Предбрачный ритуал. Часть 2

теперь уйти, соблюдая достигнутый уровень почтительности. Комната эта больше ей не принадлежала, а поскольку других комнат, где можно было поспать, за исключением клетушки рабыни во дворе, в доме не имелось — бабушка с дедушкой спали в общей комнате, то вариант был всего один: циновка на крыше. «Он и сам мог бы на крыше поспать», — непочтительно пронеслось в голове, и Асенат заторопилась.

— Ну я пойду...

— Бабушка сказала, ты занималась со жрецом.

Уже повернувшаяся было к выходу Асенат вздохнула. Зря она надеялась, что отец забыл.

— Он сказал приходить в храм двенадцать дней. Я ходила два.

— Тебе понравилось?

Асенат ожидала какого угодно вопроса, кроме этого.

— Нет, — отрывисто обронила она, опустив глаза. И набравшись смелости добавила: — Можно сократить обучение до одного дня?

— Зависит от того, что ты уже умеешь.

Девушка стиснула зубы.

— Он учил меня заглатывать мужской стержень и делать приятно мужчине рукой.

— Понятно. Иди сюда.

Асенат приблизилась и покорно опустилась на колени, ненавидя в этот момент всех и вся. Почтение и чтоб он был доволен, Сет его побери. Она протянула руку к завязкам схенти, но тут почувствовала руки отца на своих плечах. Он потянул Асенат вверх, на каменный выступ пола, где стояла деревянная кровать.

— Чтобы доставить удовольствие другому, нужно сначала научиться дарить удовольствие своему телу, — сказал отец. — Раздевайся.

Предплечье, куда пришелся один из бабушкиных ударов, засаднило от прикосновения отцовских пальцев. Чуть поморщившись, Асенат начала снимать с себя одежду.

— Закрой глаза, — велел отец, когда, повинуясь его похлопывающему жесту, обнаженная девушка уселась на постели.

Асенат почувствовала, как ее ладоней коснулись чужие пальцы. Немного щекотное ощущение оказалось неожиданно ярким из-за того, что она не могла видеть.

— Прикосновение может быть разным. Оно может нравится телу чуть больше или чуть меньше. А может вообще не нравится.

Пальцы отца, покружив в сердцевине ладони, сделали круг по более натруженным и менее чувствительным бугоркам у оснований пальцев Асенат, а затем провели по тонкой коже внутренней стороны запястья. Руки Асенат дрогнули.

— Ты вздрогнула, потому что тебе неприятно?

— Не знаю, — ответила девушка. Но потом, прислушавшись к себе, определилась: — Нет, не поэтому. Потому, что непривычно.

— Ты не знаешь, что нравится твоему телу. А нужно знать. Слушай его.

Асенат ощутила слабое, похожее на ветер, прикосновение к кончикам своих пальцев. Почувствовала, как они нетерпеливо дрогнули в ответ. Но больше ничего. Прикосновения прекратились.

— Что тебе понравилось больше всего?

— Когда ты коснулся здесь, — девушка, открыв глаза, показала одной рукой на запястье другой.

— Хорошо. Запомни это. И снова закрой глаза.

На сей раз Асенат сделала это с готовностью, протягивая вперед руки с широко раскрытыми ладонями. Но ощутила прикосновение совсем в другом месте — за ухом. Потом, едва касаясь, пальцы провели линию вниз, к основанию шеи, а оттуда — к плечу. Почему-то ощущались эти прикосновения не так ярко, как первые. Тут девушка дернулась и зашипела — пальцы отца снова коснулись места удара тростником.

— Тебе что-нибудь понравилось?

Асенат покачала головой.

— А так?

Прикосновение было влажным, и хотя опять пришлось на место удара, не было неприятным. Следом Асенат почувствовала дуновение ветерка и холодок, прошедшийся по коже.

— Так... нравится, — призналась девушка, уловив новую неожиданность — собственный голос показался ей низким, звучащим глубже, иначе, чем обычно.

Урок продолжился. Отец прикасался, задавал вопросы, она отвечала. Это было похоже на детскую игру, и когда отцовские пальцы пробежались по ее ребрам, девушка, не выдержав, хихикнула и открыла глаза. Злости в ответ на ее неуместную веселость, как тогда, у жреца, в лице отца Асенат не увидела.

