Сучка не захочет

«Кобель не вскочет», — Кристина самолично пробила уздечку Дмитрию Владимировичу.

«Чтобы не совал свой хер куда не следует».

Толстая иголка прошла в месте глубокого сердцевидного желобка под пухлой лиловой головкой, которая смешно поморщилась, когда член опал.

— А-а, — крякнул Дмитрий Владимирович и скривился. Боль компенсировалась нежными поцелуями. Кристина вытянула губы в сердечко, нашла кончиком языка мочевой канал, спустилась по толстому стволу, обхватывая его губами.

— Потерпите, пожалуйста, — рыжая фурия не шутила. Она действительно пробила уздечку насквозь, расширила дырочку с помощью обычной шариковой ручки, смоченной спиртом, и вдела серебряное размыкающееся колечко с надписью, витиевато выгравированной по внешнему краю:

I ♥ Christie

Замок, впаянный в колечко, имел форму ушка от английской булавки. Он легко защёлкнулся, и миниатюрный ключик размером с ноготь отправился висеть на шее хозяйки.

— Теперь можете меня трахать, — Кристи презрительно ухмыльнулась, заигрывая чёрным маникюром с жирной седоватой мошонкой Дмитрия Владимировича.

— Что, уже можно? — профессор глупо усмехнулся, делая вид, что ему не больно. Рваная боль в пробитой уздечке тут же напомнила, что это не так.

Кристи измерила профессора оценивающим взглядом:

— Теперь всё можно. Посмотрим, насколько вас хватит.

— Может, давай пока снимем? — Дмитрий Владимирович изучал ощущения в поникшем паху: твёрдая тяжесть серебряного кольца, обтягивающего залупу, усилилась, лёгкое жжение в пробитой уздечке ослабло. Крайняя плоть уже успела съехать по необычно толстой, как слива, головке, скрывая следы порабощения.

— Что, уже неймётся? — Кристи презрительно фыркнула.

Она была моложе профессора на двадцать лет, только вчера поменяла школьное платье на университетский прикид, но уже хлебнула горя. Предательство одно, второе, третье, случайная беременность, аборт выстроились чередой неудач в послужном списке. В день совершеннолетия Кристина Мухина поклялась, что больше никогда не станет сексуальной игрушкой в руках зажравшихся мачо. Для этого она надколола палец и кровью подписала контракт с собой:

«Отныне и во веки веков любой мужик, возжелавший меня, будет носить кольцо верности на пенисе».

Пускай все бабы знают, чей кобель топчет кур. Чтобы ни одна щёлка не осмелилась позариться! Пускай знают, с кем имеют дело. Сучка не захочет, кобель не вскочит. Пускай совершающие прелюбодеяние знают: Кристи не потерпит предательства!

Мужчина попался норовистый. Седина в бороду, бес в ребро. Женат, двое сыновей почти одного с ней возраста.

Профессор философии предлагал зелёным студенткам альтернативный опиум. Проблемы экзистенциализма волновали их не меньше распродажи косметики. До дрожи в коленках слушали цацы-мыслительницы кафедральные песнопения седовласого патриарха. Желание изучать, познавать тело, равно как и мир, будоражило юные умы. Наставник подогревал интерес: о самых тривиальных истинах рассказывал так, что слюнки текли. И не только. Дамочки внимательно внимали, глаза блестели масляной похотью. Слыханное ли дело, трахаться по-самаритянски, что конфетку снямать.

Их влюблённость делалась маниакальной. Но, как назло, повинуясь основному закону проекции, девушки искали секс на стороне, оставаясь духовно верными своему предводителю. Иногда он срывался, намекал, что не против продолжить семинар в более интимной обстановке, но ученицы краснели, убегали, неловко закусывая губки, будто секс с профессором — святотатство с пророком.

Все, кроме Кристины, проявили антигуманизм. Она сразу оценила потенциал старого кобеля. Мужественный, можно сказать героический, взгляд самца не мог обманывать, и тогда Кристи выдвинула встречное предложение:

— Приходите ко мне на чай. Обсудим субдоминальную квинтэссенцию эгоцентризма.

И вот бутылка красного выпита, зачата вторая. Кристина поведала историю неудач, предложила всю себя взамен на маленькое обстоятельство, висящее на головке члена.

