Не потеряй веру в тумане

Ромка возвращается через час, бросает на подростка странный взгляд. Выгружает продукты и водку, запирается с Зинкой в комнате. Сергей подскакивает к двери, пытается подслушать. После того, что там произошло, он считает себя вправе знать, о чем они шепчутся.

— Ну? — спрашивает Ромка.

— Все нормально, — отвечает Зинка, — через месяц все будет готово.

— Это хорошо. Холода скоро. Не хочу мерзнуть бобиком, как прошлой зимой.

Он долго моется на улице в ведре, раздевшись по пояс. Сергей видит, как вода приобретает розоватый оттенок.

— Здоровый конь попался, — бормочет Ромка.

Мальчишки разводят костер, готовят курицу, разливают водку. Остаток денег вожак прячет.

Ромка подходит к Сергею со стаканом в руке.

— Пей, молдаванин. Тебе надо. Только не переборщи, а то завтра тяжко будет.

Зинка выходит из комнаты красивая, как кукла, садится рядом с Ромкой, уютно устраивается под его рукой. Сергей втягивает голову в плечи, выпивает водку. На голодный желудок сразу пьянеет, смотрит на свою нечаянную любовницу хмельными глазами, глупо улыбается. Ромка перехватывает его взгляд, ухмыляется с папиросой в зубах, прижимает Зинку крепче к себе. Широкой ладонью накрывает ее грудь, проникает за ворот платья, поглаживает соски. Сергей вспыхивает, отводит глаза.

— Ты ешь, парень, ешь, — советует Ромка, — а потом спать иди.

Мальчишки перепились, Сашка блюет в огороде, матерится и стонет. Димка спит, засунув одну руку в штаны. Странно, но Сергей ни разу не видел Ромку пьяным.

— Эх, — весело говорит тот на следующее утро, — тряхнем стариной.

Разламывает лезвие надвое, потом еще раз, разминает пальцы и подмигивает Сергею.

— Давненько я сам на такие дела не ходил. Да вас, ослов, кормить надо.

— Димка, Сашка, — орет в открытое окно, — хватит дурью маяться. На вокзал пойдем. На рынке вас, мудаков, спалили.

Мальчишки влетают гурьбой в комнату, смотрят на него горящими глазами. Поразительно, но они любят его, как отца или старшего брата. Димка опять хлюпает носом. Ромка внимательно осматривает его.

— Если удачно сходим, купи себе обувку. А то сдохнешь зимой, как Петька.

Подходит к Сергею, присаживается на корточки, осматривает руки.

— Больно? — спрашивает без заботы в голосе.

Сергей мотает головой.

— Это хорошо. Я тут проконсультировался кое с кем. Через пару недель буду повязки снимать, лекарств тебе куплю. Береги руки, чемпион.

Хлопает подростка по плечу и, окруженный галдящими пацанами, выходит из дома.

Сергей остается сидеть в углу, положив забинтованные ладони на колени и прислонившись затылком к деревянной стене. Закрывает глаза, останавливает время внутри себя. Ему больше не снится мать, он начинает забывать ее лицо. С усилием вызывает в памяти материнскую улыбку, на миг проваливается в дрему. Просыпается от того, что кто-то расстегивает ему рубашку. Зинка сидит перед ним на коленях, заманивая омутом зеленых глаз.

— Пойдем со мной, — кивает в сторону комнаты.

Окно завешано драным одеялом, отчего в комнате полумрак.

— Раздевайся, — обвивает сзади руками за талию, проворно расстегивает ширинку.

Помогает раздеться полностью. Он чувствует, как к спине и ягодицам прижимается горячее женское тело. Она оглаживает его по груди и животу, шаловливо перебирает волосы на лобке. Сергей коротко постанывает.

Девушка обходит со спины, оказывается перед глазами, кладет руки на плечи, перебирает пальцами у основания шеи. Наклоняет к себе его голову, прижимается губами к губам. Он чувствует тепло между их животами.

— Ты такой красивый, — отстраняется от него тогда, когда он уже почти готов кончить, — надо уметь этим пользоваться.

Отходит спиной к постели, ложится, разметав по грязной простыне белые волосы.

— Иди сюда.

Ей шестнадцать лет. Три года назад Ромка забрал ее, измученную насилием, из детского дома. Она попала туда после того, как умерла ее мать, и вечно пьяный отчим решил, что двенадцатилетняя девочка сможет заменить ему женщину. Соседи услышали ее крики, когда Зина рожала в первый раз.

