Айяна

которую девушка сама подставляла, прикрыв глаза. Целовал бедра, колени, ноги, опускаясь до самых стоп и нежно целуя прохладные подошвы и пальчики. Айяна негромко постанывала и часто дышала от моих ласк. Я не хотел спешить, хотел подготовить девушку к первому проникновению, развеять ее страх и волнение, разжечь в ней страсть. Я лег рядом, утопив ее в своих объятиях, и наши губы вновь подались навстречу друг другу. Целуясь, я запускал пальцы в длинные волосы якутки, проводил по их гладким лозам, я гладил ладонями юное лицо с белой кожей, угольками глаз и аленькими губами. Скользя губами по алебастровой коже я устремился вниз: шея, ключицы, грудки, живот и достигнув пункта назначения снова потерся губами о нежный пушок на лобке, после чего поднял голову и посмотрел на Айяну. Девушка глядела на меня, приподнявшись на локтях и закусив губу, взгляд ее выражал волнение и неуверенность. Все так же глядя ей в лицо нежным взглядом, я немного нажал руками на внутренние скаты бедер, и девушка поддалась мне, откинув голову на подушку и широко раздвигая ноги. Инстинктивно Айяна прикрыла свой секрет узкими ладонями, и мои губы начали покрывать поцелуями тонкие трепещущие пальцы, пока девушка не отвела руки в сторону. Мое лицо находилось в паре сантиметров от раскрытого женского (хотя пока еще девичьего) лона. Я ощущал исходящий от него жар, сладковатый запах, мог коснуться редких волосков поросших по краям вульвы. Я нежно поцеловал мягкую плоть и девушка вздрогнула. Я провел языком между гладких губ и затрепетав Айяна прогнулась в пояснице и подалась мне навстречу, что-то простонав в подушку. Я ласкал девушку ТАМ, языком касаясь то клитора, то губ, и она ёрзала подо мной от страсти, распаляясь все больше. От ласк и желания юные лепестки и сам бутон стали очень влажными. Именно этого я и добивался. Продолжив ласкать плоть девушки пальцами, я приподнялся вверх и прилег рядом на подушку. Глаза ее были прикрыты, черные ворсинки ресниц трепетали, а с приоткрытых губ вырывалось дыхание и негромкие стоны. Повернувшись, я расположился над Айяной, просунув ноги между ее бедер, коснулся головкой скользких горячих губ. Немного надавив, я погрузился в нее, пока не уперся в преграду. Девушка вздрогнула и замерла. Я просунул ладони под ягодицы немного приподняв таз и надавил чуть сильней, а Айяна подалась мне навстречу. Преграда порвалась, и я натужно погрузился в женское лоно, которое приняло меня, обдав жаром и трепетом плоти. Айя при этом ойкнула, ее ручки вцепились в простынь, но боль быстро прошла, сменившись нарастающим возбуждением от моих движений. Айяна подавалась мне навстречу, когда я погружался в нее, и словно не хотела выпускать из себя, когда двигался в противоположном направлении. Ее тонкие пальчики то царапали мне спину, то нежно гладили застарелый шрам на лопатке, то погружались в мои короткие волосы. Наши тела слились в единый организм, двигающийся в синхронном танце. Думаю, я уловил тот миг, когда на нее обрушился оргазм: она как то вся затрепетала, конвульсивно вздрагивая и расслабившись обмякла, откинувшись спиной на влажную подушку. На ее лбу проступила испарина, и тонкие черные волосы прилипли к мокрой коже замысловатыми спиральками. Айя обвила мою шею, и крепко прижимаясь ко мне своим хрупким юным телом, погрузилась в мимолетный нервный сон. Уже позже, когда сон стал боле глубоким, а объятия ее ослабли, одна рука упала поверх одеяла, а другая продолжала лежать на спине. Я аккуратно выбрался из ее объятий и отправился в душ. Наскоро обмывшись я набрал в таз теплой воды и взяв небольшое полотенце вошел в спальню. Откинув одеяло, я осмотрел последствия того, что превращает девушку в женщину. Крови было немного: пару капелек на простыне и небольшие потеки на промежности и коже бедер. Я намочил один край полотенца и осторожно, чтоб не разбудить мою девушку промокнул тканью эти места, там же промокнув потом сухим концом. Убрав все в ванную, я прилег рядом. Айяна отвернулась на бок, и я прижался к ее обнажённой, еще влажной спине, низом живота упираясь в нежные ягодицы и вдыхая можжевеловый запах, исходящий от волос. Я долго не мог уснуть, прокручивая события, произошедшие за этот день, и разные другие свои думки. Сон сморил меня уже далеко за полночь...

