Совращение прапорщицей в учебке

Я в молодости был довольно смышленным, а в армии еще поумнел. Смешно? Согласен, вру, конечно. Хотя, как сказать. Многим вчерашним школьникам простая мудрость «поближе к кухне, подальше от начальства», «бьют беги, дают бери», «солдат спит, служба идет» и т. п. ложится в голову впервые и остается на всю жизнь. Я многое уже постиг в процессе работы, а работал я, начиная класса с седьмого школы, были тогда такие трудовые отряды старшеклассников, с которыми летом мучились шефствующие над школами предприятия. Но в армии тоже удалось поднакопить полезный опыт и не забыть многое с «гражданки» — например, я, вернувшись из армии, помнил, что меня зовут Олег, у меня умные карие глаза, прямой нос и вообще все довольно прямое, от речи до темных волос на голове, а вот шерсть на груди, спине и так далее вьющаяся.

Как и многие, после проводов в армию я в полубессознательном состоянии попал в учебку. На что ориентировался «покупатель» (так называли представителей войсковых частей, выбиравших призывников в военкомате), когда отбирал меня в войска ПВО лазить внутри техники, я не знаю. Я всегда думал, что танкисты и прочий механизированный люд должны быть маленькие, компактные, легко пролезающие в люки и узкие ходы внутри боевых машин. Может быть, «покупатель» считал, что приятно было смотреть в строю на молодцеватых крупных парней, может быть процесс перезарядки установки требовал силы и роста. Вобщем меня высокого, здорового парня выбрали быть оператором-наводчиком машины на базе МТЛБ, в простонародье называемой мотолыга. А для приобретения таких дефицитных навыков нужно учиться, и для учебы меня послали в учебную дивизию в одном небольшом городке.

Учебка и непосредственно войска это, как красная и черная зоны. В учебке все по Уставу, в частях обычно все по армейским понятиям. В учебке новобранца сразу так берут в оборот, что через месяц он на сержанта молится, как на маму, потому что только сержант может помочь и подсказать, где взять нитки и иголку, где взять мыло, как подшиваться, где и как постираться, как вырезать и подписать деревянную бирку на подсумок с противогазом и тысячи других мелочей, которые в совершенно бешенном темпе со сроком исполнения «вчера» заставляли делать пополнение, чтобы оно не затосковало и не повесилось сразу после переваривания домашних пирожков. Соответственно сержант в учебке это величина, а офицер это небожитель, изредка заглядывающий в свои владения. Комбат это практически бог, а на комполка и смотреть нельзя, чтобы не обжечься. Такого запала и установившегося авторитета сержанта обычно хватало на несколько месяцев, которые и длилась учебка.

И вот сразу по приходу в учебку я узнал, что командир моего отделения мой земляк Влад. Сейчас придумаю ему фамилию, потому что в армейке все по фамилиями, они звучат очень часто. Поскольку он уже по гражданке в Питере занял у меня денег и исчез, я назову его Вороватов. Влад Вороватов был старшим сержантом в дружном коллективе сержантов нашей батареи и был весьма авторитетным парнем. Сержанты, сами практически все среднего и ниже среднего роста, откровенно поржали над новым пополнением, среди которого было много крупных парней — они смотрелись на фоне новобранцев забавно. Я кстати удивился, как много было толстяков в строю, а через месяц удивился, что толстяки куда-то подевались. С Владом меня познакомил, опрашивавший нас сержант Сергеев. Влад, пришедший на радостную весть, меня не узнал, хотя жили мы рядом, но был рад воспоминаниям про общих знакомых и общие события на районе. А уж я как был рад... , я понял, что у меня здесь блат, и бить меня ночью в туалете сапогами по лицу, если и будут, то нежно и дружески. Оказалось кстати еще смешнее — в учебке никого не бьют страшные деды или черпаки, или бесчеловечные офицеры, нет там таких вообще, ну разве что заядлые охотники захотят «лося» пробить. В учебке только прокачивают, то есть, на любой косяк звучит команда «упор лежа принять», и ты отжимаешься до предела человеческих возможностей. Причем отжимаешься не один, а с товарищами своего призыва, которые прокачиваются за твой косяк, а потом журят тебя в туалете, если ты слабоват или слишком часто заставляешь их заниматься спортом — коллективная ответственность называется.

