Как меня женили. Часть 1: Западня

— Фарит Тимурович, — склонилась к моему столу Ирина. Да как склонилась! С того места, где я сидел, мне открывался чудесный вид на ее обнаженную грудь, подтянутый животик и даже на маленькие шелковые трусики, — что-то вы такой печальный каждый раз, когда пообщаетесь с этим физруком.

Я не без труда поднял глаза и посмотрел ей в лицо. Грубо, очень грубо. Он бы сделал все намного тоньше, и я бы точно не устоял. Нельзя вот так сразу демонстрировать всю свою красоту, пусть даже зрелище действительно завораживающее.

— Ну что вы, Ирина Федоровна, — я улыбнулся и накрыл ладонью ее пальчики, которыми она упиралась в край моего стола. Она судорожно вздохнула, и на ее щечках заиграл легкий румянец. — Виталий Анатольевич просто относится к той породе людей, которые считают своим долгом, во что бы то ни стало обратить на путь праведный всех грешников и иноверцев. Я, по его мнению, несчастная заблудшая овца, которая никогда не узнает покоя, — легкое поглаживание. Она напряглась, и мне теперь было хорошо видно, как встали торчком ее сосочки и как по упругой, но, увы, увядающей коже, побежали мелкие мурашки. Я усмехнулся и убрал руку. Она шумно выдохнула сквозь стиснутые зубы, будто выпуская скопившийся внутри пар. — Ему невдомек, что для меня заблудшая душа не я, а он, и что у меня аргументов, которые могли бы обратить его в мою веру, куда больше, чем у него. К тому же, в наших религиях намного больше сходств, чем различий. Поэтому я не расстраиваюсь после разговоров с ним. Мне просто его жаль — он хороший парень, который никак не найдет правильные ориентиры.

— Вы так добры, — вздохнула за своим столом Светлана Павловна и вдруг, словно опомнившись, снова покраснела до корней волос.

— Я вовсе не добрый, — улыбнулся я и потянулся.

Черт, если так пойдет и дальше, я просто взорвусь. Надо отвлечься от этих баб.

Да, мне крупно повезло — в учительской, где мне выделили место, все дамы были как на подбор стройные и сексуальные. И, так как я в их змеином гнезде единственный мужчина, да еще и молод и хорош собой, каждая из них считает своим долгом показать, что я ей небезразличен. А я? Да что я! Мне поставили ультиматум — никаких служебных романов. Даже никаких интрижек на работе! Разумеется, плевал бы я на все их ультиматумы, если бы не он...

А они ведь из кожи вон лезут. Думают, я не заметил? С тех пор, как я появился здесь, у них стало дурным тоном носить нижнее белье! Духи только с феромонами, украшения только чтобы подчеркнуть природные прелести... «Ах, Фарит Тимурович, вы же живете один? Ну, кто о вас еще позаботится, как не родной коллектив!» — как правило, после этих слов мне в руки буквально впихивают полтонны котлет, булочек, пирожков, пряничков. Слава Хаосу, хоть борщей в баночках пока не было!

— Доброе утро, — от очередной демонстрации груди и прочих богатств Ирины Федоровны меня спас жесткий голос Людмилы Эрастовны.

Светлана улыбнулась старшей коллеге, виновато кивнула Ирине и в мгновение ока испарилась. Ее французский шарм тут же вытеснил строгий англо-саксонский порядок Людмилы.

Ирина также кисло улыбнулась, демонстративно поправила платье, с грохотом выдвинула ящик стола, в котором она хранила книги и наглядные пособия, схватила всю стопку и пружинистым шагом вышла в коридор.

— Доброе утро, Людмила Эрастовна, — я не смог сдержать вздох облегчения, хотя обычно в ее присутствии чувствовал себя более чем просто скованно.

— Угу, — не глядя на меня, ответила она.

— Фарит Тимурович? — в кабинет, улыбаясь во все тридцать два жемчужно-белых зуба, заглянула Сара Игнатьевна, завуч старших классов.

Во всех отношениях потрясающая женщина. Потрясающая, прежде всего, своими размерами и формами. Имея рост не более полутора метров, она умудрилась вырастить себе талию примерно такого же обхвата. Как говорится, легче перепрыгнуть, чем обойти. У нее было несколько математических прозвищ, за каждое из которых острословов, которые их придумали, можно было без проблем отчислить из школы и тут же зачислить на второй курс любого технического вуза. Лично я для себя называл ее Сарочкой, грассируя.

