Звезда поневоле

Она сидела довольно долго, отходя скорее от моральной травмы, чем от физического страдания. К счастью, никто её не торопил. Когда же она вышла, Игорь Матвеевич буднично сообщил, что к операции всё готово, анестезиолог уже пришёл и готовится, и ей пора занять место на кресле. Только в этот момент Валя почувствовала страх перед самой операцией, позабыв на время о том, что она голая, что при операции будут присутствовать трое мужчин и что все этапы её унижения записываются на камеру.

С тяжёлым чувством она забралась на кресло. Ей хотелось поставить ноги на твёрдую опору, чтобы не держать их на весу, но единственным вариантом оказалось положить их на подколенники. Прикрыться она снова не посмела, но, к счастью, доктор, проникнувшись, видимо, её страданиями, достал простынку и набросил на неё. Это оказалось весьма кстати: хотя в кабинете было довольно тепло, она начала уже немного дрожать — то ли от страха, то ли от стыда, то ли от того и другого одновременно. Наконец, дверь отворилась, и вошёл ассистент-анестезиолог.

Валька взглянула на него и обомлела. Это был тот самый сосед, которого она встретила сегодня утром на лестнице. В который уже раз, её щёки залил яркий румянец. Одно дело, когда свидетелями твоего позора становятся люди незнакомые, которых ты больше, может быть, в жизни никогда не увидишь. Совсем другое, когда таким человеком становится знакомый. А когда ты с этим человеком встречаешься иногда по нескольку раз на дню... Теперь она знала, как его зовут — доктор называл его имя — Семён Михайлович. Как Будённый, точно, подумала она и вспомнила знаменитые будённовские усы, на которые были так похожи усы соседа. Тот, похоже, тоже был обескуражен.

— Здравствуйте, — вымученно промямлил он и добавил: — кажется, мы знакомы.

Это было совершенно излишним. Зачем, если даже и так, кому-то ещё знать об этом? Тем более, что считать это знакомством можно с большой натяжкой. Она поморщилась и сказала:

— Не уверена, что это можно назвать знакомством, впрочем... — она на мгновение задумалась, и тут неожиданно Шура, до сих пор молча трудившийся у своего трёхногого монстра, отвлёкся от своего занятия и, ухмыляясь, вставил:

— Конечно, у нас тут не повод для знакомства, но я всё же представлюсь — Александр Петрович, можно просто Шура.

— Семён Михайлович, — поздоровался вновь прибывший и пожал протянутую руку, — мне Игорь Матвеевич про Вас говорил.

Валька не вполне поняла фразу Шуры, но сочла нужным тоже представиться:

— Валя. То есть Валерия. Ивановна.

Семён Михайлович подошёл к ней и задал несколько малозначащих, как ей показалось вопросов, про то, чем она болела, какие принимала лекарства, чем занималась и всякую подобную ерунду. После этого он удовлетворённо покачал головой и сказал, что готов. Валька спросила, какой будет наркоз. На это её собеседник ответил:

— У Вас будет отключена чувствительность нижней части тела, будете в сознании, будете видеть и слышать, что происходит, но всё это в состоянии дремоты, почти как во сне. И больно не будет. А потом, когда проснётесь, может быть, ничего и не вспомните. Да и вообще не волнуйтесь — операция простая, длится минут пять-десять, Игорь Матвеевич — врач опытный, так что всё у Вас будет хорошо.

После этого Игорь Матвеевич снял с неё простынку и пристегнул ей руки и ноги. На её беззвучный вопрос он ответил, что это — на всякий случай, чтобы она не дёрнулась случайно в ответственный момент. Затем он смочил спиртом ватку и стал протирать ей живот, бёдра и, в конце концов, добрался до промежности. Она закрыла глаза. Лёжа на спине, обнажённая, привязанная, с разведёнными ногами и раскрытым для обозрения лоном, она почувствовала себя, как будто она — кукла, вещь, выставленная на продажу, которую можно осмотреть, потрогать, ощупать снаружи и внутри... Чувство стыда было невыразимым, и, в довершение ко всему, она вдруг поняла, что хочет писать. Желание оказалось настолько острым — она подумала, что не вытерпит и, смущаясь, призналась доктору, что хочет в туалет. Тот в ответ уточнил, что ей нужно по-маленькому, слегка повернул кресло вниз, достал какую-то белую посудину и предложил ей помочиться прямо туда.

