Дочки-матери. Главы 15—17

свой возраст, пока не умрёте от старости. Один в холодной постели, — её глаза метали искры. Он встретился с этими глазами на короткое мгновение и тут же понурил голову. Что он мог возразить?
Настя подскочила, как ужаленная, и бросилась к двери. Он лишь услыхал, как застучали её пяточки на лестнице.
— Настя, постой! — бросил он вслед.
Но было поздно, она хлопнула дверью наверху, а он остался сидеть с не дочищенной картофелиной в грязных пальцах.
«Трус! Вот уж верно подмечено», — думал он, приходя в себя.
Медленно отложив ножик, он обмыл руки в раковине и тяжёлой поступью вышел из кухни. Деревянная лестница под ногами заскрипела, выдавая намерения.
«Что я теперь ей скажу? — думал он, поднимаясь наверх. — Что я трус? Да что тут теперь скажешь».
Дверь, ведущая в комнату девочек, была приоткрыта. Постучав легонько, он заглянул внутрь. Настя лежала на кровати, свернувшись калачиком, лицом к стене. Тонкое покрывало выделяло контуры её бёдер, изгибы ягодиц и плеч.
— Настя, Настюш, — жалобно произнёс он.
Корчагина не шелохнулась. Казалось, всё её тело сжалось от его слов, будто от болезненных ударов.
Солнцев чувствовал себя виноватым и одновременно счастливым. Красавица Настя призналась в любви. То, чего ему не хватало в жизни, свершилось столь нелепым образом. Ему хотелось утешить девочку, признаться во взаимной симпатии. Не мог же он рассказать ей, что тоже мастурбировал накануне, представляя себя с ней. Он не делал этого со времён царя Гороха, а тут не удержался.
Подойдя к кровати, он сел на край и аккуратно положил руку на Настино плечо.
— Прости меня, — шептал он, ведя рукой по спине. — Я тоже тебя люблю.
Он хотел добавить, что по ряду известных причин они не могут быть вместе, но Настя опередила его. Повернувшись, она улыбнулась тоскливо, встречаясь с ним взглядом. Её нежное заплаканное личико распухло от слёз, мешочки под глазами подрагивали, уголки губ опустились.
— Тогда поцелуйте меня, — сказала она сипящим голоском, приоткрывая губки. Её воспалённый взгляд следил за мимикой на его лице. Он не мог отказать, лишь поцелуй в щёчку вернул бы их к прежним отношениям.
Склонившись, он направил губы в сторону щеки. В этот момент Настя и поймала его, нежно присосавшись, втянув рот в танец любви. Он попытался вырваться, но она уже обвила его шею руками, крепко держала пальцы, сплетённые в замок.
Тёмная безумная страсть, вулканом клокочущую, прорывалась лавой похоти наружу. Ладони Солнцева скользнули под покрывало, под маечку, накрыли Настины грудки. Красивые упругие холмики с твёрдыми шишечками сосков заиграли на пальцах. Он скользил дальше, обхватывая горячее тело, извивающееся под ним. Легко запустил руки под поясницу, мягкие бёдра разошлись параболами, косточки таза и резинка трусиков, натянутая между ними, заиграли на подушечках пальцев, намекая на пышущее жаром естество внизу. Он терял голову, улетал в мечту, дразнившую его со вчерашнего дня. Нырнув с головой на мягкую грудь, он полностью обхватил соски, вытянул их губами. Они быстро налились бледно-лиловой припухлостью. Настя стягивала с него рубаху. Откинув покрывало, расстегнула пуговку на поясе. Андрей потянул разъехавшиеся молнией шортики, и девушка осталась лежать перед ним в белых трусиках и маечке, закатанной к шее. Его грубые ладони неслись дальше, по животику, спускались к талии, нащупывали ягодицы, стремились вверх к упругим холмам грудок, которые он так тщательно прихорашивал языком.
Его желание, выраженное в железной эрекции, оставалось скрытым под джинсами. Он до конца надеялся, что дело так и закончится интимными поглаживаниями, но Настя опять опередила его. Скользнув рукой к прикроватной тумбочке, выудила квадратик презерватива из верхнего выдвижного ящика. Вложила ему в ладонь колючую по краям пластиковую упаковку, плотно складывая его толстые пальцы, словно чёрную метку передала.
«Мяч на твоей стороне! — говорил её жест. — Не ударь в грязь лицом».
Он понял по её закрытым глазам, что она не хочет знать, что происходит внизу, не хочет принимать участие в надевании резинки. Всё должно быть естественным и безопасным.
