Маленькие яркие глазки (перевод с английского). Часть 2

— Я читал их, папа. В трех разных случаях они жили в его номере мотеля, в то время как я был на работе.

Папа опустил голову и вздохнул.

— Прости, Дилан. Я этого не знал.

— Я не хотел, чтобы ты подумал, что я болван, иначе бы я тебе не сказал.

Он кивнул, но все еще не мог смотреть мне в глаза.

— Оставь это здесь, — сказал он, кладя руку на документы. — Я прослежу, чтобы она подписала их для тебя.

Я поблагодарил его, вставая, и он последовал за мной к входной двери. Мы пожали друг другу руки.

— Я не думаю, что ты когда-нибудь сможешь ее простить?

— Пап, недоверие и подозрения все равно разлучат нас, и мы, вероятно, в конечном итоге возненавидим друг друга. Я думаю, что это — лучше всего.

Я даже не стал включать свет, когда вернулся в квартиру. Почему-то мысль о освещении моего мира казалась оскорбительной. Для моего настроения более благоприятной была темнота.

Используя только лунный свет, проникающий в окно, я прошел к холодильнику и достал одинокую бутылку пива. Я ковылял в темноте, нащупывая открывалку и срывая крышку, прежде чем укрыться в моем любимом кресле. Я был не особо пьян, и, конечно, одного пива было недостаточно, чтобы заставить меня забыться, но я подумал, что это может облегчить мне сон.

Было чуть больше девяти, но, черт возьми, не было причин оставаться бодрствовать. Я обнаружил, что сон был единственным настоящим избавлением от печали.

Я не мог сказать, что это такое, но знаю, что той ночью мне снилось три или четыре кошмарных сна. Последний меня разбудил. Я воспользовался возможностью, чтобы пописать, затем вернулся и сел на край кровати. Я чувствовал себя таким пустым, таким безнадежным, таким лишенным жизни.

Когда мои глаза привыкли к предрассветным сумеркам, их, казалось, привлекла рифленая рукоять моей «Беретты», торчащая из кобуры на тумбочке. Тихий голос, скрытый глубоко в моей душе, сказал мне вынуть ее из кобуры. Я пару раз взвесил в руке пистолет. Он чувствовался хорошо. Он был немного легче и немного тоньше, чем большинство триставосьмидесятых, поэтому идеально подходил для моей руки. Стреляя в пистолетную мишень на семи с половиной метров, я все пули укладывал в яблочко, и никогда — в молоко.

Неосознанно мой большой палец потянулся и толкнул предохранитель, обнажив маленькую красную точку, которая говорила, что оружие готово к стрельбе. Я закрыл глаза и внезапно почувствовал себя легким, как перышко, словно плыл. Я услышал щелчок курка, когда он встал на боевой взвод. Когда я снова открыл глаза, то смотрел в ствол. Всего около двух килограммов усилия на спусковом крючке отделяло меня от вечного мира. Моя рука начала медленно сжиматься.

«Ты знаешь, что твои родители будут винить себя»? — Этот голос был намного громче другого. Этот исходил из лобной доли моего мозга и звучал сердито. — «Неужели ты на самом деле готов повесить на шею своих родителей, не говоря уже о Шери, чувство вины на всю жизнь? А как насчет этого засранца, Лэндау, ты позволишь ему сойти с рук, разрушив твою жизнь?»

Я был так поглощен собственными страданиями, что почти забыл о Лэндау. Да, еще не знаю, как, но я должен найти способ испортить жизнь этого засранца, как он это сделал с моей. Мой большой палец отпустил спусковой крючок, и я вернул Беретту в кобуру.

Я снова растянулся на кровати и подложил под голову подушки. Я почувствовал себя немного лучше, сосредоточив свои мысли на Лэндау, по крайней мере, это дало мне то, ради чего я мог жить. Я надеялся, что он женат. Тогда я смогу разрушить его брак, как он разрушил мой, но я понятия не имел, как получить информацию, хотя это мог сделать Джерри. Джерри Спенсер был нашим журналистом-расследователем. Он знал, как все это делать.

***

Я пришел на работу немного раньше. Джерри был одним из немногих репортеров, у которых был свой офис, и я надеялся, что именно там он и окажется. Когда я постучал в его дверь, он печатал на своей пишущей машинке.

