Четырехполюсник восьмого года. Часть 2: Окончание.

ФИЛЬМ О ФИЛЬМЕ

Знаете же, что это такое? Берется какая-то культовая лента, хоть «Мимино», хоть «Амаркорд», и зрителю показывают/рассказывают коловращение тусовки вокруг нее в период создания, а также до и после. На каком диване актрисы проходили пробы, как гример обматерил дирижера, и какие фрагменты шедевра цензоры-параноики зарезали напрочь, а второй ассистент третьего помрежа — настоящий герой — сохранил для истории. В общем и целом, если фильм хорош и артисты известные, занимательно и познавательно, но иногда оторопь берет и становится неловко за «гаф» — ы, допущенные великими мира сего.

Но сами мы местные, ни под каких великих не косим, гавкаемся тут от рассвета до заката (зато от заката до рассвета сиськи-письки, бывает, показываем — это, понимаешь, посильней чем «Эммануэль» Кристель), поэтому, не обессудьте, кое-какие обрывочные воспоминания и статистические заметки для целостности образа героини. Образ героя в дополнительных штрихах не нуждается.

Мы с Лариком встретились еще 4—5 раз, на протяжении последующих 2 — 2.5 месяцев. Этот ее самостоятельный приезд в Эмск был первым и последним. Все остальные разы, я заезжал в ее городок, дожидался возле школы окончания работы, сажал в машину и вез в Эмск. А после привозил обратно, но высаживал всегда в разных местах. Правда же, «села в машину после работы» не настолько большой компромат, как «привезли после секса к подъезду»? Или, может, заботилась о моей безопасности?

Все встречи, включая и первую вышеописанную, были достаточно длительными. 4 часа как минимум, а то и больше. Разочек ей удалось залегендировать и ночную отлучку, и мы переспали не только в переносном, но и прямом смысле слова. А один раз Лариса отменила свидание в последнюю минуту, приведя в тот момент доводом форс-мажорное обстоятельство, которое не подтвердилось спустя несколько дней. Должна же быть в женщине какая-то загадка?

Кафе-рестораны мы больше не посещали, я покупал готовую еду и напитки (Ларик все равно ела как цыпленок), и старались все доступное нам время проводить в ласках и беседах, не отвлекаясь даже на телевизор. Собственно интим-процесс всегда был похож на вышеописанный. С момента входа в квартиру набрасывание друг на друга, поцелуи, ласки, взаимное раздевание, душ при необходимости, минет, секс, секс, секс, минет, кончание в рот. Один раз не донес, выплески начались в районе шеи-подбородка, так Ларик потом включила стерву, десять минут крутилась перед зеркалом, высматривая, не попали ли капли спермы ей на волосы, и десять раз спросила меня, не пропахли ли они данной субстанцией. И кстати, не любила «мужикальные паузы», считала, что если секс начался, то он должен завершиться как положено природой, иначе что-то не в порядке у одного из партнеров.

Как я уже писал, все это время нахождения на квартире, от первого разоблачения до поры, когда следовало начинать собираться обратно, Ларик щеголяла полностью обнаженной: возможно, тому причиной мое искреннее восхищение и векторный поток восторженных флюидов в ее сторону, а возможно, некая склонность к нудизму, разве кто может сказать точно? Не считая, конечно, солнечных очков, которые она носила постоянно, вне зависимости от степени освещенности, и снимала (или сдвигала наверх) перед поцелуями или минетом.

Один раз, помню, ехали долго, менты как назло привязались, ничего конкретно не предъявили, но долго и нудно проверяли все документы, в общем, пока доехали, я уже извелся от желания и еле избегал аварий на последнем участке, моя правая рука как нырнула Ларке между ног, так и не желала явиться обратно; так вот, в тот день вначале, если мне память не изменяет, мы не целовались и душ не посещали, хотя она была после работы, а я после дороги. Мы лихорадочно разделись — сами, без помощи друг друга, чтобы быстрей; обгоняя друг друга, побежали к дивану; Ларик быстро встала в коленно-локтевую позу, я ей с ходу засандалил, и мы сколько-то минут самозабвенно трахались, пока она не кончила (один раз точно, хотя потом утверждала, что дважды), а я чуток не пришел в себя и не решил, что теперь пора приступать к прелюдии. И наконец снял с нее очки.

