Две недели в родном городе. Часть 1

  1. Две недели в родном городе. Часть 1
  2. Две недели в родном городе. Часть 2
  3. Две недели в родном городе. Часть 3
  4. Две недели в родном городе. Часть 4
  5. Две недели в родном городе. Часть 5
  6. Две недели в родном городе. Часть 6
  7. Две недели в родном городе. Часть 7
  8. Две недели в родном городе. Часть 9
  9. Две недели в родном городе. Часть 10: Заключительная

Страница: 2 из 2

время учительницей в школе, но по характеру любит тишину и спокойствие, и, выбирая между грошовой оплатой в школе и такой же в музее, она выбрала второе. Есть у нее и вторая нормальная работа, тут уже зарабатывает столько, сколько сумеет завлечь людей в тур. поездки. Анна с тайной надеждой интересуется в этот момент, не планирую ли я отдохнуть в Египте или Таиланде, готовая при малейшей моей уступчивости вывалить ворох рекламных сведений о чарующих волнах Красного моря или не менее чарующих прикосновениях тайского массажа, но я отрицательно качаю головой, и она продолжает рассказ о себе.

Конечно, вся эта история не была мне рассказана за краткой встречей за столиком в кафе, но узнавая отдельные детали в разное время, как в Инете, так и во время личного общения, я составил именно такое представление и хочу именно сейчас обрисовать ее жизненную ситуацию.

А вот с семьей, детьми и внуками я не угадал. Родители ее умерли рано, одна за другим, в течение первого года после окончания вуза. Их было 3 сестры, Анна средняя. Старшая давно была замужем, жила с мужем и детьми отдельно. А младшая, вскорости тоже вышедшая замуж, сумела со своим мужем провести какие-то махинации с общим домом, по широте душе ли или недомыслию Анна подписала то ли дарственную, то ли отказ от наследства, дом был моментально продан, на вырученные деньги была «выиграна» грин-карта, и они свалили в США, попросив Анну пожить чуток у старшей сестры, пока они не получат гражданство и не оформят ей приглашение.

Минуло почти 15 лет, а приглашения как не было, так и не предвиделось. Будучи умной девушкой, Анна очень быстро поняла, что ее элементарно кинули, причем вроде бы самые близкие люди после потери родителей — сестра и зять. Но не озлобилась, продолжала жить в своем размеренном темпе в семье у старшей сестры. И когда спустя несколько лет грянул кризис, зять потерял работу, а выплату кредитов никто не отменял, в семье сестры стало не хватать денег, Анна решила, что приживалкой и нахлебницей она не будет. И станет зарабатывать деньги сама, пусть даже проституцией.

Ее сексуальный опыт на ту пору, ориентировочно в ее 35 лет, был минимален. Лет в 19, во время двухдневной увеселительной поездки за город студенческой компанией, она лишилась невинности с парнем, в которого не то что была влюблена, а просто нравился как мужчина. «Было не больно и не приятно, а скорее никак, и даже смешно» — рассказывала мне впоследствии Анна. «Я думала, неужели апофеозом любви, о которой я так много читала во всех великих произведениях мировой литературы, и жаждала пережить эти ощущения лично, являются именно эти торопливые и суетливые движения?» Парень очень быстро оставил ее, после второй встречи, и, по утверждению Анны, вполне справедливо. «Я выглядела тогда ужасно, не умела одеваться, краситься, злоупотребляла самыми несочетаемыми цветами одежды, косметики и аксессуаров. Считала, что мой возлюбленный должен любить меня только за мою духовную сущность, богатый внутренний мир, а внешняя красота и страстность в физической любви вторичны и даже не нужны».

Хороший секс у нее был со вторым партнером, когда той же дружной группой, в конце учебы в университете, они выехали в тур. поездку в одну из стран Прибалтики. «Высокий и красивый, спортивный и невозмутимый, я сама не поняла, чем привлекла его маленькая, толстенькая, аляповато накрашенная девчонка? Может, потому что накануне поездки я изучила культуру и искусство этой страны, могла поддержать разговор на достойном уровне, а не только в плане производимых товаров и туристических достопримечательностей».

Искренне забыв о своем сексуальном опыте трехлетней давности, она сказала невозмутимому прибалту перед началом секса, что девственна, и очень удивилась его удивлению, когда он тем не менее быстро выяснил, что она не девушка. «Да-да, я забыла, извини, ты второй» — сказала ему Анна и была сконфужена его громким, но не обидным, а добродушным смехом, с приговариванием «Ну конечно же, кто не первый, тот второй, ясное дело». Стараясь загладить свою вину перед таким симпатичным и понятливым мужчиной, Анна решила, что пусть он станет для нее первым в другом виде секса — оральном.

«А вот это мне уже понравилось, причем очень-очень! Целовать ствол и лизать головку; сосать то медленно, то быстро; вертеть членом во рту и языком вокруг него; имитировать глотание и покусывание; слушать стоны мужчины и ощущать подергивания его тела; осознавать, что это я, такая обычная, ничем не примечательная девчонка, не пользующаяся бешеным успехом у представителей противоположного пола, могу так возбуждать партнера и доводить до пика наслаждения; добывать семенную жидкость и глотать этот сгусток мужской энергии — было великолепно!»

