такой же нервной, как и я, но причин было гораздо меньше. Я впервые видел ее одетой в платье, и это стало для меня откровением. На ней было темно-зеленое платье из какой-то шелковистой ткани, которая прилипала к ней, подчеркивая красивые изгибы, о которых я даже не подозревал, и очерчивая длинные элегантные линии ее стройной фигуры. Она распустила волосы и зачесала их назад, их медные волны обрамляли ее прекрасную шею, ласкали тонкие плечи и падали вниз по спине. Я был ошарашен. Она была красива!

Нервное выражение Карли сменилось той медленной улыбкой, которую я полюбил, в то время как она купалась в моем восхищении с отвисшей челюстью, и она сделала небольшой милый реверанс, принимая белую розу, которую я ей предложил. Я не думал, что в наши дни кто-нибудь делает такое. Я как завороженный смотрел, как она вставляет розу за отворот своего платья. Да, я позаботился о том, чтобы не было шипов.

Никто из нас не может сказать, что мы ели тем вечером. Мы знаем, что что-то ели, и уверены, что еда была хорошей, потому что после этого мы вернулись сюда, но это не имело значения. Мы говорили; мы смотрели друг другу в глаза. Мы изредка касались, и то только рук, но когда касались, то это было словно электрический разряд. Мы чувствовали шрамы на сердцах друг у друга и плакали над ними целительными слезами, обнимая друг друга нежно и утешительно.

Каким-то образом, ни в малейшей степени не желая этого, нам удалось влюбиться. Мы не были наивны; мы понимали, что проблемы из нашего прошлого вызовут проблемы в настоящем, и они это сделали. Мы оба были застенчивы и замкнуты (за исключением бейсбольных матчей), она — по своему выбору и необходимости, я — по природе, и нам приходилось работать, чтобы быть настолько открытыми друг перед другом, насколько это было необходимо. Мы с Карен никогда не занимались такой работой: я думаю, мы были так счастливы найти друг друга, что и не подозревали, что требовалась работа. Может быть, это то, что сделало ее уязвимой для Филиппа, я не знаю. Я знал, что какие бы ошибки ни сделал с Карен, я не собираюсь их повторять, если смогу.

Мы оба хотели одного и того же, и добивались этого. Мы видели друг в друге человека, которому могли бы сказать что угодно, от которого ничего не скрывали бы, которому всегда были бы верны. Шрамы из нашего прошлого никогда не исчезнут, и всегда будут напоминать нам о важности быть правдивыми, даже если мы исцеляем друг друга своей любовью. Мы так и не воспользовались предложением Боба; мы поняли, что в любом случае нам придется делать тяжелую работу самим. Мы это сделали, и награды, которые мы нашли друг в друге, более чем стоили того. О, и Рэнди написала Джоуи Вотто, чтобы поблагодарить его за то, что он добился успеха, который свел нас вместе. Будучи джентльменом, он написал ей в ответ и пожелал всем нам счастливых лет вместе. Он даже вложил в конверт три билета на игру.

В течение многих лет после этого, когда кто-нибудь спрашивал меня, где я нашел эту невероятную, красивую женщину, я пожимал плечами, смотрел своей Карли в глаза и говорил:

— О, я нашел ее на складе Армии Спасения.

Если бы с нами была Рэнди, она бы сказала: «Да, он снял нас с полки «два по цене одного"», и мы все трое улыбались бы, как кошка, съевшая канарейку. Если спрашивающий был вероятным кандидатом в волонтеры, Карли смотрела на него или на нее и говорила:

— Знаешь, мы всегда ищем добровольцев... — Таким образом, у нее действительно появилось несколько хороших добровольцев.

***

Прошло более четырех лет, с тех пор как Аврил Дю Монт насильно представила мне мою жену как любовнице ее мужа. Я до сих пор люблю реактивные двигатели: моя новая команда в Дженерал Электрик создает прототип, который оставит Персефону далеко позади. Но сегодня я иду домой пораньше, чтобы помочь Карли закончить оклейку обоями в последней спальне в старом доме, который мы купили. Дом был в хорошем состоянии и находился в хорошем месте, но был запущен и нуждался в большом ремонте. Мы оставили запасные спальни напоследок, но должны закончить их сегодня, потому что завтра из Оттавы приедут Жорж, Симона и их семья на День Благодарения. Мы часто бывали у них в гостях, но впервые они едут к нам.

Они стали моей семьей в темные дни и остаются ей до сих пор. Они с Карли полюбили друг друга с первого взгляда; их дети так же быстро усестрили Рэнди. На самом деле она не возражала против своей единственно ей известной детской жизни в приюте, но без проблем отказалась от нее, чтобы сразу же получить двух старших сестер, которые ее баловали, двух младших братьев, которые считали ее богиней, и настоящей живой младшей сестры.

Рэнди сейчас одиннадцать, и она учится по специальной программе по математике и естествознанию для одаренных. Нам говорят, что она — либо гений, либо большой талант. У нее уже появилась проблема с реактивным двигателем, бедняжка, и она думает, что хочет получить диплом, а затем работать с отцом. Которым теперь являюсь я. Я удочерил ее в тот же день, когда женился на Карли: как говорится, получив пакет услуг. Еще она занимается балетом, дебатами, футболом и еще кое-чем, о чем я все время забываю. Неважно, она пришла домой сразу после школы, чтобы помочь подготовить дом для своих «кузенов».

Это — День Благодарения, канадского типа. В День благодарения по-американски мы все заняты на складе, поэтому празднуем вместе с канадцами. Это кажется не совсем правильным: листья — еще на деревьях, а на улице двадцать семь градусов тепла. Но запах ужина из индейки наполняет старый дом от кухни до чердака, звуки счастливых детей и довольных взрослых тоже. Дом кажется счастливым, как будто он был построен именно для таких случаев.

Мы все сидим за большим обеденным столом, наевшиеся до оцепенения. Наливается вино, я встаю со своего места во главе стола. Все, даже дети, присоединяются ко мне. (У них — игристый виноградный сок, кроме Стефани, которая в восемнадцать лет к обеду пьет вино.) Первый тост, как того требует традиция, — за мою жену, мою Карли, зеницу ока и хранительницу моего сердца. Мы трижды приветствуем ее воодушевленными возгласами и еще три раза в меру, пока она краснеет. Она по-прежнему красива. Далее идут Симона и Жорж, друзья, ставшие семьей, и многие другие. По специальному разрешению (ей же, в конце концов, одиннадцать лет) Рэнди произносит приветливый и трогательный тост за своих канадских кузенов. Безмолвным тостом вспоминаем тех, кто менее удачлив, чем мы, как в любви, так и в мирских благах. Наконец, мы пьем за будущее: мы обязуемся любить друг друга словом, делом и правдой, в полной и открытой честности, пока мы ходим по этой земле. Так и будет.