Бремя белого человека. Глава 1: Кто без греха?

называть) как и я — лица каменные, взгляд пустой. Отрешение. Заступаться никто и не думает. Лучше не привлекать внимания. Просто рядом стоять и то опасно. Негры разойдутся, одной жертвы будет мало.

Я по дурости пару раз уже геройствовал. Хватило. Акт нетерпимости. Белый шовинизм.

— ... соска хороша, блядь. Хорошо с утра хоть яйца разгружу. С Шони, бля, посрались вчера...

— ... приложить все усилия, чтобы подобного не повторилось, чтобы наши потомки...

— ... она у тебя огонь баба...

— Это да, бля...

— ... Ладно, бля, этих-то пёзд хоть жопой ешь...

— Эт точно. И наготове всегда.

— Недотрах, хуле...

Хахахахаха!

Вспоминай, чему тебя учили.

Они не жертвы, все эти сучки белые, они угнетатели. Заслужили, теперь пусть расплачиваются. Год унижений, да. Научили, спасибо.

Влезешь — изобьют, оприходуют, а потом инспектора ещё и на сеансы толерантности отправят. А этого я врагу не пожелаю.

А если б это была Лори на её месте? Тоже б в толпе забился? Ничего не вижу, ничего не слышу?

Хватит! Это, блядь, не Лори! Сколько можно?! За неё ты тогда... И что теперь? Где хоть она знаешь? Как?

Ничему тебя, дурака, жизнь не учит. Один раз уже погеройствовал за чернососку. Также «а если бы?».

И что? Спас? Изменил что? Тебя же потом и отделали, а эта и добавить рада была. Нет. Эти подстилки далеко не мученицы.

Да, да, ага! И это проходили. Отговорщик.

Пошёл нах!

Посмотреть. Против воли. С огнём играешь, дурень!

Шмотки дорогие, ноготки наманикюренные. Видимо, где-то в крупной фирме работает. Секретутка чья-нибудь. Ничего, если сразу не сказала под кем лежит, значит можно приходовать — шишка небольшая, в накладе не останется. Какой бы писаной красавицей ни была, а если белая, то даже уличной шпане отказать нельзя. Костюмчик только жалко попортят. Чулочками на асфальте стоит, пиджачок в пыли, блузка нараспашку, юбка задралась, попой только так сверкает. Пояс верности на месте и то ладно. По-маленькому поиграют и отпустят. Ртом работать сегодня для белокожих женщин всё равно что за руку поздороваться. Да и не только для женщин.

Чмокает. Здоровенный негр свое дело знает. Волосы на кулак намотал, чтобы не дергалась. Но это лишнее. Она в своём деле тоже понаторела. Принуждение излишне. Сама наворачивает. Чавк чавк. Хлюпает вся.

Предательница поганая!

Господи, ну и херы у них, смотреть страшно. Щеки чуть не рвутся..

— Давай, шалава! Заглатывай!

Дружки подбадривают. Такие же бугаи — одним ударом перешибут.

Негр схватился за голову девушки двумя лапами. Как бы череп не треснул. Ничего, даже не пискнула.

— На, на, нравится хуй, сука? Нравится черный хуй, пизда белая? Давно такой не сосала?

Дружки довольно гогочут.

Глазами моргает. Да, да. Не отвлекаться. Промычать только согласно.

Очень красивые глаза у неё.

Член негра лоснится. Туда-сюда, всё быстрее. рассказы эротика Стоны девушки переходят в затяжное уууууу. Слюни на грудь тянутся. Помада смазалась, тушь потекла.

— Нравится тебе, шлюха? Нравится?

Вытаскивает член. Она с трудом сглатывает. Даже не пытается утереться. Незачем.

— Да... , сэр.

— Слышь, бля, сэээээр. Шалава-то воспитанная попалась. Сэр.

Дружки гогочут. Уроды! Может вмешаться? Сил нет терпеть!

Нет! Не думать. Если и думать, то о себе. Каждый сам за себя. Напомогался, хватит.

— Соскучилась по хуям настоящим-то?

И за волосы дергает. Голову назад заломил, тягает, дружкам показывает. Девушка хрипит, еле успевает на четвереньках с места на место переползать. Туфли слетели. Лежат, уткнувшись шпильками в небо.

— Дааааа...

С усилием. Едва от стона отличишь, но старается. Покорность, покорность и еще раз покорность.

— Даааа, — передразнивает, — Вы, бляди, нам спасибо должны сказать, что даем вам настоящих хуев пососать. Раньше-то, стопудово, только мечтать о таких могла, а? У ваших-то пидоров от хуёв одно название. Так?