Проснулись мы вместе почти одновременно и долго нежились в постели, благо было воскресенье и никуда не нужно было спешить. Мы разговаривали, целовались, ласкали друг друга и вновь болтали о том, о сем. Когда я все-таки покинул постель, чтобы приготовить что-то на завтрак, то понял, что по времени это уже скорее будет обед! Мы поели прямо в постели и остались там до раннего вечера. Затем съездили в общежитие, где Айяна взяла необходимые вещи, а на обратном пути заехали в ресторан и скромно, но со вкусом отметили день рождения моей спутницы. А еще я подарил ей небольшой кулон на тонкой цепочке из белого золота и новый объектив для ее фотокамеры.

К началу декабря Айяна окончательно переехала ко мне...

7.

Май 2011, г. Санкт — Петербург

— Коля, ты ведь понимаешь, что это чертовски опасно! Та территория не подконтрольна нашим силам. Случись чего и... Я не могу разбрасываться своими лучшими кадрами.

В конце мая, поздним вечером мы сидели в кабинете главного редактора жкрнала за стаканом коньяка и обсуждали назревающую командировку в близлежащую страну, где случился военный переворот.

— Я поеду, Юра! Это не обсуждается. Вот потому, что я, как ты говоришь — лучший, именно поэтому, именно я и должен там быть!

— Нет-нет, вон Шевченко этот — ретивый, молодой, пускай едет, боевого опыта набирается. Мы с тобой Коля уже пороху нюхнули!

Я лишь покачал головой, не соглашаясь с моим начальником и давним другом, и пригубил терпкий виноградный напиток.

— А у тебя вроде в личной жизни подвижки какие-то есть, а? — Юра вдруг перевел разговор и подмигнул мне, лукаво улыбаясь. — Наслышан, наслышан, старый ты хрыч!

— Да, черт возьми, знаешь... , — я отвел взгляд в сторону, мне все еще было как-то неловко перед коллегами за наши отношения с юной студенткой, но вспомнив искрящийся взгляд и искреннюю улыбку Айяны, я и сам непроизвольно улыбнулся. Так смотрят и улыбаются, только когда любят, искренне, душой, сердцем. — ... знаешь, да, влюбился. И чувствую себя счастливым, может даже впервые в жизни, столько лет прожив, я — счастлив! И я не знаю, может это и наваждение, может и мимолетно все, и сколько продлится это, я не знаю, но пока есть, пока я люблю и чувствую, что мне отвечают искренностью и взаимностью, то каждый день — мой! Раз уж бог решил там, на небе, что достоин я счастья, так и я буду пить его до дна, сколько отмеряно, даже если и придется потом заплатить за это большую цену... Знаешь, Юра, оно того стоит!

Когда я упомянул бога, Юра (неверующий, как и я) даже поднял глаза на потолок, словно там и впрямь вместо люстры свисал бог и кивал, подтверждая мои слова.

— Вот и не хрен Коля тебе никуда ехать. У тебя вот счастье через край, глаза как у пацана блестят, когда о ней говоришь, а ты на войну собрался. Дурррак! — безобидно отозвался Юра. — Решено, я Шевченко отправлю!

— Нет, Юра, давай не будем ругаться. Этот репортаж мне нужен. Хочешь — со мной Шевченко отправляй, хочешь — отдельно от меня. Но я поеду. Не от редакции, так сам по себе, вольным репортером.

Главный редактор лишь устало пожал плечами, зная, что спорить со мной бесполезно, допил коньяк, убирая бутылку и пустые стаканы в ящик стола.

— Пойдем по домам, Коля!

8.

Айяна прижималась ко мне хрупким телом, словно хотела согреться или искала защиты. Но от кого? От чего?

Ее тонкие пальчики машинально игрались волосками на моей груди, щекой она касалась моего плеча, обдувая своим дыханием шею. Я поглаживал гладкую, будто мрамор, кожу ее обнаженной спины, проводя пальцами по выступающим волнами ребрам ее худенького тела. Айяна лежала, запрокинув на меня ногу и моего бедра касался шелковистый пушок ее лобка.

— Ты чем-то взволнована?...  Читать дальше →