Сначала Ромка хотел отправить на трассу, но, заглянув в перепуганные глаза, понял, что незачем было ее для этого вытаскивать. Ее надолго не хватит. Смотрел на нее по ночам, решал свою и ее судьбу. Отворачиваясь к окну, бил кулаком в деревянную стену. Он ненавидит насилие, и красивая глупая кукла осталась с ним.

Сергей осторожно опускается рядом, опираясь на локти. Вспоминает Ольгу и детину в школьном коридоре. До звона в ушах хочет прикоснуться к белой груди, украшенной темной выпуклой точкой. Забинтованные руки мешают, и с тихим стоном он падает губами на манящее полукружие. Она выгибается, прижимает к себе его голову, зарываясь пальцами в отросшие темные волосы. И когда его разорванное сознание уже готово покинуть тело, отлетая за грань очередного наслаждения, она говорит:

— Ты подумай о чем-нибудь плохом, это поможет продержаться. Я тоже хочу...

Он послушно вспоминает простреленное тело матери.

Девушка тянет его за бедра, устраивая подростка между раскинутых ног. Природа берет свое, заставляя Сергея двигаться в извечной тяге оставить свой след на этой земле. Зина дышит часто и тяжело.

— Еще немножко, Сережа. Пожалуйста.

Он, конечно, не выдерживает, падает лбом на ее плечо и слышит в голове звенящую пустоту.

Октябрьские обжигают холодом, и мальчишки спят вместе, прижавшись друг к другу. Еще пока не морозит, но вокруг одинокого человеческого жилья начинают собираться собаки. К дому приходится пробираться, отпугивая их палкой. Громадный матерый вожак провожает тяжелым взглядом каждого, кто проходит по его территории. Дети слушают по ночам тоскливый вой стаи, пробовавшей человеческое мясо.

— Их еще больше стало, — испуганно говорит Сашка.

— Ну, да, — отвечает Димка, — привыкли, сволочи, что их здесь нет-нет да и подкормят. Петьку два дня жрали.

В конце октября Ромка пришел домой злой, как черт. Заплаканные пацаны боялись даже вздохнуть. Обжег горящим взглядом Сергея, только что вышедшего из спальни, выматерился сквозь зубы.

— Повеселился, молдаванин? Готовься, скоро на работу пойдешь.

Мальчишки сидели в уголке, не поднимая глаз.

— Че застыли? — заорал он на них, — костер разводите. Замерзнуть хотите?

Димка схватил палку и сорвался с места Ромка мерил комнату размашистыми шагами.

— На рынках охрана, на вокзале ментура. А я даже ножа с собой не взял.

Он подошел к Сергею, сидящему на своей постели, присел перед ним на корточки.

— Жрать нечего, дружище.

— Ромка, Ромка, — залетел в дом Димка, — собаки там, я боюсь.

— Собаки? — встрепенулся парень. — Собаки — это хорошо.

Рывком поднялся на ноги, бросился в комнату.

— Рома, — выкрикнула Зинка вслед.

— Сидеть, — цыкнул он на нее, — его никуда не пускай. Не хватало, чтобы шкурку испортили.

Из комнаты вышел, улыбаясь, как сумасшедший, и поигрывая финкой.

— Маловат, конечно, но...

Опять опустился перед Сергеем, глядя в глаза с веселой злостью.

— Сиди здесь, придурок, что бы ни случилось. Димка, Сашка, — выкрикнул, не отрывая взгляда от растерянного лица напротив, — ищите, что потяжелее. Пойдем ужин добывать.

— Я с тобой, — сказал Сергей.

— Еще чего не хватало, — Ромка поднялся на ноги и теперь смотрел на подростка сверху, — ты мне живой и красивый нужен. Если выйдешь — пырну ножом, ты меня знаешь.

Выскочил из дома, раздав пацанам незлые подзатыльники. Они побежали за ним весело, как на праздник.

Ромка стоит перед собачьим вожаком, глядя в тяжелые глаза, читая в них приговор. Окружающие шавки наматываюткруги, опасаясь подходить без приказа. За спиной семнадцатилетнего пацана стоят двое мальчишек. У Димки в руках топорик, у Сашки — лопата.

— Бить только на поражение, — говорит он им, — если раните, они ...  Читать дальше →