Неяды. Пост скриптум

член.

— Мариш, извини! Прости за все это! Я тебе объясню позже, а сейчас давай уходить.

Мне показалось, что туман стал расползаться уже за пределы поляны. Я немного привстал, чтобы рассмотреть все лучше, и только сейчас до меня дошло, что делает Марина. Ее рука дрочила мой член.

— Войди в меня... — прошептала она и потянула за член.

— Блин, Марин, давай попозже. Надо бежать пока не поздно. Ты же не хочешь, чтобы эта стерва пришла в себя и нашла нас?

— Хо-о-очу-у-у, — Марина снова закрыла глаза и с придыханием стонала, — хо-о-очу... прямо... се-е-ейчас...

Она уверенно притянула меня за член к себе. Мне показалось, что она снова впала в бессознательное состояние. По крайней мере, на мои вопросы и просьбы она больше не реагировала, продолжая распаляться. Ее ножки обхватили меня, а головка члена уперлась в покрасневшие и горячие губки ее дырочки. «Чему быть, того не миновать» — подумал я и подался вперед бедрами. Я не знаю, что чувствовала моя девочка все это время, но внутри у нее творилось что-то невообразимое. Жаркие стенки влагалища волнообразно пульсировали и сокращались. Когда мой член оказался внутри, Маришка затряслась крупной дрожью и утроила децибелы своих стонов. Теперь, если Таня пришла в себя, она точно нас услышит. Но мне уже передался кураж моей возлюбленной, и я целиком отдался желанию, крепко прижавшись к ее горячему телу. Наш танец любви продолжался недолго. Бешенная стимуляция Маришкиной киски не дала моему члену ни единого шанса продлить удовольствие, и через минуту я со стоном выстрелил в нее горячей струей. Марина продержалась на несколько секунд дольше. Все ее тело свело судорогой, когда она забилась в очередном припадке удовольствия, не выпуская меня из себя. Потом все утихло. Тишину ночи нарушало только наше с Мариной частое дыхание, да шум ветра в кронах деревьев. Становилось зябко. Непонятно откуда у меня в голове появилась дурацкая мысль: «Наконец-то, мы сделали это на природе...»

Приблизится к берегу озера мы решились только с рассветом. Туман по-прежнему покрывал все окрестности озера, но это было уже обычное утреннее явление, а не та колдовская субстанция, что окружала нас ночью. Берег был пустынен. Возле бревна, на котором мы сидели, лежали наши велосипеды, валялось перевернутое закопченное ведро и объедки от раков. Наша с Мариной одежда, раскиданная вокруг, стала влажной от росы, и одевать ее было не совсем приятно. Я хотел было предложить разжечь костер, чтобы согреться и просохнуть, но отбросил эту мысль, решив, что лучше поскорее убраться отсюда. К моему удивлению Марина практически не задавала мне никаких вопросов. Она была сдержанна, но не показывала обиды или ревности. По дороге домой я сам ей рассказал о своем роковом походе и о том, кем стала та девушка Таня, дневник которой она недавно разорвала.

— Почему ты мне раньше об этом не рассказал? — спросила она меня тихо.

— Да ты бы и не поверила. Кроме того... я боялся твоей ревности...

— Да, не поверила бы, — согласно кивнула мне невеста, — я и сейчас с трудом в это верю.

— Теперь ты уйдешь от меня? — с тревогой задал я давно мучивший меня вопрос.

Марина впервые взглянула мне в глаза. И ее лицо вдруг озарила улыбка.

— Ты что? Я же уже распланировала сценарий свадьбы. А я своих планов никогда не меняю.

Я засмеялся искренним, радостным смехом. Больше мне ничего и не надо было слышать. Я схватил Маришку на руки и крепко прижал к себе.

Родители Марины деликатно промолчали, когда мы уставшие, вернулись домой. Видимо подумали, что молодым захотелось переночевать на природе. За неделю, пока мы гостили у будущих моих родственников, я с удивлением заметил, что любвеобильность моей невесты значительно повысилась. То, на что я не мог ее уговорить раньше, теперь происходило по ее инициативе. То вдруг во время работы в огороде она тащила меня за руку в небольшую баньку и радостно стягивала с меня штаны, то обвивала меня во время купания в озере и сообщала, что она без трусиков. Однажды я даже проснулся рано утром от чудесного минета, чего раньше она категорически не допускала. Уже в последний день перед нашим отъездом будущий тесть собрал всех за столом, на который водрузил огромную бутылку вина. Посиделки затянулись за полночь. И вдруг я заметил, что Маришку что-то тревожит. Она сидела очень скованная, сильно краснела, вздрагивала и отвечала невпопад. Я спросил, как она себя чувствует.