Новое приобретение Кристи заливается сталью. Это хороший, твёрдый штык, не знающий пощады. Дмитрий Владимирович никогда не трахал первокурсниц, а тут такой торт. Он годами облизывался на короткие юбки, чулочки узорчатые, с подвязочками, сеточки-ромбики. Молодые упругие сиськи, неиспорченные вскармливанием, дрожат под джемперами, вскрывают возбуждение сосков под ажурными бюстиками.

Бабочки вьются вокруг профессора, сверкая маникюрчиком и губами. Настырные кобельки берут своё прямо в коридоре, разве что не трахают девиц прилюдно. Чужие предварительные ласки будоражат ум профессора не меньше самих участников безобразия. Он пасёт красотку в коридорах альма-матер. Круглая пружинистая жопа не может ошибаться, она — пластилин в сильных руках художника. Девушка становится на цыпочки, обнимает скульптора. Тот шепчет эстетично в ушко:

— Дай.

Красотка оборачивается, многозначительный взгляд летит на профессора:

«Смотрите, как я влюблена!»

Уводит жеребца в кабинку женского туалета.

Она сидит на корточках, отчитывается перед профессором: обслуживает молодой пенис, печалится об учителе. Потом подставляет выбритое влагалище под удары, а сама упрямо мыслями на семинаре. Как он там, добряк-вольнодумец, лапает, небось, своих деточек отеческим взглядом? Она и глазки строит, и воздыхает мечтательно — ах, соитие! Молодое семя брызжет в плёночку из латекса. Ноль-ноль-один миллиметр до грехопадения.

Дмитрий Владимирович не ревновал и не занимался морализаторством. Наоборот, научился поощрять студенток, подбивать их на сексуальные эскапады. Молодо-зелено, пускай бесятся. И вот он сам закован обстоятельством верности. Член торчит колом, сердечко залупы стало лиловым от прилившей крови.

— Кристиночка, ты моя прелесть, — воздыхает Дмитрий Владимирович, тыкая в дыньку под анусом.

— «Моя прелесть!» — передразнивает рыжая, виляя голым задом. Голлум бунтует, отбиваясь от нападок старого наездника.

Мухина хохочет, насаживаясь на окольцованный член. Спиралька в матке раздаёт гарантии.

Дмитрий Владимирович приноравливается трахать свой первый трофей. Вот она — ядрёная студентка-первокурсница, рыже-крашенная мелодраматическая актриса с пухлыми губами, вытянутой к подбородку симпатичной лошадиной мордашкой, эльфийскими ушами, вертикальным желобком под греческим рассказы о сексе носом, вечно опущенным обиженным взглядом карих вялых очей. Раненая птица с огненным кренделем волос на затылке, с непоколебимой верой в моногамную любовь, Кристиночка сложена по-деревенски: широкая кость, приземистая походка — она вылита из молока, упругое тело на семьдесят дышит лошадиным здоровьем, молодые нерастянутые дойки тянутся твёрдыми сосками к подбородку, подлетают на ухабах разухабистой жизнь-моя-жестянки.

Бес-в-ребро дерёт молодую кобылу до рези в залупе. Только похоть сильнее, слива, перетянутая кольцом, влетает в чавкающую дыньку, немеет, притираясь к нежным стеночкам.

Мухина берёт слова обратно:

— Да! Да! Кончите в меня! — хватает себя за трясущиеся сиськи, вытягивает их сосками вперёд, тянется язычком, накрывает левый сосок, затем правый.

Дмитрий Владимирович — воплощение благородства. Седовласый патриарх выгибается коньком, берётся за сочные бёдра. Вожделенная детская улыбочка долгоиграет под мягкой бородой, масляный отеческий взгляд сизых очей ласкает бархатное тело, отдающееся за кольцо. Профессор холёным мохнатым пузом прибивает дыньку в случайный оргазм, достаёт девочку по крупицам, пока она не сползает на близлежащий кухонный стол. Стоять на ногах уж мочи нет.

— А! Да-да! Вот так! — Кристи чёрным маникюрчиком растягивает колобки, усиливая проникновение. Димитрий хрипит, выколачивая каменной онемевшей палкой последние ...