Печать её Хозяина

Помнится, Дженни была давно обещана татуировка, да? Так вот, Майкл наконец-то добрался до осуществления этой затеи.

Для сегодняшнего сеанса на тебя надели — создавая контраст — белые чулки на резинке: не то чтобы плотные, но и не тончайше невесомые, как обычно. Скорее, полупрозрачные. И белый же бюстгальтер без чашек, высоко подымающий открытые груди, когда ты стоишь вертикально на ногах, но сейчас просто обрамляющий набухшие полушария и позволяющий им колыхаться, потому что ты расположилась на четвереньках на кровати, покрытой розовой тканью: упругой, скользящей, но непромокаемой и даже водоотталкивающей (на случай, если что-нибудь из тебя прольётся). По приказу своего Хозяина, а сегодня — скорее и прежде всего — Художника, широко расставляешь ноги. Вся в белом, так сказать, на руках ведь тоже белые перчатки по локоть, только на глазах — плотная повязка: неоконченной работы тебе как модели видеть не положено, хотя ты и успела заметить перед тем, как завязывали повязку, яркий свет и большие зеркала по обе стороны от ложа, над которым твоему телу суждено потерять ещё одну невинность. Но где именно? Как? Что за узор угодно нанести Повелителю на свою покорную рабыню и служанку? Впрочем, сегодняшний белый цвет — прекрасный фон для чёрного и багрового: даже с повязкой на глазах и спиной к Мастеру, ты каким-то внутренним зрением уже видишь, предощущаешь себя, обновлённую, именно в этих цветах.

Лишь только последний вопрос, от которого и так уже изнемогающую от любопытства и страха Дженни буквально взметает к вершинам вожделения:

— А больно-то будет?

И первые капли сладостного сока орошают девственно сухую до той поры простыню. А твой Живописец... (Это как, пишущий по живой коже? Или даже писающий? — всплывает где-то на обочине сознания несуразный и столь неуместный сейчас вопрос, хи-хи!).

А невидимый, но властный и полнящийся творческим вдохновением живописец и творец, вернёмся к нему, — он словно угадал нетерпение своей модели, её готовность — и ты ощущаешь, как сильные и уверенные пальцы Мастера начинают разминать твои ягодицы, втирая в них специальное масло с резким и необычным запахом. В сгустившемся в одночасье воздухе витают ароматы пряные, хвойные, но одновременно и ещё что-то совершенно медицинское, вызывающее в памяти воспоминания об операционном зале, если даже не о родильной палате...

— Да, Властитель, да, умоляю! Моя попка так истосковалась по хозяйскому клейму, знаку принадлежности Господину. Ваша сексуальная игрушка так мечтала об этом, хотя и не смела надеяться. Вся во власти Мастера, покорный холст для его нестерпимо жалящей кисти...

Откликаясь ли на смиренную просьбу Джейн или следуя своему собственному творческому плану, который так счастливо с ней совпал, но Майкл отрывает наконец свои руки от застывших в предожидании женских ягодиц. И вот уже в мягкую расслабляющую музыку, сопровождавшую сегодняшний сеанс с самого начала, вплетается новый звук, а точнее даже негромкое зудение, в первый момент повергающее в ужас. Так имеют обыкновение жужжать бормашины, эти немилосердные орудия пыток в руках садистов-стоматологов. Но сейчас ведь зубам девушки ничто не угрожает, да? Сами-то зубы сводит до скрипа, даром что и вонзить-то их не во что: сегодня во рту Дженни нет никакого кляпа, хотя обычно Хозяин такими игрушками не гнушается...

Впрочем, додумать эту мысль до конца она не успевает, ощущая первый укол стремительно вращающейся иглы в левую округлость своей многострадальной попки.

— Ой, бля! Как стра-а-а-ашно-то...

Боль пугает в первый момент, но постепенно привыкаешь к ней, по мере того, как загадочная вязь уколов и царапин покрывает всё новые и новые площади самых нежных участков её тела, покорного и беззащитного: податливый холст в руках требовательного, но гениального художника. Но что же, всё-таки, где и как — страшно любопытно. И чем любопытнее, тем менее страшно.

