Дачные зарисовки

— Да ладно, ладно... А вот здесь вот что будет?

— Где?

— Вот тут... — Марина указала на левый верхний угол рисунка в том самом месте, где было облачко из многократно затёртых ластиком штрихов.

— А, это я потом, без тебя уже дорисую...

— А что здесь будет?

— Это не важно.

— Ну, скажи, мне же интересно!

— Не скажу, это тебя не касается. Всё, спасибо, моя хорошая, здорово ты мне сегодня помогла! А теперь одевайся, и пойдём завтракать! Вернее уже обедать...

— Не-не рассказы о сексе— не!... Скажи-скажи-скажи!... — Марина демонстративно заныла и затопала по полу ножками, как капризная девчонка.

— А вот и не скажу!

— Тогда я никуда не пойду! — С этими словами Марина сплела на груди руки, расставила ноги на ширину плеч и отвернула голову куда-то в сторону и вверх.

Воспользовавшись, тем, что она на него сейчас не смотрит, художник лизнул взглядом девушку снизу вверх от коленей до живота. Он заметил, что на её трусиках чуть ниже клитора выступило характерное едва заметное пятнышко влаги. В этот момент дед почему-то передумал и решил удовлетворить любопытство внучки.

— Ну, хорошо... Я скажу... В этом месте я пытался нарисовать ремень.

— Какой ещё ремень?... Ремень?! А зачем здесь ремень?!! — опешила девушка.

— Обычный кожаный ремень, которым штаны затягивают.

— Но... причём здесь ремень, он что на стене над диваном висеть должен? — всё ещё не понимала она, так и продолжая смотреть вверх и куда-то вбок.

— Нет, он должен не висеть на стене, а... как бы это сказать... парить в воздухе...

— Как это — парить в воздухе? — Марина снова посмотрела на деда.

— Ну, как будто только что отскочил от голой попочки. Понимаешь?..

— Не... не знаю... — у Марины от возбуждение аж дыхание сбилось, она повернула голову к мольберту, надеясь, что дед её разыгрывает.

— Ну, что тут непонятного? Картина эта, вообще-то, так и называется — «Порка».

— «Порка»?... Правда, что ли?!.

— Да, правда.

— И... как ты будешь это рисовать?

— Пока не знаю, раз шесть уже пробовал — ерунда какая-то получается... Но это уже не важно — ремень-то я уж как-нибудь нарисую! Вон возьму хотя бы твой, из джинсов выну на время и нарисую. Не переживай...

— Мой ремень будет твоей тоже натурщицей? Вау, круто! — Как-то неискренне рассмеялась Марина.

— А хоть бы и так! Тебе что, жалко? — Улыбнулся в ответ дед.

— Мне не жалко, рисуй сколько хочешь... Но... Ты же сам сказал, что пока что не выходило ничего интересного, вон — только бумагу чуть не до дыр затёр!

— Ты это к чему говоришь?

— Да к тому, что в этом деле без музы тебе точно не обойтись!

Марина так и стояла полураздетая посреди мансарды рядом с дедом и его мольбертом, косясь на свою недавно нарисованную голую попку. Дед не удержался и снова лизнул взглядом девичью промежность и не мог не заметить, как расплылось влажное пятно спереди на её трусиках.

Было очевидно, что они оба колеблются, но оба безумно хотят участия в этой весьма волнующей и пикантной игре под названием «Порка». Марина теряла рассудок, когда представляла себя в роли наказуемой, а деда вдруг страстно обуяло желание отшлёпать по голенькой попочке свою бесстыжую внучку, у которой от таких срамных желаний прямо сейчас течёт писька.

— Ты предлагаешь мне тебя отшлёпать ремнём?

— Ну... понарошку, конечно...

— Ох-ох-ох... Вообще-то следовало бы всыпать тебе по попе по-настоящему!

— Это ещё за что?!

— А за то, что без спроса полезла наброски мои смотреть — вот за что!

— Ну, так... и всыпь, в чём же дело? — предложила девушка после паузы.

— А у меня ремня с собой нет! — стал оправдываться дед.

— Гм... А если бы был?... — провоцировала его внучка.

— То выпорол бы, не колеблясь!

— Нууу... А если бы я сама дала тебе ремень для этого, ты же не так сильно стал бы меня им пороть, правда?..