— Мне трудно держать глаза закрытыми.

— Не обязательно сильно жмурится. Просто прикрой их.

Едва успев снова закрыть глаза, Асенат почувствовала, как кожи век поглаживающе касается шершавая кожа пальцев. Потом пальцы провели по чувствительной области чуть ниже глаз, потом опять по векам, по вискам, а оттуда вниз, обводя скулы и подбородок. Это было приятно. Как-то по-особенному приятно, но Асенат не успела задуматься, как именно, потому что следом пальцы обвели контур ее губ и замерли напротив. Кожа на губах касалась их кожи на выдохе, а на вдохе ощущала идущее от них тепло. Дыхание стало прерывистым, а губы сами собой приоткрылись, медленно, так что девушка ощутила, как разъединялись верхняя губа и нижняя в каждой точке. Раньше Асенат никогда не чувствовала настолько ярко.

Мгновение длилось и длилось, заполненное вдохами и выдохами, острым ощущением близости чужой кожи и биения собственного сердца, покалыванием и пульсацией в губах, но больше ничего не происходило. Отец словно ждал, что она будет делать дальше. А она не знала, что делать.

Наконец Асенат осторожно высунула кончик языка. Неуверенно, совсем чуть-чуть. Этого оказалось недостаточно для прикосновения. Осмелев, девушка высунула язык сильнее и почувствовала шершавый рисунок чужой кожи, ее соленый вкус. Ощущение были неожиданными, будоражащими и, пожалуй, слишком яркими. Асенат разрывалась между желанием повторить опыт и желанием отстраниться.

— Прикосновение должно дарить удовольствие двоим. И тому, кто прикасается, и тому, к кому прикасаются, — услышала Асенат голос отца. И кажется, поняла, что он имеет в виду: коснуться языком его пальцев ей захотелось самой, точно так же как сейчас хотелось, чтобы он продолжал осторожно водить руками вдоль ее ключиц, от плеч к плоской косточке по центру и обратно. Непроизвольно, она выгнула спину, выпрямляясь, открывая себя его рукам.

Из углубления в основании шеи два пальца начали путешествие вниз, к ложбинке между грудей, а достигнув ее, разошлись в разные стороны, очерчивая округлости по складочке кожи под каждой грудью. Асенат немного стеснялась своей груди, она у нее была чуть больше, чем следовало по канонам красоты, красовавшимся на всех папирусах и стенах. А сейчас к тому же грудь будто потяжелела от странного напряжения. Напряжение усилилось, когда по коже сужающимися к соскам спиралями опять закружили пальцы. Они остановились на вершинках, слегка надавив на горошины сосков, и Асенат с удивлением услышала тихий протяжный звук, вырвавшийся из ее губ.

— Твое тело хочет и готово принять мужа...

Шершавые пальцы неожиданно коснулись ее между раскрытых бедер — увлеченная уроком-игрой Асенат до этого момента не заметила, что давно уже сидит в неподобающей позе, скрестив ноги на кровати перед собой и широко разведя колени. Не успела девушка осознать это, как почувствовала прикосновение влажных пальцев к своим губам и вдохнула острый аромат. Запах чем-то напоминал то, как пахло в храмовой пристройке, куда она приходила заниматься со жрецом, но в то же время был ощутимо другим — мягче, приятнее. И соленость вкуса, которую Асенат ощутила на своих губах, тоже была другой — слабее, нежнее.

—... когда оно источает влагу.

Асенат понимала, что чувствует на губах вкус влаги, которую источает подобно мужскому стержню ее собственная раковина. Не понимала другого: что ей делать с этим здесь и сейчас? Тяжесть из груди опустилась вниз, к бедрам и особенно между ними, став почти невыносимой, требуя чего-то. Девушка догадывалась чего, но до ее совершеннолетия оставалось... напряжение в низу живота не давало сосредоточится на счете, но дней со всей очевидностью оставалось достаточно много. Слишком много, чтобы вот так терпеть. «Не зря я не хотела заниматься сегодня» — возникла из раздражения и разочарования мысль в голове Асенат.

— А если оно источает влагу, когда муж не хочет и не готов? — хрипло, с задорной злостью и вызовом спросила девушка.

— Хороший вопрос,...  Читать дальше →