Его движения соответствовали ожиданиям. Настя, прикрывая веки, облизывала губы. Её ножки раскрылись, обнажая широкую поверхность таза. Углубление под выпуклым лобком таило складочку, хорошо просматриваемому сквозь тонкую ткань трусиков.
Андрей плавными движениями тигра, наполненными любовью и вниманием, стянул с Насти трусики. Её цветок, слегка приоткрытый розовой мякотью, с восторгом отозвался на поглаживание пальцем. Настя выгибалась в пояснице, страдая от томления. Она сложила ножки коленками в стороны, подтянула пяточки вверх, раскрываясь ему навстречу во всей красе. Её киска была тщательно выбрита за исключением курчавого чёрного треугольника на покатом лобке. Андрей не выдержал и приложился ртом к розовой щели. Как давно он не ласкал женский клитор. Его язык полностью накрыл сочащуюся нежную грушу, раскрывая её губки, раскладывая их над две стороны. Треугольный капюшончик по центру с продолговатым нежным утолщением заиграл по центру. Равно, как и девочка, сходящая с ума под его прикосновениями. Она дрожала, издавая стоны, похожие на всхлипы. Обхватив себя за грудки, Настя тазом выводила восьмёрку, словно вырываясь из цепких объятий. Андрей обхватил её за бёдра, найдя упор в косточках, и слился ртом в танце.
Она страдала, водила язычком по пересохшим губам, закусывая их. Её закрытые веки изредка обнажали закатывающиеся зрачки.
Андрей быстро скинул с себя джинсы с трусами, раскатал презерватив на колом торчащем члене и, осторожно опустившись между Настиных бёдер, локтями и коленями придерживая массу тела, воткнулся в основание груши. Он направил член рукой и сразу проник на три сантиметра. Застыв, он дал телам приспособиться, привыкнуть. Наконец, нежным продавливанием он заскользил по тугому, сдавливающему влагалищу, забирая Настю по сантиметру, пока все двадцать не остались в ней. Она обхватила его ножками со спины, стесняясь использовать руки. Казалось, она танцует с ним, выдерживая расстояние, пальчиками диктуя ритм, стесняясь спросить, может ли она рассчитывать на большее.
Андрей, целуя нежные губки, невольно наращивал темп внизу. Он не отдавал отчёта в происходящем, животная страсть захватила его чёрным заревом, подчинила волю. Найдя упор в локтях и коленях и убедившись, что кровать неподвижно закреплена в углу комнаты, он расслабился в одном желании раствориться с Настей в танце любви. Его бёдра обрушивались. Выгибаясь в пояснице, он складывался над девушкой. Мышцы заиграли на спине. Прибивая Настю, он разбил текущую киску в тихо чавкающую мембрану. Член стал похож на железный кол, как сук вросший в лобок, лакающий рог изобилия, готовый пролиться семенем, достаточно лишь удовольствию перелиться через край.
Отсутствие секса отучило Андрея кончать, оргазм не спешил выплёскивать соки, он собирался, вызревал, скапливаясь в яйцах болезненным томлением.
Настя ускорила точку невозврата. Её нежное хлюпающее влагалище тихими спазмами возвестило наступление разрядки. Забившись в припадке, неконтролируемом срыве в пропасть, девушка вцепились ногтями в спину, захрипела, пяточками прохаживаясь по ягодицам.
«Вот бестия!» — восхищённо думал Андрей, срываясь за ней в оргазм.
Его член, хаотично слившийся с Настиным тазом, забился глубоко внутрь, заёрзал, вгрызаясь головкой в матку. Он взрывался, застывая сталью, прокачивая густые струи спермы, вновь и вновь доказывая господство твёрдой плоти над нежным цветком.
Настя принимала его самоотрешённо. Распахнувшись объятиями для дяди Андрея, она испытала невероятный оргазм, несравнимый с тем, что она испытывала раньше во время мастурбации. То было лишь жалкое подобие удовольствия, которое накрыло её сейчас. До звёздочек перед глазами, до дрожи в коленках, до гусиной кожи по заднице, до жара в паху, будто раскалённая печка взорвалась от закиданных в неё дров.
Она обнимала Андрея, обвивая его всем телом, целовала в ушко, носик, губки, шептала, всхлипывая:
— Я люблю тебя, обожаю.
Он улыбался счастливой детской улыбкой, его щетина царапала лицо.
— Я тоже тебя люблю, зайка. Очень люблю.
Они долго лежали в объятиях друг друга, не желая расставаться с замком любви, сплетённым внизу. Тела липли, руки скользили, повторяя опыт, губы искали подтверждения свершившегося. Лишь мысли о приближающемся ужине вывели их из забвения, заставили вернуться к реальности.