— Аааа! Дааах-ах... , сэээр.

— Дакалка ебаная! Только, блядь, об этом и думала, хули там. Сосала своему гондону, а сама про хуи черные думала. Нет, скажешь?

— Уууууу...

— ... омерзительно даже само упоминание обо всех этих ужасах, но молчать об этом больше нельзя! Вина наша...

— Да, блядь...

— огромна...

— ... дрочила, походу, сухоёбку свою поганую по ночам...

— ... ответственность ещё больше...

— ... пока чмошник твой храпака давал под боком, ты там наяривала ручонкой, а?

— ... время сказать «Да, мы виновны!»...

— ... они ж все там у вас импотенты ебаные...

— ..."Да, это НАША вина...

— ... не так что ли? Хули ты башкой крутишь? Не веришь, что ли? Бро, ну это ж пиздец, ты глянь!

Она бы и рада была закивать, если бы ты, урод, ей шею не выворачивал! Стоп, блядь! Не заводись. Уже чувствую, что внутри дрожать всё начинает. Ни черта ты не сделаешь, только подставишься. Это ещё ничего. Не давать только повода.

— А ну ты, хуй беложопый! Иди сюда!

Мы все, как один, подскочили. Вышли из оцепенения. Заметались. Глазами застреляли. Это он мне? Мне? Мне?

У меня всё внутри похолодело. В задницу все эти метафоры, про то, как там льдом покрывается и прочую херню! Когда черный окликает кого-то, страх, от которого всё внутри сжимается, словами не передать. Кто не чувствовал — не поймёт.

Кажись, пронесло. Черный браток тыкал пальцем в какого-то клерка. В КОГО-ТО ДРУГОГО. Это главное. Повезло. Мне. Этот-то, казалось, готов был затеряться где-то глубоко в складках своего помятого костюма.

— Это Вы мне, сэр?

Господи, он ещё блеет там что-то! С луны свалился, что ли? Кто через сеансы терпимости прошел, тому свистни черный — на коленочки и ползком, рот и попка наготове. А этот телится.

А хрена ты тогда в мыслях такой смелый, а? А слабо сейчас самому выйти, а? А черножопых черножопыми назвать, а? А? А?

Твою ж мать!

— Тебе, чепушило! Сюда, бля!

Чепушило, видимо, мгновенно освежил в памяти, как себя вести, и уже семенит к бывшим угнетенным. Скалятся. Весело.

Его хватают за шкирку и поворачивают к коленопреклонной девушке.

— Забыла уже, походу. Привыкла, бля, к здоровым хуям. Ща, бля, посмотрим. Почуешь разницу. Снимай штаны с него!

Девушка без лишних слов выполняет приказ.

Лошара не сопротивляется. Одумался. В себя пришел.

И тебе не мешало бы поскорее! Хорош!

Тоже, похоже, вышколенный, так, на секундочку забылся. На лице тупая покорность. На таблетках, наверное. Когда на процедуры приходишь, от малейшего прикосновения к члену чуть ли не пополам складываешься, а этот ничего. Или импотентом стал. Сейчас это быстро. Не первой свежести экземпляр, тем более.

Мы все украдкой наблюдаем за этим зрелищем. Страшно. Но что-то в нас есть. Какая-то гниль. Сильнее страха. Подсмотреть. Поглазеть.

Смотрим, пока можно. Что нам теперь остается? Плохо только, что за окружающих принялись. Если взялись за одного, другим тоже не избежать.

Где же чертов автобус!?

Брюки падают вниз, трусы следом. Показывается самых скромных размеров член под металлическим кожухом с парой обвислых яиц. Видать, недавно на процедурах был. Когда долго держишь, яйца синие, налитые. Болят страшно.

Глазами туда-сюда. Хоть мельком. Но не друг на друга. Стыдно.

— Хаааа... пиздец, нахуй!

Черные со смеху покатываются. Уроды! Сами бы попробовали в такой сбруе походить. Посмотрел бы я на них, с их-то запросами в сексе, сколько бы они без любовных утех продержались. И в каком состоянии бы были. Когда из месяца в месяц ходишь с запертым на замок членом, начинаешь по-другому смотреть на мир. И выслуживаешься. На коленях ползаешь. Сам себя воспитывать начинаешь, никакой помощи извне не надо, хоть её и в избытке. Я сам поначалу ещё хорохорился. ...  Читать дальше →