Как меня женили. Часть 4: Ее родители

и налил себе кофе. Затем предложил ему, но он сделал вид, что не заметил этого. Я пожал плечами и сел к столу.

— Только у этого колечка должна быть пара, — проговорил он, позволив мне сделать первый глоток кофе.

— У него есть пара, — кивнул я, — просто я кольца не люблю. Пару к ее кольцу я ношу в кармане.

— Ах, вот оно что, — протянул он. — Значит, этот перстень не имеет к тому никакого отношения? — с этими словами он вынул из нагрудного кармана рубашки отцовский перстень.

Я машинально потянулся к карману брюк.

— Вижу, ты его узнал, — криво улыбнулся Иван.

— Откуда... он у тебя? — спросил я, не сумев сдержать дрожь в голосе и мысленно проклиная себя за беспечность.

— Вспоминай, — теперь его улыбка стала торжествующей.

А я стал судорожно перебирать в памяти, когда я в последний раз видел этот перстень. В день, когда мы приехали сюда, я давал свой платок Светкиной маме — тогда он выпал из кармана, но я его подобрал, а потом... Я вдруг почувствовал, как побледнел. Нет! Только не это... В следующий раз я вынимал платок в больнице, над койкой Ивана... Дьявол...

— Я нашел его в своей постели утром, после того, как пришел в себя, — проговорил он, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Я стал вспоминать, у кого я мог видеть этот перстень, даже расспрашивал медсестру, кто меня навещал, пока я был без сознания. Она божилась, что ко мне никто не приходил, да и не пустили бы никого в реанимацию, кроме родственников. А потом мне вспомнился странный сон — парень с длинными черными волосами стоял, склонившись надо мной. Я очень хорошо запомнил его лицо. И вот, я приезжаю домой и — что я вижу? Того самого парня! И моя сестра держит его под локоток!

Я вздохнул. Мда, ситуация. И что мне делать? Убить его, чтобы он никогда и никому не рассказал об этом? Стереть ему память и по-тихому отобрать кольцо? Или угрозами заставить вернуть и клятвенно пообещать, что он никогда и никому ничего не расскажет? Дьявол...

— Что ты хочешь? — спросил я, промокнув платком пот со лба.

— Правду, — ответил он. — Я хочу знать, что ты делал в больнице. И еще больше я хочу знать, почему после твоего посещения я пришел в себя...

— Правда — понятие растяжимое, — проговорил я задумчиво, — и эфемерное. Ты уверен, что хочешь обменять вполне реальное и совсем недешевое кольцо на нечто, что ты не сможешь потрогать руками? Кроме того, правда это такая штука — сегодня она стоит дорого, а завтра за нее и ломаного гроша не дадут. Правда может измениться сама, а может измениться твое восприятие правды. В конце концов, ты можешь забыть эту самую правду, и тогда ты останешься ни с чем...

— К чему ты клонишь? — он посмотрел на меня с недоверием.

— Я предлагаю тебе в обмен на кольцо нечто осязаемое, что останется с тобой до самой твоей смерти...

— Конкретнее... — он прищурился.

— Ноги... возможность ходить... и не только ходить — бегать, прыгать, танцевать, плавать, заниматься любовью и не видеть этих снисходительно-сочувствующих взглядов...

— Ты... можешь... ? — он облизал вдруг пересохшие губы.

— Я бы не предлагал, если бы не мог, — я сделал еще глоток кофе, чтобы скрыть торжествующую улыбку. Правду ему подавай. Ага, сейчас, только шнурки поглажу...

Он опустил голову, будто ища подсказку на светлом линолеуме с невнятным рисунком.

— Если ты вылечишь меня, — проговорил он медленно после долгих и явно мучительных раздумий, — я никогда не узнаю правду...

— Зато ты будешь вполне нормальным и здоровым человеком, — я пожал плечами. — Думай, что тебе дороже и нужнее — умение передвигаться на своих двоих или знание чего-то, чем ты никогда не сможешь воспользоваться?

Терзания... как мне это нравится! В такие моменты я даже понимаю деда — так приятно наблюдать процесс выбора между «да» и «нет», между разумом и эмоциями, между «хочу» и «надо»...

— Хорошо... — произнес он, наконец.

Я протянул руку. Он вздохнул и положил перстень на мою ладонь. Я спрятал его в карман, допил свой кофе и поднялся.

— И когда ты собираешься меня лечить? — он развернулся на своей коляске, преградив мне выход из кухни.

Я улыбнулся и щелкнул пальцами:

— Исполнено...

Он смотрел на меня с недоверием:

— Я ничего не чувствую... Ты обманул меня!

Я молча вынул из кармана рубашки булавку для плаща и с размаху вонзил ему в правое колено. Он взвыл от боли и посмотрел на меня со злостью... А потом расхохотался. Я вытер булавку о штанину и спрятал ее обратно в карман.

— Завтра я покажу тебе упражнения для восстановления тонуса. Если будешь все делать правильно, через месяц ты уже сможешь встать на ноги, а через два начнешь передвигаться самостоятельно, — проговорил я спокойно. — А если убедишь свою мать делать тебе массаж, пойдешь ты и того раньше...

— Спасибо... — прошептал он со слезами на глазах и вдруг припал к моей руке губами.

Я поморщился, но руку не отнял. Иногда приятно почувствовать себя богом...