Она не без труда протиснулась в узкую дверь и тяжело опустилась на стул у моего стола. Я поднял на нее глаза, сняв очки и потерев переносицу.

— Фарит Тимурович, — проговорила она, отведя глаза в сторону, — у вас сегодня, кажется, четыре урока.

Я кивнул:

— Три, начиная со второго. Я заканчиваю в половине первого.

— Не могли бы вы задержаться после уроков? — она вдруг покраснела. — У меня день рождения, и я хотела бы видеть вас среди моих гостей.

— Разумеется, Сара Игнатьевна, — я с трудом сдержался, чтобы не грассировать, обращаясь к ней.

— Вот и отличненько, — заулыбалась завуч и звонко чмокнула меня в щеку.

— Какой вы галантный кавалер, — без тени улыбки произнесла Людмила, едва дверь за Сарочкой закрылась.

— Какой есть, — я пожал плечами и уткнулся в тетрадь, которая уже несколько минут лежала передо мной раскрытая.

— А так как вы непьющий, будете нас сегодня по домам провожать, — она обернулась ко мне и поправила очки.

— Для этого уже давно придумали такси, — буркнул я.

Она презрительно хмыкнула и вышла в коридор.

Почти сразу после ее ухода прозвенел звонок. За дверью послышался торопливый топот десятков ног, а затем все стихло, лишь изредка до меня доносился свист и крики из спортзала.

Прошло примерно пол урока, и я проверил около трети контрольных, когда дверь учительской снова скрипнула, и в кабинет заглянул круглолицый румяный буфетчик Ромчик.

— Здорово, — сказал он, убедившись, что я один.

— Проходи, — я отложил ручку и потянулся.

— Хе, а тебе идут очки, — улыбнулся Ромчик и плюхнулся на стул, на котором не более двадцати минут назад восседала Сарочка.

— Спасибо, — кивнул я. — Какие новости?

Он вздохнул:

— Голяк. Мне вообще кажется, что мы здесь теряем время в пустую. А у тебя?

— Та же фигня.

— Ну, мало ли, может, этот дурачок Васек тебе чего-то рассказывал...

— Этот дурачок при каждом удобном случае пытается меня убедить в том, что ислам это религия рабов и фанатиков.

— Хе, а ты ему не говорил, что любая религия предназначена лишь для того, чтобы подавить индивидуальность и заставить человека делать то, что он сам делать не хочет?

— Ага, может, ему всю космогонию надо было описать? — я ухмыльнулся.

— И не забыть о том, что все это существует лишь благодаря нам.

— Думаешь, этот болван поверил бы?

— Явил бы ему какое-нибудь чудо, — Ромчик передернул плечами.

— Да ну его, — я вздохнул. — Честно говоря, меня все это начинает бесить. У меня уже месяц не было секса, а эти кошки недотраханные так и липнут ко мне. Еще немного, и я не выдержу.

— Тяжко тебе приходится, — он хлопнул меня по плечу и поднялся. — И у меня такое ощущение, что в этом ничего нет. Пустышка.

— Нет, здесь точно что-то есть, — я тоже встал из-за стола и отошел к окну. Ветер гнал по небу рваные серые тучи, срывал листья с деревьев и гонял их по асфальту. Сентябрьское солнце слабо пригревало мои щеки через стекло. — Здесь точно что-то есть, — повторил я.

Он положил руки мне на плечи и коснулся губами моей щеки:

— Ну, есть и бог с ним, — жарко выдохнул он мне в ухо.

— Перестань, — я передернул плечами и сбросил его ладони.

— Да ладно, тебе ведь это сейчас нужно, — он обнял меня за талию и обжег горячим дыханием шею.

— Отвали, — прошипел я в ярости.

Он вздохнул и опустил руки.

— Не смей. Слышишь? Никогда не смей предлагать мне это, — проговорил я, не оборачиваясь. — Забудь о том, что тогда произошло. Это было ошибкой.

Он снова вздохнул и направился к двери.

— Тебе что-то оставить? — спросил он тускло уже на пороге.

— От вас сегодня корицей пахло, — буркнул я.

— Хорошо, — ответил ...  Читать дальше →