Любила подмечать малейшие нюансы моего (и своего) поведения в постели. И если вдруг выяснялось, что я чего-то упустил, радовалась, как маленькая девочка, уличившая Деда Мороза в бороде из ваты. Например, разбирая по косточкам наш первый секс, когда я ненароком упомянул, что подметил ее оргазм и решил, что уже самому можно кончать, Ларик фыркнула:
— Пффф... ты один только заметил, что ли? Их три было вообще-то.

Да хоть десять! Буду только рад.

Любила резкость, напор, максимальную активность мужчины, сама же предпочитала лежать и кайфовать, даже в вопросе минета она намного чаще побуждала меня трахать ее в рот, чем сосала сама. Не припомню, чтоб взгромоздилась на меня и насаживалась амазонкой. Не годится для царицы на хую скакать, ага! Но, с другой стороны, может какие-то позы-растяжки были для нее болезненны и дискомфортны, а гордость секс-оторвы не позволяла в этом сознаться, кто может знать?

Иногда бывала противоречива, и упорствовала до последнего. Вот характерный пример. Как-то в пылу страсти я переусердствовал, и почувствовал, что зацеловывая яростно лицо, губы, шею, плечи, причинил ей боль, она аж пискнула, да и щетиной прошелся наверняка как наждачкой. Потом, при разборе полетов, извинился. Ларик тут же возразила:
— Да ну, о чем ты? Мне даже нравится боль. И не такое терпела.
— А давай тогда в следующий раз я принесу гель и попробуем лишить девственности твою попочку. Первый раз, ты знаешь, может быть больно. Вытерпишь?
— Запросто!

Представляете, да, мое зашкаливающее возбуждение перед «следующим» разом? Началось все нормально. Пососала, встала раком, выпятила попочку. Честно вытерпела смазку и проникновение одного пальца. На мои вопросы отвечала, мол, терпимо, давай уже. Но едва анус начал расширяться под напором головки, даже половина не вошла, как она молча, без стонов и криков, без телесных и словесных проявлений боли, отстранилась, спрыгнула с постели и... начала одеваться с явным намерением уйти. Мне стоило немалых усилий убедить, чтоб не обижалась, что раз по факту анал — не ее вид, то никто ее не будет насиловать и принуждать. По молчаливому уговору, этот фрагмент в «разборах полетов» мы не обсуждали, а напрасно. Мне думается, ей было не столько больно, сколько показалось, что вот-вот случится казус с недержанием, а признаться постеснялась. Так что, каюсь перед читателями, не сдержал я обещания выебать Ларика в жопу.

Еще два фрагмента, несколько отличающиеся от общей канвы наших типичных интимов, случились в ту самую единственную ночь, которую мы смогли провести вместе. После двух полноценных раундов с продолжительной беседой между ними, мы — усталые и довольные, уснули. Но спустя два или три часа я внезапно проснулся. То ли мозг дал команду члену не дрыхнуть, а воспользоваться близостью молодого горячего тела, то ли автономно вставший член потребовал от верховной власти пойти навстречу требованиям низов, но факт остается фактом. Я погладил Ларика по спине и попе, я поцеловал ее в затылок и плечи, я прошелся пальцами по разрезу между ягодицами вниз и дальше, я убедился, что естественной влажности должно быть достаточно для нормального внедрения, и на всякий пожарный смочив слюнями головку члена, лег на нее, стараясь не придавить своим центнером ее более чем наполовину меньший вес, и вставил. Шло, честно говоря, туговато. И если во время увертюры ее сопение было неизменно (она честно спала), если во время подготовки проникновения оно чуть поменялось и какими-то микродвижениями она легла поудобней для его осуществления (поняла в полусне, что ее сейчас будут трахать), то с началом фрикций каким-то кряхтеньем и бессловесным ворчанием дала понять, что ей дискомфортно, в то же время оставаясь в рамках ролевой игры «трахни меня спящую и бесчувственную». Я не стал долго мучить ее таким «пассивным насилием». Тихонько спросив о ...