Дочки-матери. 24-27

расплачется. Но что он мог сделать?
— Никто меня не любит, — голос Вероники прозвучал слёзно. Она сидела ссутулившись над ведром, тонкие ручки медленно гладили грязную картофелину, выискивая на ней чёрные глазки.
— У тебя ведь есть ещё мама, — растроганный, Андрей улыбался, источая доброту.
— Я с ней не общаюсь, — шалунья надула губки.
— Почему?
— Она меня нехорошим словом назвала.
— Каким?
— Шалава.
Андрей выпрямился в спине, пристально посмотрел на непроницаемое личико, склонённое над ведром. Не шутит ли, как всегда? Нет, похоже, она не шутила.
— Всё равно надо помириться и дружить с мамой. Кроме неё у тебя больше никого нет, — сказал он будто извиняясь за всех нерасторопных родителей и родительниц.
— Вы тоже считаете, что я шалава? — Вероника подняла глазки. Её губки выжидательно дрожали.
— С чего ты решила? — Андрей по-отечески улыбнулся гусиными лапками вокруг глаз.
— Ну так просто спрашиваю.
— Нет, я считаю, что у тебя такой темперамент.
— Какой?
Он невольно свёл брови, подбирая слово.
— Быстрый, — сказал он неуверенно.
В глазах Вероники вспыхнули злые огоньки.
— А у вас с Настей не быстрый темперамент? — едко выплюнула она.
Андрей смущённо перевёл глаза на кастрюлю под ногами.
— Это тебе Настя сказала? — спросил он.
— Не бойтесь, я никому не скажу. Какое мне дело, кто с кем трахается? Меня всё равно никто не любит. А вы реально боитесь, что дядя Миша узнает? — Вероника жёстко чеканила слова, как наждак, вгрызаясь в чужую тайну.
— А ты бы не боялась? — у Андрея челюсть съехала набок, губы нервно приоткрылись.
— И что же он вам сделает, если узнает? — злая бестия капризно запрягала.
Андрей нервно усмехнулся.
— Вот и я об этом уже думал, но пока ничего в голову не приходит, — сказал он.
— А хотите, я скажу? — её детский голосок звенел устрашающе.
Андрей невольно поёжился.
— Ну скажи, — он бросил недочищенную прогнившую насквозь картофелину в кастрюлю. Какой теперь с неё толк?
— Он вам яйца оторвёт и в глотку засунет. За то, что вы его любимую доченьку совратили и трахнули, — егоза стервозно отчеканила слова. Её воображение нарисовало яркую картину, которую он сразу представил у себя в голове.
«Да уж! — думал он. — Лучше и не скажешь».
Андрей вздохнул. Вероника, безмолвно торжествуя, подскочила к раковине.
— Теперь у вас только один выход, — таинственно произнесла она, оборачиваясь.
— Какой? — он бросил критичный взгляд в сторону шантажистки.
— Прикрытие, — она выпучила глазки.
— Что ещё за прикрытие?
— А вы не догадываетесь? — Вероника подлетела к нему, заплясала вокруг.
— Нет.
— Вы должны бросить Настю и заняться мною, чтобы дядя Миша думал, что вы тоже при делах. Так-то. Прикрытие называется, — она прыгала за его спиной, дыша ему в затылок. Он никогда не испытывал большего отвращения, чем сейчас.
— Я, может, не хочу никого бросать, — буркнул он.
— Тогда просто займитесь мною, — она заскочила вперёд, заплясала, как бельмо на глазу.
Андрей вздохнул.
— И как мне тобою заняться?
— Ну, как все мужчины, — шалунья даванула бровью. В этом они с Мишей были похожи: тот подмигивал, эта бровкой крутила.
«Вот уж где два сапога пара», — думал Солнцев.
— Ты ж, вроде, с Михаилом дружишь, — произнёс он с хитрецой, прищуриваясь.
— Во-о-т! — Вероника выпучила глазки, растягиваясь в улыбке. — И Катя ваша то же самое слово сказала. У вас что, в семье всегда так «дружат», когда ебутся?