Проведя с ним все пять ночей в гостиничном номере (дни были заняты обычным туристическим распорядком), Анна не провела с ним и трех вагинальных актов, все время минет-минет-минет, и один раз куни. «Физиологически я кончила, не могу ничего сказать, с точно такими же ощущениями, как от своей руки или струи горячей воды в душе. Но феерию секса, душевный подъем, полноценное наслаждение процессом я с тех испытывала и испытываю только от минета».

Перед днем отъезда, плача от переполняющих ее чувств, которые юная девушка сочла даром небес и вечной любовью, отсасывая в последний раз, путая слова родного и русского языка, признавалась в своих чувствах партнеру, обещая писать ему и звонить каждый день, заверяя его, что завершит учебу и переедет жить к нему, он сконфузил ее во второй раз. Сделал он это обидно на сей раз, но будем справедливы, так было надо. Чтоб девушка не влюбилась до беспамятства и не наделала глупостей. Засмеявшись над ее признанием, где звучали местоимения и «ты», и «вы», он уточнил:
— Так кого же ты любишь, Анна? Меня или моего... — он щелкнул по головке своего стоящего члена, который секунду назад она выпустила изо рта, чтоб более внятно говорить рвущиеся из глубины души слова.
Анна растерялась.
— И тебя... и его... Вас обеих, или обоих, или двоих, как правильней сказать, тьфу, что за сложный язык.
— Вот это, — он еще раз щелкнул по головке члена, — есть у любого мужчины. А любовь будет, когда ты полюбишь не «двоих или обеих» (передразнил с ее акцентом), а одного своего единственного и неповторимого. А пока что, соси, не отвлекайся!

Анна дососала. На тот момент обиделась, но в глубине душе понимала, что он прав. Ни в каком памятнике мировой литературы (даже в «Декамероне», а «Камасутру» она пока не читала) не говорилось о любви рта к члену, а только о любви девушки к юноше. «Я решила, что любовь плотская и любовь духовная не имеют прямой корреляции, и что коли суждено в моей жизни быть такому совпадению, то так и быть, а если не суждено — то любовь плотскую у меня уже никто не отнимет».

Несмотря на столь радикальные для молодой девушки воззрения, дальнейшие три года в ее интимной жизни не происходило ничего (окончив университет, она три года работала учительницей физики и иногда математики в средних классах самой обычной городской школы).

Следующие десять лет прошли под знаком вялотекущего служебного романа с директором упомянутого дома-музея, который был дальним родственником известного поэта и сам был поэтом-эссеистом-новеллистом, между нами говоря, очень и очень средней руки. Я не очень хорошо понял в свое время, то ли Анна вначале туда устроилась на работу и потом стала его любовницей, то ли вначале стала его пассией и потом только он ее туда устроил, но ее отзывы о ПЭН-директоре рисовали такой облик:

«Он был умнейшим и начитанным человеком, знал сюжетно и фабульно все мыслимые произведения всех авторов, о которых я когда-либо слышала. Он мог проанализировать любое литературное произведение с точки зрения историчности, правдивости, стильности, образности, он разбирался в музыке и живописи, архитектуре и языкознании, он был знаком и на дружеской ноге как с представителями власти, так и оппозиции, был уважаем в силовых структурах и среди криминалитета (тут скорей дело было в громком имени его знаменитого родственника-однофамильца, представьте себе отношение в России к пусть непрямому, но потомку Лермонтова или Есенина). Но за пределами литературно-художественного разговора он был ужасен. Он был вечным нытиком и вечным недовольным, ему не нравилась погода на улице и посуда в кафе, громкий смех молодежи на празднике и тихий плач женщин на похоронах; он постоянно жаловался на здоровье и не желал лечиться, потому что считал врачей знахарями, а знахарей — шарлатанами; он постоянно желал куда-то уехать, но не успев уехать, жаловался, как там плохо и как он соскучился по Родине.

Когда мы стали встречаться, я, поняв его характер, стала максимально сокращать прединтимное время, потому что он, не считая периода ухаживания, когда он рассыпался соловьиными трелями пытаясь соблазнить меня, так вот, когда я стала его любовницей, стал считать меня своим человеком, и вместо разговоров о высокой литературе и культуре, вместо рассказов о разных забавных и поучительных историях, бывших с великими сего мира, стал жаловаться, негодовать и ныть. Прекратить его нытье можно было одним способом — взять его член в рот. Он начинал получать кайф от сосания, а я ловила двойной — от того же сосания и его молчания. Третий кайф начинался после его кончания. Впав на короткое время в эйфорию от минета, он цитировал лучшие строки наших национальных и мировых поэтов, сравнивал меня с богинями и героинями, осыпал комплиментами и афоризмами, одним словом, снова представал передо мной галантным интеллектуалом, ради чего я и продолжала эту близость. Он тоже ценил меня, и как сотрудницу, и как любовницу, никогда не сказал худого слова, по-возможности, чтоб явно не бросалось в глаза, выписывал премии и дарил подарки. Мои 10 лет с ним — это 10 последних лет его жизни, его возраст от 50 до 60 лет, и я думаю, что он четко понимал, больше никогда у него не будет молодой любовницы (25—35 лет), а глядя на его тучную и вялую жену, трудно было поверить, что он с ней когда-либо занимается сексом, а тем более, чтоб она сосала ему член».

Последние рассказы автора

наверх