Ты вспоминаешь, как Майкл учил тебя «читать кожей», прорисовывая едва ощутимыми прикосновениями острого ножа буквы на спине. Угадывая литеру «А» в сходящих от ягодиц к основанию шеи царапинах, которые стянула потом болезненная поперечина на поясе. И следующую «Н» в двух тончайших вертикальных прорезях от лопаток к трепещущим от наслаждения «полупопиям», а поперечный штрих как-будто бы Хозяин даже и не убирал. Ну а то, что завершится эта азбука буквами «У» и «С», можно было предсказать, даже и не читая.

Но нет, сегодня речь идёт явно не о тексте — недаром же говорится, что лучше один раз увидеть, чем сто или даже двести, сами слышали... эротические истории sexytales Конечно, глаза на заднице встретишь разве что на картине у какого-нибудь авангардиста-извращенца типа Сальвадора Дали или Рене Магритта, но есть, есть у тебя, моя несравненная Джейн, эзотерическое умение «чуять жопой», за что и люблю вас обеих.»Ты видишь, ты знаешь, ты чувствуешь кожей«, как писал когда-то поэт, какой именно муаровый узор ложится сейчас на твои упругие полусферы. И чёрный алмаз-амулет, отзываясь влекущему напряжению похоти, до боли стягивает свою золотую цепочку на талии.

— Какой такой Наталии? — ревниво вскидывается внутренний голос. Но мы его, зануду, слушать не будем, потому что творческое вдохновение Мастера ведёт иглу и аспидно-чёрную тушь от твоей несравненной исколотой попки уже куда-то дальше. Ниже и глубже.

— А-а-а-а!

Хотя Дженни давно уже мокра от возбуждения, но вонзающийся в неё толстый упругий цилиндр повергает в первый момент в истерическое предоргазменное содрогание не только похотливую писечку, но и её хозяйку. Мгновение, и острый приступ боли от неожиданности сменяется сладострастными стонами, которые, впрочем, Хозяин тотчас же пресекает властным окриком:

— Стоять! Ты куда это понеслась, кобылка резвая моя? Я ещё рисунок не закончил. Стоять не шевелясь, не дёргаясь — а не то так взнуздаю, что мало не покажется.

Девушка уже не первый год в услужении у Господина, отменно им выдрессирована и порядок знает. А потому смиренно замерла на своих четырёх, широко расставив ноги, и лишь наслаждается тем, как болванка, повинуясь сжатому воздуху, который потихоньку подкачивает Мастер, всё шире и шире распирает её сочную и ко всему привычную пизду, выворачивая наружу набухшие от возбуждения нижние губки. Чтобы через минуту понять наконец, зачем художнику понадобилось провести её через эту сладкую пытку: именно на них, на обрамляющие вход в пещеру упругие валики плавно перетекает теперь творческое вдохновение Майка. А вместе с ним — и надсадная боль визгливого дуэта иглы и чернил.

Но боль эта теперь уже не пугает, а только возбуждает разохотившуюся модель, по самым интимным местам которой — то справа, то слева, и всё дальше, всё ниже... Ой, а теперь уже и выше! Невидимый болевой узор перевалил за экватор девичьей промежности и теперь неотвратимо подымается по её телу вверх: к клитору, к лобку, если даже не к чёрному алмазу. Магический амулет на обёрнутой вокруг талии Дженни цепочке притягивает желание и распространяет его по всему телу, заставляя покорную модель мелко вибрировать в такт игле, влекомой рукой Хозяина.

Джейн уже давно догадалась, какой именно узор вышивает по её сокровенным местам Майкл, и вовсе даже не крестиком.»Была я белошвейкой и шила гладью. — вспоминается ей старая песенка, и девушка похотливо хихикает про себя. — Потом пошла в театр, и стала... Актрисой!«.

Хотя с этим, как раз, проблем нет: отпетой блядью к услугам своего Господина она стала уже давно. К услугам — и на радость ему. Но только ему и никому другому, заметьте!

— Отлично, дорогая! — Мастер, судя по голосу, доволен собой и работой, но при этом донельзя сосредоточен. — Теперь расставляем ножки пошире... а попку отклячиваешь вверх. Остаются ...