Андрей рассмеялся.
— У нас в семье... нет семьи, — он быстро погрустнел.
Наконец картошка была почищена. Поставив её в холодильник, Андрей помыл руки, принялся чистить лук для салата. Вероника всё это время танцевала на кухне, придумывая чем бы ещё развлечь свой быстрый темперамент.
— Так мы идём дружить или нет? — капризно протянула она.
Андрей задумчиво повёл ухом. Девушка за его спиной не шутила, она действительно настоятельно требовала аудиенции. Что ей стоит потом пожаловаться дяде Мише?
— Ну идём. Потом обижаешься, что тебя мама шалавой называет, — он стиснул зубы, отбрасывая полотенце.
Обернувшись, он встретился с довольными глазами Вероники.
— Я не обижаюсь, — сказала она тихо, ласково улыбаясь, как лиса. — К тому же, вам понравится, а Насте я ничего не скажу, — её бровки взлетели.
— Не сомневаюсь, — ухмылка «себе на уме» застыла на его лице.
Она взяла его за руку и потянула наверх. Андрей с тяжёлой душой подымался по лестнице, обдумывая, правильно ли он поступает. Но ничего лучше в голову не приходило.
— Будешь называть меня «доченька»? — Вероника остановилась посреди той самой комнаты, где ещё вчера он познал радости любви с Настей. Повернувшись к Андрею лицом, Вероника выжидательно раскинула руки в стороны. Видимо, надеялась, что он тут же накинется на неё.
— Нет.
«Никакая ты мне не доченька, — думал он. — Шалава подзаборная!»
— А дядя Миша называет, — девушка выпятила нижнюю губку. — Тогда можно я буду называть тебя папочкой? — её бровки опять взлетели с надеждой.
— Нет, — его суровый взгляд гулял по детской фигурке шантажистки.
— А я всё равно буду, — томно прошептала она.
— Раздевайся, — грубо приказал он.
— Да, папуля, — с придурью в голосе отозвалась егоза.
Вероника в две секунды скинула с себя шортики, трусики и маечку. Улыбаясь, как дурочка, она на цыпочках подкралась к Андрею, ухватилась правой рукой за его пах. Её смеющиеся глазки смотрели на него снизу, она бы и хотела дотянуться до него поцелуем, но он был выше её на голову и сам принимал подобные решения.
Впрочем, почувствовав нарастающую эрекцию, Вероника опустившись перед ним на корточки, стянула с него шорты с трусами. Член, освободившись, заколыхался вялой колбаской. Андрей смотрел вниз, прикрывал веки. Его дыхание стало глубоким, замедлилось. Как бы он хотел забыться, чтобы не чувствовать предательства, которое несомненно совершал по отношению к Насте. Ещё вчера он клялся ей в любви, а сегодня на его член ныряет шаловливый ротик шантажистки.
Юная бестия действовала уверенно, раскованными посасываниями приводя Андрея в полную готовность. Её губки, свернувшись в колечко, размеренно заколыхались на головке, язычок забил чечётку. Руками она поглаживала распрямившийся ствол, взвешивала волосатые яички, слегка оттягивала их. Она была увлечена и довольно мурлыкала кошечкой. Андрей, положив руку на маленькую голову девушки, выгнулся в пояснице, принялся лёгкими точками долбить круглый ротик. Тот смешно зачвякал, захлюпал. Тогда он двумя ладонями обхватил Веронику за уши и с силой натянул на член. Ствол почти полностью скрылся под губами.
«Ну и глотка! — мелькнула мысль у Андрея. — Разбитая лоханка».
Он лёгким движением подхватил Веронику за руку и опрокинул животом на кровать. Она с хохотом подчинилась, крутя худосочной задницей на свету. Целка у неё была гладко выбрита, лишь узкая розоватая щель нежной припухлостью половых губ указывала место прицела. Он раскатал презерватив и с силой вогнал кол в тугую киску, упругие колобки ягодиц шмякнулись об лобок, разъехавшись под напором.