— Ну, если сама, то пожалел бы, конечно, немножко твою непослушную попку... Но всё равно взгрел бы, как следует — уж будь уверена!

— И как бы ты стал это делать?

— А вот ты давай ремень — я сейчас тебе и покажу!

— А вот и дам!

— А вот и давай!

— А вот и дам!..

Марина будто ждала этой команды. Она тут же наклонилась к своим валяющимся на полу джинсам, нарочно повернувшись задиком к деду. Долго возилась в таком положении, звенела пряжкой и норовила, неловко пятясь назад, ещё больше к нему приблизиться.

Наконец, она извлекла из джинсовых шлицев узкий — сантиметра три с половиной в ширину — чёрный ремень из тонкой хорошо выделанной кожи. Внутренняя его часть была похожа на замшу, а внешняя выглядела совершенно гладкой, на ней был выдавлен отчётливый узор в виде крупных цветов и длинных листьев. Ремень был совсем не грубым и явно женским.

Девушка выпрямилась, держа в руках длинный чёрного цвета хорошо знакомый ей предмет своего гардероба, на который сейчас впервые смотрела как-то по-новому. Дед стоял рядом и смотрел на внучку немного надменно. Он протянул руку, она посмотрела в ответ на него виноватым взглядом и послушно отдала свой ремень.

— Ну... и чего замерла? Иди уже, становись! — скомандовал строго взрослый мужчина.

Марина подчинилась. Она подошла к дивану и снова встала на нём в привычную позу. Ей было и страшно, и волнительно, и интересно испытать, что чувствует девочка, которую порют ремнём по голой попке. Трусики она, конечно же, не спустила, хотя ей этого почему-то очень хотелось.

Дед неторопливо подошел к ней сбоку и встал на уровне выпяченной для наказания нежной попки. В руках у него был уже приготовленный — сложенный вдвое — ремень. В правой он зажимал пряжку и свободный конец ремня, в левой оказалась кожаная петля, которой и полагалось бить по попе. Дед вытянул ремень горизонтально над девичьими ягодицами и разжал левую руку, позволив петле под собственным весом упасть на них.

Холодное прикосновение кожаной петли, скользнувшей вниз по булочкам, едва отозвалось лёгким щекотанием сквозь ткань трусиков. Потом Марина ощутила, как прохлада гладкой кожи ремня оказалась между раздвинутых бёдер и стала подниматься вверх по их внутренним сторонам. Ведомая сильной мужской рукой, в которой был ремень, кожаная петля скользнула по промокшей под трусиками писе и прошлась по правой булочке. Пока ремень скользил по такни, внятных ощущений не возникало, но когда его кожа касалась оголённых частей тела, у Марины захватывало дух ни то от щекотки, ни то от стыда, смешанного со страхом боли от наказания.

Мужчина ещё пару раз повторил скольжение кожаной петлёй ремня от бёдер до копчика, щекоча то правую, то левую половину попки. Затем он, держа ремень вертикально, стал раскачивать им вперёд-назад, всякий раз позволяя петле ударяться о попу в трусиках. Это ещё не были шлепки — всего лишь прикосновения, он будто давал возможность ремню и попе познакомиться друг с другом.

После этого мужская рука бесцеремонно подцепила пальцами край трусиков, прикрывающий правую половинку, и затянула его внутрь попы, оголив её белую плоть. Через секунду и левый край трусиков оказался заправлен Марине в попку. Она не возражала, лишь прислушиваясь и выжидая. Теперь трусики напоминали, скорее, стринги и никак не могли защитить обнажённые булочки от порки.

Заталкивая внутрь попы края трусиков, дед не мог не почувствовать жар, который исходил от бесстыжей пульсирующей дырочки и истекающей щелки, которая была совсем близко. Удовлетворившись такой подготовкой, он взял в правую руку конец ремня, тот, что без пряжки, оставив свободным «язык» длиной сантиметров двадцать, и принялся легонько пошлёпывать им тёплые булочки. Едва заметное жжение на нежной коже тут же разливалось теплом. Шлепки кожаного языка сыпались хаотично, то на левую, то на правую половинки. Они прилетали то сверху, то с боков, то снизу, равномерно ...