— Все хорошо. Кажется, я немного перебрала, — улыбнулась она, — я лучше пойду в комнату, полежу.

Я хотел пойти с ней, но изрядно захмелевший тесть разлил остатки из бутыли в два больших стана и попытался произнести какой-то мудрый тост, в смысле которого он сам скоро запутался, и закончил все банальным: «За женщин!»

Когда вино было допито, я поблагодарил Маришкиных родителей за теплый прием, и отправился в комнату. У самой двери меня остановили доносившиеся оттуда недвусмысленные стоны. Я оглянулся, убеждаясь, что тут больше никого нет, и тихо приоткрыл дверь нашей спальни. Маринка лежала на кровати. Ее чулки, юбка и трусики валялись рядом на одеяле. Расстегнутая кофточка обнажила возбужденные груди, одну из которых она сильно сжимала рукой. Пальцы второй ее руки утопали в розовой дырочке вагины и звучно хлюпали при каждом движении. Иногда ее стоны срывались на крик, и на всякий случай я тихо вошел в комнату и прикрыл дверь, чтобы не переполошить домашних. Зрелище было для меня дикое, но Маришка, кажется, не владела собой. Мне даже пришлось крепко закрыть ей рот ладошкой, когда она принялась кончать. Закончив извиваться на смятом одеяле, она медленно открыла глаза и посмотрела на меня.

— Я сильно кричала да? — спросила она, виновато улыбнувшись.

— Ну в Москве точно слышно не было, не переживай, — я скрестил руки на груди и смотрел на нее внимательно, ожидая объяснений. Но с ними Марина не спешила. Она медленно поднялась, застегнула кофточку на груди, вытерла краем и без того мокрого одеяла свои бедра и промежность, одела трусики, и, вздохнув, взглянула на меня.

— Это уже второй раз, — сказала она, — после того случая со мной что-то происходит. Я не могу себя контролировать... это такое дикое желание... нельзя никак совладать с ним... не знаю как объяснить.

— Может к врачу нужно показаться? — стал переживать я, вспоминая ту черную скользкую пиявку, что проникла ей внутрь.

— Ничего... я разберусь с этим, — отмахнулась Маришка, — давай спать. У меня жуткая слабость.

Когда мы вернулись в нашу прохладную городскую квартиру, меня посетило дежавю. Оставив Маришку в комнате разбирать вещи, я пошел на кухню, чтобы налить нам лимонад. Вернувшись в комнату с двумя полными стаканами, я обнаружил свою невесту сидящей на кровати со знакомым синим блокнотом в руке. Все как в тот раз, перед нашей поездкой. Только вот взгляд у Марины был скорее растерянный, чем возмущенный.

— Это... что? — спросил я.

— Дневник, — как-то равнодушно ответила Марина и захлопнула блокнотик.

— Тот самый?

— Тот самый...

— Ты же порвала его

— Как видишь, он опять на месте, — она растерянно передала мне книжечку, — там даже записей прибавилось. Почитай. Очень любопытно.

Я чуть не разбил бокалы с лимонадом, принимая из рук Марины синенький блокнот. Все страницы были целы. Всё та же пожелтевшая бумага. Всё те же ровные строчки Таниного почерка. Я перелистнул несколько страниц. Действительно, в конце дневника появилась новая запись. Почерк и чернила были одинаковыми.

«Мне все понравилось, любимый мой. Можешь считать себя свободным. Живите долго и счастливо, но не забывайте меня. Теперь-то мы чаще будем вместе. Тот маленький подарочек, что я вручила твоей благоверной, имеет небольшой секрет. Отныне, каждый раз, когда ты будешь любить ее, я буду чувствовать тоже самое, что и она. Так что делайте это почаще. Совет вам, да любовь!

P. S. Забыла предупредить. Эффект этот имеет и обратную связь. Когда мне будет хорошо, супруга твоя тоже не сможет избежать удовольствия.

Прощайте, друзья мои! А может, до свиданья!»