— А-а, — вырвался весёлый стон у Вероники. Она елозила даже здесь, подбрасывая задницу на член. Приподнявшись на руках, выгибала худющую талию, подставляя зад под агрессивные удары Андрея. Похоже, её нравилось жёстко и быстро. Солнцев перешёл на ошалелый трах, он чувствовал обиду и злость на юную шантажистку. Кроме того, недавний опыт с наказанием Насти Корчагиной почему-то подсказывал ему, что действовать нужно именно так: грубо и категорично.
Перевернув шалунью на спину, он обрушился на неё со всей мощью стокилограммового тела. Прибив членом, опустился лбом на кровать, обхватил трясущиеся бёдра под собой, ухватился и с силой зарядил руками, насаживая узкий таз с тугой дыркой посредине на член. Это была мягкая бездонная лоханка. Он рвал и метал, чем лишь усиливал хрипы веселья, издаваемые Вероникой. Неожиданно она начала хрюкать, забила пяточками по его ягодицам. Её явно разбирал смех, и всё же она держалась, сражалась с похотью, охватившей её безобразной гримасой. Равно, как и он, она отдавалась страстному действию, видимо, представляя себя в роли ведущей, а не ведомой.
— Да, да, вот так! — театрально стонала она, пошлёпывая его по спине. — Да, папуля.
— Заткнись, — прохрипел он в подушку.
— Хрю-хрю! — визжала она. — Я твоя свинка.
Её хрипы под самым ухом вновь привели его в нетерпение. Он подлетел и перевернул её обратно на живот. Тут же влетел и пригвоздил костлявую задницу. Шалунья килькой прогнулась на кровати, та заскрипела, застонала под нещадным напором. Андрей добивал оргазм, нежелавший наступать ввиду несоответствия желаемого реальному. Схватив Веронику двумя руками за плечи, он оседлал её задницу и обрушился с дикой силой. Она включила тонкую сбивчивую сирену:
— А-а-а! Да, да! — отзывалась она на каждый особо точно найденный удар бёдрами.
Его член наконец застыл бесчувственным онемением, точка невозврата была пройдена, но падение в пучину откладывалось по независящим от Андрея обстоятельствам. Он парил, истекая потом, животным истязанием доводя себя до исхода. Медленно, словно под давлением внутреннего насоса, ствол застыл спазмом, расслабился и тут же вновь повторил рогом изогнутую форму. Лоно Вероники под ним жадно принимало скудные выражения любви.
Повалившись к стенке, Андрей забылся, прикрывая глаза рукой. Он чувствовал пустоту, запутанность отношений. Тоску и слабость когда-то властного характера.
— Мне нравится, когда ты злишься, — зашептала Вероника. Её восторженный голос вернул Андрея к реальности. — Ты когда злой, у тебя глаза блестят, как у хищника. А с Настей ты тоже злой?
Его тело напряглось. Наглость Вероники не имела предела.
— Мне Миша говорил, что ты мозг вынесешь своим трёпом, — глубока морщина уже образовалась у него на лбу.
— А Миша, кстати, когда сексом занимается, очень ласковый. Не то, что ты. А Настя тоже ласковая?
— Есть только один способ заставить тебя заткнуться, — вздохнул он.
— Какой?
Андрей намотал длинные растрёпанные по подушке волосы Вероники на кулак и силой опустил голову девушки на член. Стянув презерватив, он заставил её сосать. Ритмично и агрессивно насаживал сосущую дырку, помогая себе бёдрами, пока егоза не поняла, что от неё требуется. Тогда она уселась между его колен, двумя руками обхватила вновь залившийся сталью ствол и принялась тем же ритмом опускаться на член. В этот раз его член не спешил расставаться с удовольствием, и Андрей мог наконец закрыть глаза и представить себя с Настей. Её сказочный ротик заскользил по стволу, нашёл головку, разгладил шероховатости рельефа. Андрей не нашёл других доводов против и на удивление быстро кончил. Шалава под ним грязно захрюкала, глотая обильные потоки спермы, напоминая о реальности, от которой теперь никуда не денешься.
«Никуда, — повторил он, едва шевеля губами. — Ни туда, ни сюда».