Теперь к более приземленному телесному. В армии всегда гораздо лучше осознаешь свою связь с телом, больше чувствуешь себя телом, тебя иногда и называют «телом». В мои годы в армии было очень голодно. Солдат это существо, которое в силу возраста, нагрузок и гормонального фона очень хочет еды и женщин. Совершенно не хотелось, например, читать или играть на пианино, но невероятно хотелось ебать кого-нибудь на пианино, абсолютно неважно какой внешности, или найти огромную гору конфет, сладкого в армии хотелось ужасно. С конфетами мне не везло, мне их не посылали почти, я из очень небогатой семьи. Хотя, как сказать. Ребята получали посылки и поначалу наивно несли в часть делить с сослуживцами. Ох и зрелище было, когда в течение нескольких секунд толпа из 20—30 человек бушевала вокруг наивного солдатика, а потом он растерянно, еще не успев опустить руки, на которых была посылка, смотрел вокруг на щепки от его посылки, обрывки полиэтиленовых пакетов, растоптанные фантики, пока не приходил сержант и не делал ему замечание, что мол «Посылка чья была? Убирай». Пираньи, однажды увидев процесс дележа передачки в армии, устыдились бы и уехали куда-нибудь на край света, в Южную Америку, например. Я не представляю что было бы, если бы какой-нибудь солдатик внес в казарму обнаженную девушку и предложил поделиться...

Так вот в армии секс мне был очень нужен, никакого брома нам, видимо, не давали, может быть разворовывали, как и всё в те времена, а может его действия не хватало. Несмотря на солидные нагрузки и стресс, жутко хотелось женщину. А женщин в учебке было совсем немного и большинство из них были женами офицеров и прапорщиков. Читал рассказы, как солдаты резво овладевали какими-нибудь библиотекаршами или секретаршами, но из моего опыта, солдата в армии за человека не считают, и в сравнении с офицерами (которые страсть как охочи до библиотекарш, секретарш и прочих сержанточек и прапорщиц), унылое бесправное затравленное голодное и не распоряжающееся собой животное под названием «рядовой» очень проигрывает бравым подтянутым и властным офицерам и прапорщикам. Здесь нужны очень специфический склад характера женщины и огромное развитое чувство жалости. Сержанты наши находили девчонок на воле, в увольнении. А мы :). Все сколь-нибудь красивые и хоть чем-то привлекательные девчонки, встретившиеся на моем жизненном пути, а также замечательные актрисы и девушки с обложек журналов вечером после отбоя прокрадывались вместе со мной в туалет и занимались со мной сексом самым животным образом. Но только мысленно.

Первая женщина, которая появилась в нашей казарме, была прапорщица, швея лет тридцати пяти. Она была на лицо ужасная, но бодрая внутри. Она была женщиной! От нее шел запах женщины. Фигура у нее была стройная, даже худоватая, она была почти с меня ростом, попка, угадывавшаяся под юбкой, когда она аккуратно закрывала за собой дверь, манила и звала, а грудь позвать не смогла по причине своей неприметности. Я стоял дневальным, зачем то заорал «Батарея, смирно», и она посмотрела на меня внимательно. Я был тогда еще довольно бравым не засушенным солдатом, уже потом из учебки я ушел в часть с большим недобором веса, весил чуть за семьдесят килограмм. Стоял я прямо, как и полагается стоять дневальному. А вместе со мной стоял и мой орган, он начал свои движения сразу, как она посмотрела мне в глаза. Она зачем то задержала взгляд, потом опустила его на мой член, торчавший почти горизонтально и пошла к сержантам по какой-то нужде. У нее был черные волосы, черные брови, карие глаза и некрасивое вытянутое лицо с длинным носом. Но мне лицо ее с длинным носом показалось в тысячу раз сексуальнее самой сексуальной женщины в моей жизни, которую я когда-то вожделел, работая грузчиком в магазине. Дальнейшее дежурство мы стояли ...