— Заходи, Дилан. Чем я обязан такому удовольствию?

— Привет, Джерри. Мне нужен твой опыт. Как мне узнать, женат ли кто-то, и если да, то как мне узнать его домашний адрес?

Он поднял глаза и уделил мне все свое внимание.

— Что ж, ты можешь попробовать позвонить оператору и запросить информацию, но без адреса я сомневаюсь, что она сможет помочь. Этот человек живет где-то здесь? Я имею в виду, что ты можешь попробовать найти его в телефонной книге, а затем позвонить домой днем и посмотреть, ответит ли женщина.

— Нет, он живет в Сент-Луисе или, по крайней мере, где-то поблизости. Все, что у меня есть, — это его имя и рабочий адрес.

— Это распространенное имя?

— Нет, я так не думаю. Его зовут Карл Лэндау, но он произносит это забавно. Вместо «ау» в конце слова он пишет «оу».

— Да, я сомневаюсь, что есть много Лэндау с таким написанием. В филиале Чикагской библиотеки в Северной Калифорнии есть телефонные книги для всех крупных городов страны. Если у них нет для Сент-Луиса, то есть еще главный филиал в центре города. Если есть несколько Лэндау, тебе просто требуется позвонить всем, пока не найдешь нужного.

— Спасибо, чувак. Я знал, кого спрашивать.

На следующий день я пошел в библиотеку, нашел нужную книгу и сел искать Лэндау. Была группа людей, которые писали это иначе, но только с этим написанием. Я записал информацию, но до следующей недели не успел позвонить.

Когда у меня, наконец, появилось время в течение дня, я позвонил. Мне ответила женщина, я представился и спросил, не жена ли она Карла. Когда она ответила утвердительно, я рассказал ей о сути своего звонка. По телефону она не казалась слишком удивленной. Когда я рассказал о письмах, она спросила, остались ли они у меня. Я сказал ей, что у меня есть копии, и она приняла мое предложение прислать их ей. Это была музыка для моих ушей.

Позже днем, в перерывах между работой, я зашел в магазин канцелярских товаров, купил большой конверт из манильской бумаги, заполнил его письмами и отправил. Боже, я молился, чтобы она развелась с его задницей и забрала каждый пенни, что у него есть.

К сожалению, легкая эйфория от этого продлилась недолго. На следующую ночь в квартиру зашел отец Шери с подписанными документами о разводе. На этот раз я предложил ему кофе. Я мог сказать, что он был огорчен. Он сел за кухонный стол и сказал мне, что у него на уме.

— Дилан, я не могу передать тебе, как мне жаль, и как я сожалею обо всем этом. Когда вы двое впервые сказали нам, что собираетесь пожениться, я был категорически против. Ты был просто слишком молод. Я все еще думал, что ты слишком молод, когда вы связали себя узами брака, но у тебя была хорошая работа, и каждый мог видеть, насколько вы любите друг друга, поэтому я выдал вам, ребята, кредит доверия. После того первого года я передумал. Вы, ребята, похоже, отлично справлялись, и я сказал себе, что ошибался. Я представил, как вы двое делаете друг друга счастливыми на всю оставшуюся жизнь. Оказывается, все время я был наполовину прав. Шери слишком молода. Я не уверен, наша ли это вина или просто она такая, какая есть, но она все еще не повзрослела. Она любит тебя, Дилан. Это чрезвычайно очевидно для меня и ее матери. Иногда мы слышим, как она плачет в своей комнате, но по какой-то причине любви оказалось недостаточно. У нее все еще есть потребность быть самым популярным ребенком. в школе. Я сказал ей, чтобы она пошла и нашла работу. Я не знаю, может быть, это заставит ее немного повзрослеть. Я очень на это надеюсь, — сказал он меланхолически.

— Ну, — сказал он, вставая и собираясь идти, — в любом случае — вот бумажная работа. Эти слезы от Шери, когда она их подписывала. Может быть, когда-нибудь, когда она немного вырастет, вы, ребята, снова будете вместе.

Он посмотрел мне в лицо, но не увидел в нем особой надежды.

— Я знаю, — сказал он с натянутой улыбкой. — Мне так жаль видеть, что вы расстаетесь. Я ...  Читать дальше →