Знахарь поневоле. Глава 7

Отпевали Ерофеича заочно, считалось, что вроде он и несильно верующим был, но традиция.

Кладбище, где похоронили Ивана Ерофеиевича Ожогина было тем же самым, на котором покоился и дед Макса Егор Тимофеевич. Так, что Макс все-таки посетил могилу деда и положив на покрытый свежей весенней травой холмик с немного покосившимся, покрашенным «серебрянкой» металлическим крестом небольшой букетик гвоздик купленных у старушки при входе на погост.

Кладбище к удивлению Макса оказалось довольно обширным и весьма ухоженным, видимо местный батюшка довольно внимательно следил за порядком на вверенной ему территории. Центральные дорожки были присыпаны гравием, да и начало боковых ответвлений тоже.

Кладбище было не только большим, но и явно не новым. По всей обширной территории тут и там могучие дубы негромко шелестели весенней листвой над старыми могилами.

Вероника на кладбище ехать отказалась наотрез, попрощавшись с дедом не выходя из дома.

Вообще этот день прошел для Макса, как в тумане.

К вечеру, когда наконец все разошлись он чувствовал себя, как выжатый лимон хотелось просто упасть на кровать, тупо смотреть в потолок и не о чем ни думать.

Макс совсем уже было собрался исполнить желаемое, как от благих намерений его отвлек монотонный, повторяющейся стук переходящий в рвущий нервы скрежет доносящийся от печки.

Он скрипнув зубами направился по направлению источника раздражающего шума.

Сим источником являлся небольшой каменный пестик усердно стукающий и что-то перетерающий в такой же каменной ступке.

И пестик и ступка находились в руках Афони усердно что-то перемалывающего в порошок с помощью этих нехитрых инструментов.

— Вот же раззява, какая сыскалась на мою голову. Я тебя, что просил принесть? Тысячелистник. А ты, что приперла? Копытень. Бестолочь. Нового Хозяина от запоя вроде лечить покамест без надобности. Не запойный он... Кажись. — Афоня с некоторой долей сомнения взглянул на Макса.

Тому вдруг вспомнилась попойка в тот первый его день в Сосновке. Да и потом. Ведь он нередко прикладывался к бутылке, чтобы хоть чуть-чуть, хоть на время притупить чувство обиды и боль саднящую изнутри. Не нажирался до поросячьего визга, но все-же. Нет, все. Хватит. Больше никакого пьянства. Амба.

Видимо мысли бродившие у него в голове настолько явно отражались на лице, что маленький домовой без труда прочитав их удовлетворенно кивнул.

— Нам бы еще хозяюшку в дом. Негоже дому без бабьего пригдяду. Нехорошо это. Не правильно. Не по Кону.

То ли раньше было, при Марфе-то Ильиничне. Как славно жили. Как ладно. А какие она пироги пекла...

А как схоронили хозяйку, так все кувырком и пошло. Переживал старый Хозяин дюже крепко. Не захотел новую хозяйку в дом брать. Все по Марфе Ильиничне печалился. Так с тех пор бобылем и вековал. Бабы-то у него знамо дело были, как мужику без энтого дела. А уж Ведуну тем паче, сила-то в жилах бурлит. Выхода требует.

Но в дом никого не водил. Память о покойнице блюл.

А у тебя Хозяин с супружницей стало быть разлад вышел? Ну, так может еще и назад сладится? Дело-то семейное, всяко быват. А то в сарае у нас и вожжи припасены.

— А вожжи-то мне на кой? Запрягать вроде некого. — Макс с удивлением взглянул на домового.

— Как на кой? А чем гулящую жонку уму-разуму учить будешь?. До них, до баб стало быть, любая наука лучше всего через мягкое место доходит. И вожжи тут первейшее средство.

— Меня тоже так учить предлагаешь? — оскалилась Вероничка.

— Вот еще. Не доросла до вожжей покамест. Розгами обойдесся. В соляном растворе вымоченными. Подол задрать и по жопе, да с оттягом... Или голыми коленками в угол на сухой горох. Быстро дойдет.

Макс с уважением посмотрел на буквально излучающего довольство, приосанившегося маленького домового.