К этому моменту, стыд, который она испытывала, достиг такого уровня, что уже не воспринимался сознанием. Она, как сомнамбула, собралась уже выполнить указание доктора, но, увы, ничего не получалось — видимо, работала некая блокировка в голове. В то же время давление в мочевом пузыре нарастало. Видимо, поняв её затруднение, Игорь Матвеевич сказал что-то ассистенту-анестезиологу (она не расслышала, что именно), и тот достал откуда-то длинную резиновую трубку. Доктор немедленно протёр её чем-то, затем велел ей расслабиться и... она ощутила, как в неё что-то входит. Это было не столько больно, сколько неприятно, но неприятное ощущение быстро прошло, она услышала негромкое журчание и почувствовала облегчение. Затем доктор вытащил трубку, ещё раз протёр ей промежность, и операция началась.

Как и обещал Семён Михайлович, сама операция запомнилась ей плохо. Сначала ей вкололи что-то в вену на локте, потом картинка слегка поплыла, и она ощутила какое-то необычайное спокойствие, как будто всё это происходит не с ней, здесь и сейчас, а давным-давно с кем-то посторонним. Позже ей вспоминалось, как доктор копошился между её ног, что-то говорил, брал и отдавал, кажется, ассистенту, какие-то предметы, но при этом всё происходящее воспринималось как бы сквозь пелену и как будто её не касалось. Не только боли она не ощущала, но и другие чувства были притуплены. Времени она тоже не чувствовала — это странное действо могло продолжаться долгие часы, или, наоборот, считанные секунды...

В конце концов, Валька очнулась и обнаружила себя лежащей на кушетке и накрытой простынкой. Голова постепенно прояснялась, но появилась тянущая боль в нижней части живота. Поблизости никого не было. Она поняла, что всё кончилось, и заплакала.

* * *

Время, говорят, лучший лекарь. Для нашей героини эта сентенция, судя по всему, подтверждалась. Чем дальше отодвигались события того злосчастного лета, тем спокойнее она на них смотрела. Через пару недель она вновь посетила доктора Воробьяненко, чтобы окончательно убедиться в том, что аборт прошёл успешно, без осложнений. Платить ей не пришлось — странный спонсор заранее оплатил повторную консультацию и пропал. По крайней мере, в этом её не обманули — спасибо и на том.

С Пашкой она встречаться прекратила. Тот пытался позвонить ей пару раз, но она была с ним сурова и дала понять, что возврата к прежнему не будет. Зато познакомилась и даже подружилась с усатым соседом Семёном Михайловичем, тем самым, который так некстати оказался анестезиологом в клинике «Меломед». Он приходил к ним пить чай по вечерам, и даже сумел, видимо, внушить доверие её матери, которая, хоть и ворчала по-прежнему по поводу мужиков, ни на что не годных, кроме... , но в ворчании этом слышались уже нотки беззлобные, если не сказать — умиротворённые.

С подачи Семёна она поступила учиться в расположенный недалеко от дома медицинский техникум. Он сказал, что помогать больным — дело благородное, с одной стороны, а с другой — люди болеть не перестанут, и те, кто будет их лечить, всегда будут иметь на хлеб с маслом, особенно если работать не в государственной структуре. Валька не знала, придётся ли ей по душе медицинская профессия, но решила попробовать. Поначалу учёба шла трудно, но постепенно она втянулась, и к концу первого года обучения стала даже одной из лучших студенток.

Однажды она возвращалась домой после занятий и повстречала своего одноклассника — Федьку со смешной фамилией Востриков. В школе они не очень ладили, какое-то время сидели за одной партой и постоянно ссорились. В конце концов, классная их рассадила....  Читать дальше →