Как выглядят пресловутые вожжи, Макс не имел ни малейшего понятия. Проживший всю сознательную жизнь в Москве, горожанин до мозга костей он обо всей этой сельской экзотике представление имел весьма смутное почерпнутое в основном из телепередач и интернета. Хотя судя по вспомнившимся кадрам из исторических фильмов вожжи это что-то типа длинных, кожаных ремней видимо идеально подходящих для процесса вразумления рекомендуемого домовым.

Сама собой перед глазами нарисовалась заманчивая картина на которой голая Маринка наклонившись вперед и упираясь руками в стену сарая оттопыривала свою тугую, округлую задницу и нетерпеливо переступала с ноги на ногу играя бедрами.

Свист взметнувшегося ремня и звонкий, смачный шлепок сыромятной кожи о беззащитную плоть.

Пурпурная полоса перечеркнувшая молочно-белые полушария всколыхнувшиеся от хлесткого удара.

И ласкающий слух пронзительный взвизг этой блудливой сучки.

И призывно блеснувшие от влаги складки срамных губ под быстро наливающейся багровым росчерком.

На грешную землю Макса вернуло негромкое девчачье хихиканье.

Макс с немым вопросом повернулся к Вероничке.

— Дядь Макс простите но у Вас было такое мечтательное выражение лица, когда Вы тетю Марину пороли... Не смогла сдержаться.

— Тетю Марину? Кхм. Что, так заметно было?

— Угу. Еще как. — И девчонка деланно вздохнув бросила лукавый взгляд на внушительно взбугрившиеся штаны Макса.

— Язва. Как есть язва. Афонь, как там? Розги вымачивать сначала надо?

— В крепком соляном растворе. Что-бы значица результат ощутимее вышел.

— Да-а, жаль, что сейчас такие методы воспитания уже невозможны. Поучишь так жену уму-разуму, а она тебя за науку на каторгу определит. Демократия, мать ее.

— А и что? На каторге тоже люди живут. Наш-то старый хозяин почитай десять годков отмотал от звонка до звонка. Это он сам так говорил. Ничо вернулся. Мы правда без него намыкались.

Те-то все чего-то заставить его делать хотели, а старый Хозяин никак не соглашался. Вот и увели его те лиходеи в фуражках с верхом синим, как глаза у твоей любушки Хозяин.

— Афонь, а ты откуда знаешь какие у Маринки глаза?

— Дык эта... Видал я. Она же снилась тебе Хозяин. А для домовых сны Хозяина и всех, кто в дому спит завсегда открыты. Кхе-Кхе. Ну ежели конечно не колдун там или не ведьма. В их сны нам дорожка заказана.

Максу вдруг стало неудобно, он вспомнился тот сон... И позорно измаранные трусы тоже всплыли в памяти.

Макс вдруг почувствовал, что щеки и лоб буквально огнем горят, видно стоит он сейчас перед своими красный, как рак... Как институтка, право слово. Вот срамота-то. И перед Афоней неудобно. Там ведь такие подробности были...

Тем временем Афоня ухмыляясь в бороду пересыпал истолченные в порошок травы в маленькую металлическую турку для варки кофе с треснувшей и в несколько слоев обмотанной синей изолентой деревянной ручкой. Потом плеснув туда воды из кружки и тщательно перемешав содержимое серебряной ложечкой, поставил турку на принесенную и зажженную Вероникой керосинку.

— Быстро сготовиться. Хорошее зелье. И простое. От него и сон крепше и силы быстрей восстановятся. Трудный день был Хозяин. Тебе отдохнуть надо. Выспаться, сил набраться. Они тебе скоро могут понадобиться.

В отличии от прошлого раза в это зелье приготовленное домовым было на удивление приятным на вкус с легкой кислинкой и освежающим ароматом мяты.

Максу даже показалось, что и вправду вместе с зельем у него прибавилось сил. Бодрости правда не добавилось, скорее наоборот, веки потяжелели и отчаянно заклонило в сон.

Не в силах бороться с навалившейся сонливостью Макс махнув рукой поднялся и отчаянно зевая поплелся в свою комнату.

Там стянув с себя одежду беспорядочной кучей свалил ее на стул стоящий у приоткрытого окна полной грудью втянув по вечернему прохладный, наполненный смолянисто-хвойным запахом соснового бора воздух и сладко потянувшись рухнул на уже ставшую привычной постель.

Сон навалился сразу, погрузив его в свой странный, загадочный мир грез, воспоминаний и ...